Маленькие саги

Заканчивался ноябрь. За окном лил дождь, но уже в воздухе чувствовался морозец.

Александра прислушалась к шуму капель, барабанящих по крыше соседнего балкона, и потянулась к вазочке со смородиновым вареньем.

– Завтра гололед будет, – сказала она соседке Ираиде Васильевне, накладывая ей в розетку рубиновое желе.

Та отхлебнула горячий чай из маленькой чашки, синей с золотыми цветами.

– Значит, завтра никуда не пойдем, – сказала она. – В такую погоду нам с тобою на улице делать нечего.

Александра кивнула, погладив себя по животу, выпирающему из-под толстовки. Потом перевела взгляд на стену, где в разнообразных рамках висело множество фотографий. В основном, свадебные: розовые и желтые розы украшали белый шатер, подружки невесты в одинаковых длинных платьях цвета берлинской лазури, а шаферы в красных галстуках–«бабочках». Один из них толстый и важный, был запечатлен рядом с женихом и невестой. Причем фотограф намеренно навел объектив именно на шафера, сидевшего посредине, сделав фигуры виновников торжества слегка размытыми. Взгляд печальных глаз направлен строго в фотокамеру. Вальяжный, с «бабочкой», пристегнутой к ошейнику, Вальтер позировал, прекрасно осознавая, что именно ему обязаны молодожены своим счастьем. И безымянной кошке в парке, которую так и не удалось догнать.

Метафора любви

Гийом заглянул в полуоткрытую дверь, посмотрел на сгорбленную фигуру хозяина, сидящего в кресле напротив эркера, перевел взгляд на освещенный со всех сторон витраж. Изображение притягивало, казалось живым, а сюжет странным. Ни страстей Христовых, ни орнаментов. Двое играют в шахматы. Он и она. Красавица, одетая по моде пятидесятилетней давности, на голове рогатый атур. Знатная дама. И мужчина, этакий молодой щеголь. Слуга, засмотревшись, слегка толкнул дверь. Заскрипели петли, выдавая любопытного парнишку.

– Это ты, Гийом? – окликнул резкий и скрипучий голос.

– Не угодно ли чего, сир? – сразу нашелся слуга.

– Принеси мне глинтвейна!
– сварливо потребовал сюзерен.
– Только скажи кухарке, пусть положит больше кардамона. Она знает, как я люблю.
– Хозяин смерил взглядом паренька и добавил: - И закрой дверь поплотнее. От этих сквозняков у меня обостряется подагра.

Когда за дерзким мальчишкой закрылась дверь, граф де Биссе тяжело поднялся и подошел к центральной части эркера, которую занимал витраж. Коснулся рукой края стеклянного платья, провел рукой по изящной ножке, скрытой длинным подолом. Вспомнил, как ступня в тонкой бархатной туфле коснулась его ноги невзначай. Потом прошлась по голени, отвлекая от игры. А в этот момент сама госпожа Жанна сделала ход ладьей и слегка дотронулась проворными пальцами до пышного рукава его камзола. Лиса! Граф отчетливо помнил, что больше играть уже не мог, а только смотрел зачарованно на любимую женщину.

– Ну что же ты, Франсуа? – осведомилась красавица, слегка наклонив голову.
– Продолжим игру, и я через два хода объявлю тебе шах.
– Жанна, слегка наморщив выбритый лоб, принялась рассматривать фигуры, оставшиеся на шахматной доске.

– Сдаюсь, моя госпожа! Я весь в твоей власти, - прохрипел граф, тогда еще просто Франсуа, младший брат графа де Биссе.

Женщина расхохоталась:

– Нет, играем дальше! Не смей сдаваться, Франсуа, и удача повернется к тебе!

– Продолжим, госпожа, - согласился он, довольно улыбаясь.
– Шахматы называют метафорой любви, и в эту игру я готов бесконечно играть с тобой. – Франсуа посмотрел прямо в глаза своей возлюбленной, давая понять, какой жар снедает его изнутри. – Я хочу заказать картину Ван Эйку. Пусть нарисует, как мы играем в шахматы.

– Пустое, Франсуа, - пробормотала Жанна, отмахнувшись. Она будто замялась, подбирая слова. Франсуа недовольно фыркнул.

– А что скажет твой брат? – живо поинтересовалась Жанна. – Он частенько в письмах называет тебя транжирой.

– Мне, конечно, влетело за те рубины, что подарил тебе на Рождество, но Анри отходчив, и все-таки я его любимый младший брат. – Франсуа засмеялся и счел за благо перевести тему. – А какие вести от Ги, вашего высокородного супруга?

– Он еще при дворе в Нидерландах. Пишет, что Филипп Добрый пока не собирается возвращаться в Бургундию. – Жанна взмахнула рукой, давая понять, что разговор о супруге ей не по нраву.

Франсуа не стал донимать любимую вопросами и радостно воскликнул:

– Да продлит Господь дни герцога Бургундского!
– Он приподнял королеву и внимательно посмотрел в глаза возлюбленной.
– Мат, моя дорогая.

Жанна удивленно воззрилась на него. И снова ее ступня заскользила по его ноге.

– Сдавайся, любовь моя!
– прошептал Франсуа, прекрасно понимая, чего добивалась плутовка, и чего хотел он сам.

Граф уткнулся морщинистым лбом в холодное стекло, искореженные артритом пальцы прошлись по золоченому переплету, сделанному из меди. Пусть Жанна и возражала, но он, пылкий влюбленный, все равно отнес эскиз молодому, но смышленому мастеру. Заказал витраж вместо картины. Вышло дешевле. Да и на работу Ван Эйка у него не хватило бы денег. А когда через пару недель слег с лихорадкой старший брат, Франсуа пришлось нестись сломя голову в Вильфранш, надеясь застать Анри живым. Покидая Дижон, он успел чиркнуть лишь пару слов и передать Жанне записку с Гийомом, дедом нынешнего слуги-пройдохи. Через месяц, похоронив Анри, Франсуа вступил в наследство и получил титул. Став графом де Биссе, он сразу помчался в пригород Дижона, в твердой уверенности объясниться с Ги и увезти Жанну с собой.

Граф постоял еще немного около эркера и, хромая, вернулся в кресло. Взор затуманился, фигуры на стекле расплылись. Нет, не от слез. Глупости какие! Просто от яркого света, бьющего в глаза. Он словно со стороны увидел себя, взбегающего по ступеням замка. Вместо знакомого старика-мажордома наткнулся на здоровенного детину в супервесте цветов Ги, графа де Форе.

– Граф никого не принимает!
– рявкнул охранник. Франсуа мог поклясться, что услышал в его голосе угрозу.

– А госпожа Жанна? – упрямо поинтересовался новоявленный граф де Биссе.

– Графине нездоровится, - пробурчал сквозь зубы стражник, выпроваживая Франсуа.

Уже около конюшен кто-то схватил его за рукав. Мария - камеристка Жанны.

– Госпожа велит вам покинуть Дижон и больше никогда не возвращаться!

– Пусть скажет мне это сама!
– зло огрызнулся Франсуа. Все его мечты и надежды обратились в прах. – Я хочу видеть ее, Мария!

– Она под домашним арестом, - зашептала, оглядываясь, служанка. Если граф прознает, что вы здесь, он убьет вас. И самой госпоже навредите. Пожалуйста, уезжайте!

– Я больше не побеспокою ее, – сдержанно пробормотал Франсуа, стараясь совладать с собой. – Но передай ей, Мария, что я люблю ее.

– Она знает об этом, месье, - кротко и печально сказала служанка. – И заберите витраж у мастера, увезите его из Дижона. Слишком похоже нарисовал он вас и госпожу!

Граф оторвался от воспоминаний и снова посмотрел на витраж. Прекрасная работа. Изящная роспись по стеклу в черных и белых тонах называлась гризайль. Позолоченные переплеты придавали объем, а разная толщина стекла оживляла картину, где они с Жанной снова сидят за шахматной доской, а за окном бурлит жизнь, до которой им нет никакого дела.

??????????????????????????

Птица, приносящая счастье

– Ген, ты борщ будешь? – крикнула из кухни Устинья.

– А на второе что? – лениво переспросил Бражников, не сдвинувшись с дивана и не отвлекаясь от айфона.

– Котлеты с пюре!

– Борщ не хочу! Тащи котлетосы!

– Ген, ну я же борщ специально для тебя варила, – возмутилась хозяйка.

– А я просил? – недовольно бросил Бражников.

– Ты чего такой? – удивилась Устинья