Маленький грязный секрет

– Ты что?! Да ты что? Ты думаешь… – начала я и вдруг поняла, что больше так не могла. Все… Наступил предел. Не могла я играть, не могла сдерживаться! Рыдания, которые я себе обычно позволяла, лишь когда оставалась одна, подкатили к горлу. Слезы брызнули из глаз, как у клоуна в цирке. Боль из меня сочилась… Боль и невыносимый стыд. Что если не одна Любка это учуяла? Что если дети, а?

Я заткнула рот кулаком и сползла спиной по металлическим воротам гаража.

– Машка! Ну, ты что? Что случилось-то? – переполошилась подруга.

– Ой, Люба… Ты не поймешь.

– А ты попробуй. Чай не дура. Лучше выговорись, чем в одно рыло. Что ты хоть пьешь? Водку?

– С ума сошла? Вино. Совиньон.

– Совиньон, – перекривила меня подруга. – Это ничего не меняет. А то ты не знаешь, как у нас в деревне спиваются. Или решила, раз теперь городская, тебя эта участь минует? Так нет. В деревне хоть в магазин лишний раз за пойлом стыдно идти. А в городе – ходи – не хочу. Никто тебя не знает. Никому до тебя дела нет.

– Ну вот. Ты уже осуждаешь, а я ведь ничего даже рассказать не успела, – тупо пялясь перед собой, прохрипела я.

– Я просто переживаю за тебя, дурочка! Смотреть на тебя больно. Ну? Рассказывай, давай. На вот… – Любка нырнула в свою безразмерную сумку. Достала пачку сигарет и протянула мне вместе с зажигалкой. – У Завьялова сегодня конфисковала, – гордо пояснила она, срывая с моих губ совершенно неуместный смешок. Истерика подступала. И вот так вырывалась наружу. Дрожащими пальцами я вынула сигарету, сунула в рот и подкурила.

– Кхе-кхе…

– Ты что, курить не умеешь?

– Пробовала пару раз в институте.

– В себя дым пускай. И неглубоко. Не то отъедешь.

Затянулась. Стало, и правда, легче. Будто и мои чувства заволокло дымом. Я блаженно зажмурилась. Вот это да… На четвертом десятке я, наконец, поняла, зачем люди курят.

– Спасибо, – от души поблагодарила Любку.

– Это из-за пожара, да?

– А?

– Вот это все с тобой. Из-за пожара?

Я отрицательно мотнула головой. Хотя кошмары все так же преследовали меня по ночам. И, наверное, пожар тоже внес свою лепту в мое состояние. Но все же не из-за него все пошло под откос.

– Нет.

– Тогда Покровский?

Я резко вскинула ресницы. Пошатнулась, уставившись на Любку во все глаза. Откуда она узнала? Как поняла? И что?

– Ты о чем?

– У вас с ним что-то было, Маш? Я вчера его машину здесь видела.

– Где здесь? – вскочила я.

– Возле школы. Так я права?

Значит, он все же не смог вычеркнуть меня из своей жизни. А я уж подумала… Во дворе моего нового дома он ни разу не появлялся. Вот я и решила, что все. И даже смогла себя убедить, что это к лучшему. А теперь что же получается? Я зря надеялась? Ведь… Вон как сердце заколотилось, стоило Любке сказать, что он неподалеку от меня отирался. Ну, разве я не идиотка?

– Значит, права, – задумчиво протянула подруга. – А я-то думаю, чего она Пашку отшила?

С Пашей действительно вышло некрасиво. Я прервала с ним общение в разгар наших недоотношений с Покровским. Наплела ему с три короба. Что после пожара я пока не в настроении с кем-то видеться. Ну и… все. Он, конечно, еще писал, но все реже и реже. И к моменту, когда Иван меня бросил, вообще исчез с горизонта. Что хорошо. Я бы не хотела, чтобы меня кто-то видел в таком разбалансированном состоянии.

– Давно у вас завертелось?

Я горько усмехнулась, поражаясь Любкиной дедукции. Не там она нашла себе применение. Из нее бы вышел отличный следователь. Я ведь и слова не успела вставить. А ей это как будто бы и не требовалось, она сама свела концы с концами.

– С годовщины. – Любка присвистнула, и я поспешила добавить: – Но уже все. Мы… – хотела сказать «разбежались», но ведь это абсолютно неподходящее слово. Потому что мы вроде как и не были вместе. Вряд ли можно было назвать отношениями то, что мы себе тайком от всех позволяли за закрытыми дверями спальни.

– Вы? – поторопила Люба.

– Даже не знаю. Наверное, мы были с самого начала обречены. Слишком уж Покровский заморочен на том, что я была женой Игоря.

– Ну, трахаться с тобой ему это не помешало.

– Стыд обостряет эмоции.

Я уставилась на истлевшую до самого фильтра сигарету. И опустила ее в снег. Огонек погас, даже не зашипело.

– А у тебя к нему чувства, выходит?

– Я в него еще девчонкой влюбилась. Он как раз из армии пришел. Весь такой… На меня, конечно, даже не смотрел. А я… Ну, знаешь как в юношестве бывает. Только его и видела. Потом забылось. Жизнь закрутила. Игорь опять же появился. Лишь когда его не стало, что-то изменилось. А тут еще Покровский напился. Я ему подвернулась под руку, и завертелось.

– Значит, у тебя к нему все серьезно?

– Какая разница, Люб, если он к этому не готов? Трахать меня головой в подушку готов. А по деревне пройтись за руку – нет.

– Не думала я, что такой мужик, как Покровский, может переживать о том, что о нем скажут. Считала, у него как-то покрепче с яйцами.

– С яйцами у него все в полном порядке, – истерично рассмеялась я. – А в голове… В голове у него каша! Там, Люб, все смешалось. Вина перед Игорем, стыд за то, что он не может противиться искушению в моем лице, и прочая псевдорелигиозная дремучая шелуха, которой, наверное, забита голова у каждого деревенского.

Я знала, о чем говорила, ведь за последние дни только об этом и думала. Когда не пила, заливая боль.

– Каждый день? Вы что, каждый день трахались? Реально? – глаза Любки загорелись недоверием и любопытством.

– Что тебя удивляет?

– В его возрасте… – поцокала та языком.

– Запретный плод сладок. Знаешь, что самое стремное? Понимать, что если бы не это, он бы даже на меня не глянул.

Хорошо поразмыслив, я отчетливо поняла, что если бы мы убрали из уравнения наших недоотношений стигматизацию происходящего, они сошли бы на нет буквально сразу же. Потому что с его стороны это не было любовью. Это даже истинной страстью не было. Манил грех… И тем был сладок. Раскрой мы наш секрет – свекор бы моментально потерял ко мне интерес.

Потому как видела я его женщин…

Я там и рядом не стояла.

Так что как бы он себя не повел, у нас в любом случае не было бы совместного будущего. Именно осознание этого факта, факта, который всегда был на поверхности, и раздавило меня окончательно. Я была такой дурой, позволяя надежде расслабить мышцы, которые, сколько я себя помню, были настороженно сжаты. Если б не это, я бы выстояла. А так – хребет пополам.

Встала, покачнувшись на небольших каблучках. Ничего не видно было из-за подкативших слез. Любка бросилась меня обнимать. Нашептывать успокаивающие: