Маленькие комедии

ЧИНГАЧГУК. Гусь, родненький, ты живой?

ГУСЬ. А ты меня уже похоронить хотел?

ЧИНГАЧГУК. Да что ты, что ты! (Машет руками). Я… я… веревочку-то того… надрезать забыл.

ГУСЬ (потирая шею). Забыл?

ЧИНГАЧГУК. Забыл. Зарепетировались мы с тобой. В генеральной репетиции не забыл, а как в действие перешло – из памяти вон.

ГУСЬ. Пить со мной, так память не подводит, а как…

НИНА. Ах, вот оно в чём дело? Репетировали? Разыграть меня решили, чтоб расчувствовалась, поллитру вам выставила?

Поворачивается к Витьку и с размаху даёт ему в нос. У того снова потекла кровь.

ВИТЁК (захныкав). Да за что?

НИНА. За то самое. Вестник несчастный! Скорей, Ниночка! Бегом! Не успеем! Уже повис!

ВИТЁК (задрав голову к потолку). Почему физическое воздействие в отношении одного меня применяется?

ГУСЬ (передразнивая Витька). А ты её лаской, лаской. Сам же сказал, что она женщина полная, а толстушки все добрые.

НИНА. Ах, я ещё и толстушка? (Снова замахивается на Витька. Тот отскакивает от неё). Значит так. (Направляется в угол сарая и достаёт из тайника поллитровую бутылку). Вот вам ваша ценность и жизненный ориентир. Пейте на здоровье. А ты, Гусь, можешь домой больше не приходить. Я с тобой развожусь. Если вот это тебе дороже, чем жена, семья, работа… живи с этим. Сына будешь видеть по выходным дням. Не знаю, как твоё мужицкое слово, но мое, женское, я сдержу.

Ставит бутылку на пол и выходит из сарая. Пауза. Чингачгук вытаскивает из кармана всегда находящиеся там на всякий случай стаканчики и, откупорив бутылку, разливает.

ЧИНГАЧГУК. Мужики, это надо отпраздновать.

ГУСЬ (хмуро). Что отпраздновать?

ЧИНГАЧГУК (смущённо). Ну… живой же остался.

ВИТЁК. Так что, пьём?

Стоят с поднятыми стаканами. Пауза, в течение которой Гусь о чём-то напряжённо думает.

ЧИНГАЧГУК. Чего задумался?

ГУСЬ. Погодите, мужики. Я вот что хочу сказать. Я ведь чуть и, правда, не погиб. Пока болтался там, между землей и небом, вся жизнь перед глазами промелькнула. А мелькать-то, оказалось, нечему. Вот Нинка всё на море просилась… Мы же ни разу на море не были. Мальчонка мой дельфинов не видел. Мы с вами водку пьём, а вон мужик на горных лыжах катается, на сверхзвуковых самолётах летает…

ЧИНГАЧГУК. Кто катается?

ГУСЬ. Неважно.

ВИТЁК. Да пусть катается. Водка стынет.

ГУСЬ. Цыц! Замолчи. Какая у меня Нинка справная бабёнка, работящая, хлопотливая.

ВИТЁК. Красивая. Знаешь, как на неё наш бухгалтер Чирикин заглядывается. Ух, говорит, мне бы такую жену.

ЧИНГАЧГУК. Точно. Облизывается, как кот на сметану.

ГУСЬ. А чего раньше молчали? Да я этого бухгалтера… Я смотрю, Витёк, и ты на неё заглядываешься.

ВИТЁК. Я-то?..

ГУСЬ. Ты-то.

ВИТЁК. Да я так… для чистой эстетики. Люблю красивые формы. Да ты не ревнуй, Гусёк, мы же с ней за одной партой сидели, на сенокосе вместе сенокосили…

ГУСЬ (сердито). Сенокосили… Я тебе посенокошу. Форму он, видите ли, любит. Ты знаешь, люби… только подальше от Нинки. Иначе, глядите мне, мужики… Я, можно сказать, уже в вечности побывал. В нихиле. Мне теперь всё нипочем.

ЧИНГАЧГУК. Да мы-то что, мы по-дружески.

ГУСЬ. Да уж хорош друг, нечего сказать: чуть на тот свет не отправил. Эх, собутыльнички.

Ставит чурбанчик под балку, поднимает с пола верёвку, забирается на чурбанчик, перекидывает верёвку через балку. Делает петлю.

Хорошая балка, надёжная. И верёвочка… не подвела.

ВИТЁК. Ты, Гусь… ты чего? Опять, что ли, вешаться?

ЧИНГАЧГУК. Никак, спятил?

Гусь продевает голову в петлю.

ГУСЬ. Прощайте, братцы! Прощайте навсегда. Оставляю я вас и ваш (кивнув на водку) жизненный ориентир.

Подпрыгнув и оттолкнувшись от чурбанчика, пролезает в петлю всем туловищем и пошёл раскачиваться на верёвке, как на качелях.

Сделаю сынишке качели. А потом на море всей семьёй, а потом – на горных лыжах, и на сверхзвуковом самолёте.

Громко хохоча, летает по сараю над застывшими с рюмками в руках бывшими собутыльниками.

Выкуп

Действующие лица:

Серебряков Константин

Серебрякова Елена Аркадьевна

Беляев Алексей Борисович

Сцена первая

Подвал, оборудованный под спортивный зал. Тренажёры, маты, шведские стенки и проч. Зал нерабочий. По залу ходит Серебрякова, женщина лет тридцати пяти.

СЕРЕБРЯКОВА. Нет, я должна выбраться отсюда… Выбраться во что бы то ни стало! Буду тренироваться, буду истязать своё тело… но ускользну от этих подлецов.

Садится на велотренажёр, яростно крутит педали. Дверь открывается. Входит Беляев.

БЕЛЯЕВ. Как вы себя чувствуете, Елена Аркадьевна?

СЕРЕБРЯКОВА. Издеваетесь? Как себя может чувствовать заложник? Долго вы ещё меня собираетесь здесь держать? У меня уже нервы сдают.

БЕЛЯЕВ. А вы не нервничайте. Муж ваш собирает нужную сумму. Сказал, что из-за кризиса никак не наберёт.

СЕРЕБРЯКОВА. А когда он наберёт? Я уже двадцать шесть дней у вас в заточении.

БЕЛЯЕВ. Не преувеличивайте, не двадцать шесть, а только двадцать четыре.

СЕРЕБРЯКОВА. Ничего себе – только.