Маленький секрет Энджел

– То, что ты сделала, было просто безумием. – И храбростью, неохотно признал он. Было невозможно не восхищаться бесстрашием этой женщины – по крайней мере, на расстоянии. «Но это может превратить жизнь ее близких в ад», – подумал он мрачно. – Ты могла погибнуть.

Алекс закрыл глаза, еще раз вспоминая все, что произошло, и заново переживая то ужасающее чувство беспомощности.

– Я не имею права умирать. У меня есть Жасмин, – твердо сказала Энджел. Жасмин бы осталась без матери, а она не могла такого допустить. Но ведь это чуть не случилось! – Ее уверенность рассыпалась как карточный домик. О боже! Ведь он был прав! Она мать, она не имеет права кидаться куда-то, не подумав. – Я ужасная мать!

Услышав, как она всхлипывает, увидев слезы, струящиеся по ее щекам, Алекс почувствовал, как его грудь сжалась от переполнявших чувств, и притянул Энджел к себе. На этот раз она не стала отталкивать его, как прокаженного, а, наоборот, спрятала лицо на его груди, тая в его объятиях.

– А что, если…

– Ты выжила, а значит, нет никакого смысла в этих «если». Так сколько лет твоей дочери… Жасмин, да? – Алекс задал вопрос не столько потому, что ему было интересно, сколько с целью отвлечь ее. В то же время его рука поглаживала ее влажные волосы, убирая их с шеи, касаясь теплой влажной кожи.

– Она пошла в школу. Ну, начала ходить.

– Начала?

– Ей пришлось пропустить какое-то время, так как она плохо себя чувствовала, но она занималась дома, поэтому быстро всех догнала. Она умница.

Явно различимая гордость в ее словах заставила его руку замереть, хотя темные пряди так и оставались в его пальцах. Было трудно представить ее матерью.

– Но сейчас ей лучше? – спросил он, давая ей время взять себя в руки.

Энджел кивнула, уткнувшись в его грудь.

– Я делала на некоторое время перерыв в работе, но это предложение было слишком хорошим… – Он почувствовал, как она напряглась, прежде чем отойти от него. Заправив волосы за уши, Энджел поинтересовалась: – Полагаю, ты из тех, кто считает, что матери не должны работать?

Она явно ждала, что он будет ее осуждать. «Неудивительно, – подумал Алекс, – ты только этим и занимался все время. Легко осуждал, но не торопился прощать». Слова его матери. Потребовалось много времени, чтобы он их понял.

– Я ничего не знаю о сложностях, с которыми сталкиваются матери… да и вообще родители. Я все еще с трудом представляю тебя в этой роли.

– Не можешь представить меня матерью или чем-то большим, чем просто тело в купальнике?

– На твоей страничке в Интернете нет ни слова о том, что у тебя есть дочь. Это что, профессиональная скрытность?

– Ты не единственный, кто охраняет свою личную жизнь… – Энджел взмахнула густыми ресницами, и голос ее вдруг упал до хриплого шепота. – Ты что, искал меня?

– Мне было любопытно.

Так же как и ей. Неожиданно для себя она задала вопрос, который ему уже задали многие.

– Почему ты разрешил нам сниматься на Саронии? – В тот же момент, как слова сорвались с ее губ, она пожалела о них, но было слишком поздно. Говорят, ты отказывал даже королевским особам.

– Правда, так и говорят?

Она сузила глаза:

– Ты же знаешь, что да.

– А какая у тебя версия?

Энджел закрыла глаза рукой. Слишком поздно притворяться, что она не думала об этом, но нужно попробовать.

– Ну, я не думала ни о чем конкретном, но если бы я стала думать, то согласилась бы с теми, кто решил, что это причуда скучающего богатого человека, если, конечно, ты не собираешься вложить деньги в косметический бизнес.

– Ты что, хочешь получить инсайдерскую информацию?

– Вряд ли. Эти слухи и так подняли стоимость акций компании на невероятную высоту. Даже мы, простые модели, иногда читаем страницы с финансовыми новостями, – добавила она, довольная тем, что смогла удивить его.

Но улыбка испарилась с ее лица, когда Алекс, пристально глядя ей в глаза, прикоснулся к ее руке. От этого легкого прикосновения ее внутренности словно превратились в желе.

– И никто не подумал, что я сделал все это ради того, чтобы заполучить тебя?

Она сопротивлялась воздействию его низкого голоса, ненавидя Алекса за то, что он дразнит ее.

– Ну, тогда я точно буду чувствовать себя особенной.

Алекс пожал плечами и усмехнулся:

– Ничего особенного. Мой племянник попросил помочь ему в его карьере.

– А ты, значит, милый дядя, который постоянно спешит на помощь своему племяннику?

– Скорее, я – адекватный дядя. Но это не составляет мне труда. Нико – очень милый парень, кроме того, это позволяет мне воздействовать на мою сестру, Адриану.

– У тебя большая семья? – спросила Энджел, невольно думая о том, что у него на одного родного человека больше, чем он считает.

– Мои родители погибли некоторое время назад в автокатастрофе. У меня две сестры: Адриана, она на десять лет старше меня…

– Это мать Нико?

Он кивнул в подтверждение ее слов.

– Ее муж, Гас, был юристом-международником в Женеве, но теперь он руководит компанией в Греции. У них только один сын.

– Но ты сказал, у тебя две сестры?

Алекс помедлил.

– Лиззи – твоя ровесница.

Имя не было ни греческим, ни русским.

– Я думала, ты младший в семье.

– Лиззи – моя сестра наполовину, результат интрижки отца. – Услышав ее приглушенный вскрик, Алекс подумал, что за последние тридцать секунд выдал больше личных подробностей, чем за всю свою жизнь. – Думаю, подробности не имеют значения. – Так, ерунда, из-за которой чуть не распалась семья. – В общем, она – самая младшая.

– И ты пытаешься притвориться, что ее нет?

Эти слова вызвали у него приступ злости.

– Никто на свете не сможет сделать вид, что Лиззи нет. – Его лицо смягчилось, когда он говорил о своей младшей сестре.

– Значит, брак твоих родителей был разрушен. – Энджел, которая прекрасно знала, каково это, сочувствовала ему.

– Нет, мой отец изменил моей маме, но она его простила, и до развода дело не дошло.

Когда ее в возрасте восьми лет забрали из единственного дома, который она знала и любила, и от отца, которого она боготворила, Энджел испытала настоящее потрясение, от которого так до конца и не оправилась. Ей казалось, что ее наказывают за что-то, но не могла понять за что. Иногда она чувствовала вину, сама не зная, за какие грехи, а иногда – злость на отца за то, что он решил избавиться от нее.

В один из их коротких визитов к отцу она назло всем начала себя отвратительно вести. Тогда брат усадил ее перед собой и разъяснил некоторые вещи:

– Ты, конечно, можешь вести себя как непослушный ребенок и испортить то время, пока мы здесь. Здесь нет вины нашего отца, или моей, или твоей.

– Но мы же не нужны маме!

– Это правда. – Ее брат сжал кулаки от отчаяния, но продолжал спокойно объяснять: – Но гораздо больше она не хочет, чтобы мы достались отцу. Ты понимаешь это, малыш?