Маленькая красная кнопка

Ближе к утру звонит Мазуров. Голос вялый, уставший, но жутко довольный.

— Гордеева, я твой должник, — тянет, смакуя каждое слово. — Тридцать человек повязали, когда они товар перегружали, но это фигня. Самый смак, что проконтролировать приехал Николаев собственной персоной. Волокиты теперь хоть отбавляй, с иностранцами гемор, но это всё мелочи. Батя доволен, про меня и говорить нечего.

— Али и Хасан были? — спрашиваю с волнением.

— Были, были… и ещё трое не из местных… ладно, я домой, еле на ногах стою. А, да. Флешку из регистратора тебе в почтовый ящик закину. Копии не делал, но тут на слово придётся поверить. Да и… не видно там ни черта, если честно, я далеко ехал, а вы за фурой.

— Ну ты и говнюк, Мазуров… — смеюсь тихо, а он отключается, опасаясь, что огребёт по полной.

Выходит, утром мы с мамой можем уехать.

— Диана, ты уверена, что хочешь? — спрашивает она, помогая одевать Рому, пока я охраняю от его цепких ручек сумки.

— А что мне тут делать? К тому же, кроме как на такси, отсюда не выехать. Я столько не зарабатываю. Я вообще ни сколько не зарабатываю, если Соболев меня ещё не уволил, мне нужно сделать это самой. И не ясно, что будет с декретными выплатами, короче, придётся побегать и вообще…

— Всё образуется, — говорит тихо и гладит меня по щеке, попутно вытирая слёзы, текущие без моего на то желания.

Конечно, образуется. Когда-нибудь я привыкну.

Квартира кажется чужой и забытой. Неуютной и тесной после огромного дома, с давящими стенами. Я бросаю сумки и тут же выхожу с Ромой на улицу, одев его потеплее. На площадке никого, дождь накрапывает, нормальные мамаши дома со своими чадами, наверняка в окно пальцем тыкают и головой качают, сокрушаясь моей нерадивости.

Пошли нахер. Держи, сын, свой совок, пойдём копать мокрый грязный песок. Пойдём с горки прокатимся, под которой лужа с выходом в Нарнию. Потом на качели с выломанной спинкой, прогоним голубей из-под лавки, потом дворового кота из детского домика, а потом уж домой.

Иду, прижав грязного сына к себе, а во дворе тормозит дорогая машина Соболева. На улице дождь! На дорогах — грязь! Почему, чёрт возьми, она такая чистая?! И почему на его лице ни тени сожаления?

— Па! — вскрикивает Ромка и тянет к его белой футболке жутко грязные ручки.

— Не надо, заяц, ты испачкаешь его, — осаживаю тихо.

Тимур хмурится и стискивает зубы, забирая из моих рук сына.

— Здорова, мужик! Это у тебя что? Палка?! Где взял? А посмотреть дашь? Слушай, ты мокрый, пошли переоденемся. Я тоже разденусь, надеюсь, полуголым меня твоя мама не выставит… как хорошо, что ты почти ничего не понял, надеюсь, я научусь фильтровать к тому моменту, как ты подрастёшь…

И так до самой двери. Плетусь позади них, эмоции пытаюсь унять, боль приглушить, дышу медленно, глубоко. Привыкну. Когда-нибудь точно привыкну.

— На работу завтра выйдешь? — спрашивает, скидывая кроссовки и проходя вместе с Ромой.

— А надо? — хмыкаю в ответ, а он ставит его в ванну и начинает раздевать.

— Своё мнение я уже говорил, — отвечает флегматично, — вернёшься на восьмой, там тебе будет комфортнее.

— А сына я куда дену?

— Тоже не проблема, няня та же, ей до тебя добираться даже удобнее.

— Мне не по карману няня, — говорю сквозь зубы, а Тимур медленно оборачивается, буравя меня взглядом. — Что? Это правда.

— Давай договоримся, все расходы на сына на мне. Я открою счёт, дам тебе карту, расплачиваться будешь ей. И это не подачка, я спиной чувствую, как ты психуешь. Это мой ребёнок и вполне логично, что я хочу о нём позаботиться. Договорились?

— Договорились, — отвечаю тихо, а он включает душ и продолжает:

— Теперь ещё момент. Как часто я могу приезжать? В какие дни, в какое время. Не хочу прийтись не к месту или торчать под окнами, ожидая, когда вы вернётесь.

— Пиши, когда сможешь, — пожимаю плечами в ответ.

— Какое полотенце?

— Я сама. Ты грязный…

Нервно сдирает с себя футболку, как вторую кожу, швыряет её на пол и шипит сквозь зубы:

— Какое полотенце?

— Джинсы тоже грязные, — бормочу, отводя взгляд.

— Да твою мать… — снимает и их, а я подаю полотенце. — Премного благодарен!

Заворачивает Ромку и выходит.

Сам всё делает. Вытирает, шарит по шкафам в поисках подгузников, одежды, уговаривает его остановиться хоть на минуту, раздражается, остывает, наконец-то справляется и садится на пол.

— Я не представляю, как ты делаешь это по сто раз на дню. Может, няню на полный день? Во мне в лучшие годы столько энергии не было.

— Ну, я помоложе, мне полегче, — хмыкаю и иду на кухню готовить.

— Мелкая язва, — фыркает мне вслед.

Полчаса вместе и я уже не злюсь. Полчаса и я не помню ни один из тщательно выстроенных в голове образов предполагаемых девиц. Полчаса и я улыбаюсь. Забываю о времени, забываю о проблемах, плевать на не разобранные вещи и гору посуды. Смотрю, как он вытирает с себя гречку, которую Ромка выбил из ложки, смотрю, как глубоко он вдыхает, справляясь с очередным приступом раздражения, смотрю, как старается. Смотрю, как полуголый Соболев кормит в тесной кухне нашего сына. Пострадаю когда он уйдёт… а он остаётся.

На работу вместе, уезжаю одна, пораньше, но вечером он снова приезжает. Сумка, немного вещей, зубная щётка. Неделя, вторая, месяц.

Ибрагим куда-то делся. Кабинет закрыт, у Тимура спрашивать опасаюсь, но через два месяца, когда сталкиваюсь с ним в коридоре, выдыхаю с облегчением.

— Я тоже рад тебя видеть, душа моя, — тихо смеётся и обнимает, целуя в макушку.

— Мне это аукнется… — вздыхаю ему в грудь, краем глаза видя, как вытянулись шеи коллег.

— Да плевать, я тут шеф. На сорок девять процентов. Как ты? — смотрит внимательно, руку машинально к моему животу потянул, а я тут же отпрянула.

— Порядок.

— Уверена? Ты похудела.

— Меня тошнит круглые сутки, — шиплю сквозь зубы, — скоро отпустит, с Ромкой то же самое было. Уже второй триместр пошёл.

— А шёпотом потому что… — поморщилась, а Ибрагим присвистнул.

— Где был?

— Следил, чтобы Али сел. У нас, тут слишком хорошие условия.

— Для тебя теперь «у нас» — это тут, — хмыкаю в ответ, а он тихо смеётся:

— Пожалуй. Так что у вас с Соболевым?

— Не начинай…

— Не заканчивал.