Маленькая Луна. Мы, народ...

Система работала, как часы.

– Елы-палы… – только и сказал Микеша, разинув рот.

Никаких других аргументов ему не требовалось. Тут же договорились, что он сделает, во-первых, обычный количественный анализ: присутствие и удельное содержание в «океане» основных химических элементов, надо же знать, хотя бы в общих чертах как там и что, во-вторых, он сделает первичный качественный анализ, то есть построит картинку распределения различных органических соединений, это, кстати, должно многое прояснить, ну а в-третьих, опираясь на полученные результаты, попытается хотя бы примерно изобразить некоторые функциональные конформации – скажем, белковые, если они там и в самом деле присутствуют, или какие-нибудь другие, могущие свидетельствовать о биологическом статусе «колеса».

– Конечно, это лишь начало работы, – сразу же предупредил Микеша. – В полном объеме такое исследование займет месяцев пять или шесть. Считать много придется, мороки будет… Ничего, мы это как-нибудь отрегулируем…

В общем, Микеша исчез, унеся с собой в запаянных ампулах несколько проб, и началось время, которое Арик потом не мог вспоминать без сокрушительной дрожи. Уже дней через десять Микеша притаранил ему бледную, плохо читаемую распечатку с рядами цифр и объяснил, что количественный анализ в данном случае ничего не дает. Набор стандартный: интерпретировать эти соотношения мы не сможем. Разве что использовать их для украшения очередной статьи. Цифры, знаешь, всегда производят благоприятное впечатление. Однако еще через месяц он притащил результаты качественного анализа, и при этом, по крайней мере внешне, выглядел уже значительно веселее. Оказалось, если, конечно, верить методам электрофореза, что в состав «первичного океана» входит множество любопытных веществ. Там присутствовали, по словам Микеши, и липопротеиды самых различных видов, и гликопротеиды во фракциях от низшей до высшей, и нечто вроде фрагментов гемоглобина, и даже преальбумин вкупе с глобулином и гаптоглобином. Правда, Микеша тут же оговорился, что все указанные соединения обнаруживаются в образцах в очень малых количествах, фактически только как эхо, и, если честно, то декларировать можно лишь наличие их следов. Более того, размытость электрофоретических отпечатков, свидетельствует о том, что структуры эти находятся в крайне неустойчивом состоянии: видимо, появляются и исчезают, синтезируются и распадаются, не существуя сколько-нибудь долгое время.

– Все это похоже на сильно разбавленную плазму крови, – сказал Микеша. – К сожалению, аналогия очень косвенная, утверждать это публично я бы не стал. Сначала следует изучить каждую фракцию.

Самое интересное, однако, заключалось не в этом. Самое интересное, согласно Микешиным данным, состояло в том, что, помимо уже известного, классического набора соединений, плазма содержала в себе и некое дополнительное вещество, некую загадочную молекулярную конформацию, по параметрам, по динамическим свойствам, существенно отличающуюся от других.

По крайней мере, трек ее явно выдавался вперед.

– А вот это уже серьезно, – заметил Микеша, тыча пальцем в пятно, напоминающее раздавленного жука. – Новый актор, новый биохимический персонаж открываешь не каждый день.

Он громко потянул воздух ноздрями. Арика, рассматривающего отпечатки, это насторожило. Угадывалось в Микеше какое-то нездоровое возбуждение, какой-то озноб, прохватывавший в свое время и Горицвета. И чем история с Горицветом закончилась?

У него ныло сердце, когда, согласно договоренности, он передавал Микеше остатки коацервата, хранящиеся в жидком азоте.

Он был полон нехороших предчувствий.

Что-то здесь шло не так.

Предчувствия оправдались даже раньше, чем он предполагал. Всего через три недели Микеша выделил эту загадочную субстанцию, являющую, по его словам, «химический парадокс». С одной стороны, в ней имелось некое марганцевое ядро, и Микеша считал, что оно ответственно за процессы энергетического обмена, а с другой, наблюдалась обширная ферросодержащая область, и Микеша высказывал мнение, что именно здесь концентрируются реакции первичного синтеза. К тому Микеша, как выяснилось, уже таскал образец куда-то на спектрометрию и теперь утверждал, что между обоими «ядрами» расположен участок с повторяющими сегментами.

Видимо, по нему и происходит обмен.

Арик, если честно, так ничего и не понял.

– Ты мне скажи: это белок или не белок?

Микеша полагал, что однозначный ответ пока дать нельзя. Если это белок, то, вероятно, какого-то нового, ранее неизвестного класса, а если нет, то значит могут существовать в природе структуры, исполняющие функциональные роли белков. Многое тут будет зависеть от последующих уточнений, в частности – будут ли там обнаружены пурин и пиримидин.

Во всяком случае, он требовал немедленно опубликовать результаты. Конечно, мы об этом «факторе икс» еще почти ничего не знаем – ни о структуре его, ни об особенностях функционирования. И все равно, представляешь, какая это будет сенсация!.. Возможно – новый класс природных белков! Возможно – связующее звено живого и неживого!.. Это же со временем на Нобелевку потянет!.. Что-то вроде того, как Уотсон и Крик открыли двойную спираль ДНК!..

Арику эта идея совершенно не нравилась. Напечатать сырой материал, означало попасть под шквал уничтожающей критики. Ведь на четыре метра в землю затопчут, подняться уже не дадут. Он даже фотографии «колокольчиков» пока придерживал, поскольку не мог этого феномена объяснить. А о существовании «колеса» (метаболизма преджизни) фактически знал только Бизон. И что же, вывалить все как есть? Публично расписаться в своей беспомощности? Нет, нет, ни за что!..

Спорили они до остервенения. Никакие разумные аргументы Микеша воспринимать не желал. Аргументов он сам мог привести сколько угодно. Пройдут годы и годы, прежде чем они установят природу «фактора икс». Уж ты мне поверь, я в этом специалист! Ты просто не представляешь себе объема работы! И где гарантия, что никто нас не опередит? Вспомни, кто открыл Северный полюс? Пири! И кого интересует сейчас, что за двадцать лет до него, там побывал Джеймс Кук? Или вспомни, ты мне сам говорил, как через сорок лет переоткрыли опыты Менделя. Скажешь, истина восторжествовала? Да, конечно, вот только Мендель об этом уже не узнал!.. Или вспомни полузабытую концепцию Фридмана! Или как Ньютон стал автором тех законов, которые до него открыл Роберт Гук!..

Глаза у Микеши горели бледным огнем. Волосы вставали дыбом и корчились, как наэлектризованные. Причем, он не просто спорил, предлагал варианты, что еще можно было бы как-то терпеть, но – не согласовывая, даже не ставя в известность – предпринимал самостоятельные шаги. Так Арику однажды прямо на кафедру позвонил некий корреспондент и, сославшись именно на Микешу, попросил дать интервью.

– У нас есть рубрика «С переднего края науки». Скажите, а правда, что в вашей лаборатории создано первое в мире искусственное существо?

Арик был так взбешен, что несколько минут не мог говорить. Какое искусственное существо? Что за чушь? Микеша, в свою очередь, удивлялся его неистовому негодованию:

– Это же влиятельная газета. Ее читают сотни тысяч людей. Слушай, а вот есть еще такая передача на телевидении «Мир открытий», давай выступим, меня обещали на следующей неделе свести с режиссером…

Ничего ему было не объяснить. И самое неприятное, что Микеша начал вмешиваться уже в его непосредственную работу. В частности, застопорившись, вероятно, с уточнением «фактора икс», он теперь бурно настаивал, чтобы в эксперименте были использованы активные меры воздействия. Исходил он из тех же синергетических представлений, что когда-то и Горицвет: система неравновесна, чтобы продвинуть ее на новый уровень, необходим некий толчок. Вот такой толчок они и должны организовать.

Микеша раз за разом твердил:

– Ты что, сорок лет собираешься ждать, пока оно трансформируется само? Как хочешь, я не согласен!..

Он предлагал испробовать воздействие на «колесо» низких и высоких температур, а если ничего не получится, то – радиоактивного излучения. Мотивировал это тем радиация является универсальным дестабилизирующим фактором. Возможно, она и прежде способствовала крупным эволюционным метаморфозам.

Арика в жар бросало от таких предложений. Он, правда, помалкивал: у Микеши до сих пор оставалась часть экспериментального материала. К тому же результаты химического анализа формально принадлежали ему, и Микеша мог их опубликовать, не спрашивая разрешения.

Кстати, слабое термическое воздействие на «колесо» он уже пробовал. Ничего особенно интересного эти опыты не принесли. При понижении температуры «колокольчики» замирали и медленно опускались на дно, а при повышении начинали желтеть и судорожно трепыхаться. Вероятно, существовать они были способны только в очень узком физическом интервале.

Никак было из этого не выпутаться. Микеша, видимо ослепленный блистающими перспективами, буквально сходил с ума. Он то требовал от Арика, чтобы они возобновили начальный эксперимент: обещал взять часть аквариумов к себе, наблюдать за ними днем, ночью, без перерыва, сколько понадобится, то настаивал на проведении грандиозной пресс-конференции: страна должна знать, что мы стоим на пороге величайших открытий, а то и вовсе предлагал обратиться с письмом в правительство, чтобы, учитывая особую значимость проводимых ими работ, им выделили бы помещение, оборудование, штаты, поставили бы на специальное государственное финансирование.