Маленькая женская месть

Маринке, её дочери, игра в шпионов сразу пришлась по вкусу, и девочка быстро вошла в роль. Живая и общительная, она легко знакомилась с ровесниками, расспрашивала их о школе - злые ли учителя, сколько бывает каждый день уроков, много ли задают на дом.

Олеся начала обход с другой стороны поселка, чтобы все выглядело достоверно. С одной стороны, хорошо, что многие дома пустовали, меньше мороки с опросами. Москвичи жили на дачах только летний сезон, а в конце августа, когда детям нужно готовиться к новому учебному году, поселок пустел, оставались только местные жители или пожилые родители москвичей. Но с другой стороны, мало жителей - мало свидетелей.

Марине удалось выяснить, что в поселке пятеро ребят и четыре девочки в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет, а у парней и девушек постарше своя компания. С Олей, внучкой Марьи Павловны, Марина познакомилась, но пока ничего интересного не выяснила.

– Мам, нам нужно приехать сюда ещё раз. Тогда я побуду с ребятами подольше и многое разузнаю, - с горящими от возбуждения глазами сказала она Олесе.
– Они собираются на окраине поселка, там стоит полуразвалившийся ничейный дом, это их штаб-квартира.

Олеся решила посоветоваться с друзьями, а уж потом решить, стоит ли возлагать на дочь такое ответственное поручение.

Наконец Олеся добралась и до дома Марьи Павловны. Рассказав ей дежурную легенду, она пожаловалась, что уже стерла ноги, устала, но ничего подходящего так и не нашла: дома или заперты, или там живет семья, им и самим тесно, пускать квартирантов некуда. А ей бы хотелось, чтобы был отдельный вход или небольшой домик на общем участке.

Марья Павловна посочувствовала, угостила чаем, но подходящего помещения не нашлось и у нее. Пока они чаевничали, пришли дочь и зять Марьи Павловны и тоже сели к столу. Зятю, видно, хотелось выпить, тем более, у них гостья, и он несколько раз весьма откровенно намекнул и даже привстал, но жена на него шикнула, и он, очень огорченный, сел на свое место.

Олеся поняла, что ключ к сердцу потенциального свидетеля найден.

– Так замерзла, - пожаловалась она.
– Сапоги прохудились, ноги все мокрые. Никак не могу согреться.

– Нужно принять для сугреву...
– зять выразительно щелкнул себя по горлу и посмотрел на суровую супругу.

– Сиди уж, - сердитым тоном отозвалась та.
– Тебе лишь бы начать, потом не остановишь.

– Да мы по чуть-чуть, - заныл он, и тут в разговор вступила Олеся:

– Я бы и сама не прочь выпить, но неудобно вас обременять.

– Да какое там беспокойство!
– обрадованный зять снова вскочил.
– Щас мигом сбегаю до соседей, у них и домашняя настоечка есть, и кой-чего покрепче.

– Нет-нет, - запротестовала Олеся.
– Я сейчас сама схожу в магазин и куплю, если вы не против.

Тут уж строгая супруга не стала возражать. Все ж русские люди по природе гостеприимны.

– Не надо никуда ходить, - она встала, пошарила за печкой и извлекла бутылку водки.
– Все у нас есть, да только мой Петр больно на это дело падок, вот и приходится от него прятать. Вы не думайте, он не пьянчуга, один пить ни за что не станет, а уж если гости, так непременно любит угостить. Ну, и сам не отстает.

Олеся водку не пила, но дело требует жертв. Люба, дочь Марьи Павловны, мигом собрала на стол - домашние соленья, колбаса, картошка, сало, хлеб. Угощенье венчала бутылка водки - все как принято в настоящем русском доме.

Когда необходимая степень доверительности была достигнута, и молодые перешли на "ты" и стали называть друг друга по именам, Олеся приступила к главному:

– Может быть, мне снять какой-нибудь дом, где сами хозяева зимой не живут? Поживу до лета, а там, глядишь, что-нибудь придумаю. У вас тут поблизости нет такого?

– У Николаевых можно спросить, - сказала Марья Павловна.
– Их дом напротив нашего. Добротный, теплый. До мая они сюда не приезжают. Чего ж не сдать, раз дом пустует? Вы приглядите, чтоб кто не влез, да и протопите, а то когда они приезжают, дом после зимы сырой. И собака у них есть, но Николаевы её в Москву не берут - она дворовая. На зиму отдают соседям, Овсеевым, платят им за прокорм, а вы и за собакой присмотрите, и покормите. У меня где-то был их московский телефон, потом поищу.

– Спасибо, Марья Павловна, это мне как раз подойдет. Но вдруг они не согласятся? Может быть, у вас есть телефон других соседей? А то дома пустуют, спросит некого.

– Может, Олесю с Маринкой пустит Васильевна?
– вмешался Петр.
– Она давно хочет к дочке в Москву перебраться, да Митьку боится одного оставить, он пьет запоями, один пропадет. Их дом на той стороне переулка, напротив того, где хозяина убили.

– Ой!
– вскрикнула Олеся.
– Я привидений боюсь. Говорят, что убитые потом бродят ночами.

– Они ж по своему дому бродят, не по улице, - резонно возразил Петр.

– А за что его убили?

– За бабу, за что ж еще!

– Не болтай, раз не знаешь, - одернула мужа Люба.

– Это ты не знаешь, а я знаю!
– торжествующе заявил Петр.

– Да это ж его жена была!
– отмахнулась она.

– Нет, не жена, - настаивал он.

– Ты-то откуда знаешь!

– А вот и знаю. Жена приезжала с ним на белом "Жигуле". А эта приехала на белом "Кадиллаке".

– Откуда в нашей глуши "Кадиллак"!
– фыркнула Люба.
– По нашим колдобинам только на грузовой проедешь. Да и не таков был хозяин с виду, чтоб к нему на "Кадиллаке" кто-то приезжал. Его машина обшарпанная, не новая, да и сам он не из богатых.

– Помнишь, в среду на той неделе я был в отгуле, мотоцикл чинил? Бензобак потек, - пояснил он для Олеси.
– Сначала возился во дворе, потом поездил по поселку, чтоб проверить, не потечет ли. И вот выруливаю я в наше переулок, а навстречу мне катит этот "Кадиллак", а в нем сидит такая дамочка - закачаешься!

– А ты варежку-то и раззявил, - ревниво встряла Люба, а Олеся мысленно ругнула её за то, что сбивает мужа с нужной темы.

Но Петр не дал себя сбить:

– Да уж, хороша была, стерва! Машина у неё белая и сама вся в белом.

– Да еще, небось, и блондинка, - язвительным тоном заметила брюнетка Люба.

– Именно что блондинка, - мечтательно произнес Петр.
– Жаль, лицо не разглядел - на ней была шляпа с большими полями, а спереди свисала такая сетка, как раньше носили, чтоб лица не видать. Но видно, что молодая. Едет она и смотрит на номера дома на калитках, проехала вперед, а я хотел крикнуть, что дальше все дома пустые, но эта женщина уже свернула. А когда я втаскивал мотоцикл во двор, вижу, она быстро-быстро идет пешком и входит как раз в калитку того дома, где потом хозяина убили.