Маленький стрелок из лука
Шрифт:
– На первое время что-нибудь подешевле, сами понимаете, дорогостоящую систему я сразу не осилю.
– Барахло брать не советую, - решительно заявил Том.
– Ширпотреб быстро выходит из моды, и обратно купленную вещь мы у вас уже не примем за такую цену, а вот высококачественные деки, усилители, магнитофоны, особенно колонки, годами держатся в цене. Если решили обзавестись хорошей техникой, не надо торопиться: сначала я вам подберу приличную деку, потом усилитель, колонки... У вас же была, вы говорили, неплохая техника? Неужели вы после нее перейдете на дешевку? Это то же самое, что после стереофонической музыки
– А цена?
– поинтересовался Кирилл.
Лядинин назвал. Цена была приличная. Видя, что клиент задумался, комиссионщик намекнул, мол, если поторговаться, дешевле отдадут. Нет, сейчас Кирилл не станет обзаводиться дорогостоящей аппаратурой. И рад бы, да где столько денег взять? Картины продать? На это он никогда не пойдет. Полотна ему нравятся, он к ним привык, на и без музыки скучно... Евгения тоже любит музыку. К счастью, вор не позарился на пластинки, наверное, потому, что у Кирилла была собрана в основном классика, которая не пользуется большим спросом у молодежи;
Он сказал Лядинину, что пока хотел бы приобрести недорогой проигрыватель и стереокассетник.
Том больше не стал уговаривать купить "крутую" технику. Он был продавец, а настоящий работник прилавка заинтересован сбывать не только дорогую продукцию, но и дешевую. И на продаже той и другой он будет все равно иметь свой интерес...
– Сейчас у меня нет на примете ничего подходящего, но как только появится что-либо стоящее, я вам позвоню...
Кирилл вырвал из записной книжки листок и записал свой домашний телефон. Взглянув на номер, Том заметил:
– Оказывается, мы соседи?
Ом дал и сбой телефон, правда, рабочий. Кассеты с записями Кирилл забрал. На всякий случай приемщик поинтересовался, какой суммой Кирилл располагает. Взвесив свои возможности, тот сказал. Лядинин на мгновение задумался, что-то прикинув в уме, и сказал:
– Хорошо, постараюсь в пределах этой суммы что-нибудь подобрать. Звоните, заглядывайте, всегда буду рад!..
Кирилл, весьма довольный торговцем, уже взялся было за ручку двери, но остановился на пороге и, обернувшись, спросил:
– Да-а, Ева Кругликова к вам заходит?
Спроси его, зачем он спросил про нее, Кирилл не смог бы ответить. Как говорят, бес дернул за язык. Том мог бы оскорбиться, сказать, какое его, Кирилла, дело, но ничего подобного не произошло: Лядинин широко улыбнулся, показав золотой зуб, и доверительно сообщил:
– Мы с Евой решили пожениться...
– Вот как...
– опешил Кирилл. Такой прыти он не ожидал от девушки. Впрочем, какое его теперь дело? Ева не раз ему говорила, что для того, чтобы уйти из дома, она готова за черта рогатого выскочить замуж...
– Ева мне рассказывала о вас...
– с улыбкой продолжал Том.
– Мы будем рады, если вы придете к нам на свадьбу...
– Поздравляю...
– попытался состроить жизнерадостную физиономию Кирилл. Хотя он и сказал себе, дескать, какое его дело до всего этого, известие о замужестве Евы ошеломило его. Он даже не мог бы объяснить себе, что он сейчас чувствует...
Том Лядинин, все еще улыбаясь, встал из-за стола, очевидно, для того, чтобы принять поздравление и пожать Кириллу руку, но тут негромко зажужжал звонок. Наверное, телефон в магазине
был общий, и когда кому-либо звонили в отдел, в другой комнате нажимали кнопку звонка.– Одну минуточку...
– извинился Том и поднял трубку.
Уйти теперь было неудобно, и Кирилл, стараясь ну прислушиваться к разговору, отвернулся и стал смотретъ в окно. Ветер гнал по тротуару обрывки бумаги, раздувал полы плащей и пальто у прохожих, старался сорвать с головы шляпу или кепку. Если удавалось, го швырял головной убор на дорогу и с разбойничьим посвистом катил его под колеса машин.
– Не может быть!
– неожиданно громко раздалось за его спиной.
– Ты свидетельница?.. Кто он?! Студент...
Если бы Кирилл повернулся и взглянул на Тома, он изумился бы происшедшей с ним перемене: комиссионщик не улыбался, лицо его покрылось бурыми пятнами рыжие глаза горели злым кошачьим огнем, губы сжались в розовую нитку, на скулах играли желваки.
Кирилл был человек вежливый и старался не прислушиваться, а тем более не наблюдать за говорившим.
– Я не знаю...
– упавшим бесцветным голосом повторил Том.
– Не знаю... Это черт знает что... Она в городе?..
С пожилой полной женщины ветер сорвал цветную косынку, расправил ее и, подняв в воздух, швырнул в сквер прямо на голову деревянной лошадке, стоявшей на изогнутой доске возле детской площадки для игр.
Кирилл услышал, как щелкнул рычаг трубки, повернулся к Лядинину и, весело улыбаясь, повторил:
– Я вас поздравляю...
Невидяще глянув на него побелевшими глазами, Том ткнул пальцем на кнопку вызова клиентов и заорал:
– Следующий!
– До свидания, - вежливо попрощался Кирилл.
Том Лядинин не ответил. Он смотрел прямо перед собой, обычно бегающие его глаза вдруг остановились на какой-то только ему одному видимой точке. Точке в пространстве...
Уже выходя из кабинета, Кирилл машинально отметил про себя, что приемщик нажимал вытянутым пальцем не на кнопку звонка, что спелой сливой чернела на столе, а на круглый блестящий брелок от автомобильные ключей...
Кирилл сообразил: что-то произошло очень неприятное для Лядинина, но ему и в голову не могло прийти, что некая Мария сообщила комиссионщику, что Ева и ее однокурсник студент Альберт Блудов только что подали заявление во Дворец бракосочетаний и она была у них свидетельницей со стороны невесты... Не отличающаяся особенной чуткостью и вместе с тем будучи по натуре доброй, она, очевидно, чтобы утешить старого приятеля, заявила, что порвала с мальчиком, которого подцепила на юге, и теперь свободна...
В городе продолжал проказничать ветер. Он разодрал в клочья пышные белые облака, которые называют дождевыми, дочиста вызеленил небо над крышами домов, загнал между двумя узкими тучами неяркое солнце, расшвырял кучи опавших листьев в парках и скверах, пронзительно свистел в трубах, грохотал железом, гулко, отдаваясь эхом, хлопал дверями, с треском щелкал форточками, грозя выбить стекла. Женщины придерживали руками у коленей плащи и полы пальто, которые ветер пытался задрать выше головы. Листьев на тротуарах почти не осталось, ветер все их унес в Неву, а те, редкие, что еще цеплялись за голые ветви деревьев, с сухим треском и не выдержав единоборства с ветром, отрывались, стрекозой взмывали в небо и исчезали, будто растворялись в зеленоватой холодной ясности.