Маленькие и неприметные-2. В кольце смерти

Но упавшая поднялась. Сначала на четвереньки, а потом и на ноги. Озираясь, она побежала домой. Дмитрий слышал, как она повизгивала.

Дома Бояркина рассказала, как, возвращаясь от Никифоровой, она снова стала жертвой покушения на её жизнь. До прихода Подлесного прошло не менее двадцати минут, однако Марина всё ещё была почти что в невменяемом состоянии. Стуча зубами о бокал с виски, она рассказывала о страшном происшествии и плакала. Подлесный слушал и молча гладил её по голове.

5

– Марина Григорьевна, вам надо срочно купить пистолет, – сочувственно вздыхая, высказалась Телешова.

– Пистолет – это серьёзно, – веско заметил Подлесный.

– Хотя бы газовый, – добавила Телешова.

– Покупать – так настоящий, – вскинула голову Бояркина. – Бах, бах – и две аккуратные дырочки во лбу.

Подлесный горько усмехнулся:

– Во-первых, ещё попасть нужно, в лоб-то. А во-вторых, дырочки аккуратными бывают только в кино, а в действительности…

– Что – в действительности? – нахмурилась Бояркина.

– В действительности полчерепа снести может. А кровища и вообще может и стены забрызгать, и потолок, и самого стрелка.

– И стрелка? – поразилась Бояркина. – А если я – с расстояния?

– С расстояния ещё попасть надо.

– Можно потренироваться.

– Не потренироваться, а тренироваться несколько раз в неделю. Стрелять-то, может быть, придётся из неудобного положения. Сидя в кустах на корточках или лёжа в придорожной канаве, сырой и противной. Или на бегу.

– То есть? – не поняла Бояркина.

– За тобой бегут, или ты – за ними.

– Неужели я ещё за ними побегу? – возмутилась Бояркина.

– Кроме того, – продолжил Подлесный, – их может оказаться двое или трое. Один оттуда палит, второй – с другой стороны, а третий вообще бежит к тебе и лупит из автомата. А самое главное…

– Что – главное?

– Пистолет ещё достать надо, выхватить, как говорится. Где ты его носить собираешься?

Марина задумалась.

– В сумочке, наверное, – сказала наконец.

Подлесный скептически поморщился:

– Расстегнуть сумочку, нашарить пистолет, ухватить, вытащить, снять с предохранителя, навести на цель… А нападают-то неожиданно, готовые, к тому же, уже полностью.

– Лариса, плесни коньячку мне, – попросила Бояркина. – И Дмитрию.

– Нет, спасибо, мне не надо, – отказался Подлесный. – Кстати, рука, которой за оружие хватаешься, должна быть твёрдой. Всегда. Поэтому выпивка, сама понимаешь, не способствует, так сказать… Как и курение, впрочем.

Обсуждение мер, которые необходимо принять для обеспечения безопасности Бояркиной, продолжилось. Телешова предлагала даже нанять телохранителей, однако Марина сказала, что это разорит её. Никакого решения, в результате, принято не было, но Марина, попивающая коньяк, рюмку за рюмкой, так набралась, что Подлесный вынужден был отвезти её домой и уложить в постель. Когда он собрался уезжать, Марина расплакалась. И Дмитрий остался с нею.

Следующие два дня Бояркина никуда не выходила, хотя Подлесный и заверял, что в его присутствие с нею ничего не случится. В четверг Марина всё же отправилась в офис. Однако и в этот день, и в последующие дни работа у неё не ладилась. Теперь уже Бояркина не выглядела такой спокойной и уверенной в себе, как прежде. Она стала рассеянной, задумчивой, неразговорчивой. Порой раздражалась беспричинно и могла накричать, громко и визгливо. Подлесный, в отличие от работников фирмы, старался постоянно находиться поблизости, отчего ему доставалось больше других. Он, по существу, стал её телохранителем, приняв на себя дополнительные обязанности. В первый же день, когда Марина собралась домой и направилась к выходу, Дмитрий остановил её:

– Стоп! Я иду первым. Ты выходишь через пять, примерно, минут.

– Что такое? – нахмурилась Бояркина. – У меня нет времени тут рассиживать.

– Ничего, посидишь. Иначе у тебя вообще не будет будущего. Возможно. Я должен принять меры. Я должен всё осмотреть.

– И что ты намерен искать? – смягчилась Бояркина.

– Посмотрю, нет ли посторонних. Ну и остальное.

– Остальное – это что?

– Осмотрю машину и окрестности, не появилось ли чего-то дополнительно внутри и поблизости. А вдруг машину заминировали?

– Ты подойдёшь, понюхаешь и всё поймёшь? – не без усмешки в голосе произнесла охраняемая. – Разминированием собаки занимаются, насколько мне известно.

– Я сделаю то, что я в состоянии сделать, – спокойно ответил Подлесный. – Если от машины, например, тянется какая-нибудь проволока или леска, то я её обнаружу. Если вблизи появились какие-то пакеты, свёртки, банки, коробки, то это тоже может показаться подозрительным. Кстати, бомбочку могут и по почте прислать. И не только посылкой, но и обыкновенным письмом.

– Уж не собираешься ли ты сам почту вскрывать?

– Возможно. Тебе самой, по крайней мере, не следует этого делать. И все об этом должны знать. Причём даже если на письме написано «лично в руки». Чтобы как можно больше людей знали, что письма и посылки ты вскрываешь не сама и что делается это даже и не рядом с твоим кабинетом.

Бояркина, в основном, прислушивалась к рекомендациям Подлесного, но порой на неё что-то находило, и она вела себя немногим лучше, чем в ночь с субботы на воскресенье, когда приступы истерики следовали один за другим.

А в воскресенье, то есть через неделю после покушения, Марина избила Дмитрия, окончательно разрушив ауру загадочности и хрупкости, которая окружала её раньше, плотно и неразрушимо в первые дни их знакомства, лёгким облаком – в последнее время. Повод – он обещал найти тридцатиграммовые коньячные рюмочки, однако не сделал этого. Пустяк, казалось бы. Но Марина, неожиданно вспомнив об этих рюмочках, пришла в неописуемую ярость, едва Дмитрий успел виновато улыбнуться и пожать плечами. Рот открыть он уже не успел.

– Что ты сказал?! – рявкнула Бояркина и, сжав кулаки, подскочила к нему.

Дмитрий (он в это время сутуло сидел в кресле и подкреплялся чипсами) отшатнулся назад и непроизвольно выставил перед собою правую руку, ту самую, которой до этой секунды выуживал из пакетика промасленные ломтики.

– Будут рюмочки, Марина! – выпалил он. – Завтра же…

– Что?! – подалась вперёд Бояркина.

– Я сегодня же… – поправился Дмитрий и тут увидел, что пальцы его руки касаются белоснежной ткани платья Марины. И стремительно отдёрнул руку.