Маленький стрелок из лука

Она видела, что нравится Тому. Он почти не отходил от нее и сейчас, изворачиваясь перед ней в замысловатом танце, пытался пристально смотреть в глаза, хотя это ему трудно давалось. Какого же цвета у него глаза? Светлые, почти такие же рыжие, как и он сам. Рядом танцевала Мария с высоким Борисом, которому уж никак не подходило прозвище Блоха. Уж скорее - Кузнечик. Он был бы красавцем, если бы не тяжелая лошадиная челюсть, придававшая его лицу угрюмое выражение, и бесцветные, невыразительные глаза. Мария, плотная и коротконогая, танцевала азартно и поворачивалась для своего веса довольно легко.

Блоха, более медлительный, с неподвижным лицом, скорее не танцевал, а раскачивался на одном месте, надменно глядя сверху вниз на свою тумбообразную партнершу.

В другой комнате сидели за столом еще несколько парней и две девушки, которых Ева впервые здесь увидела. Одна пара встала и тоже пошла танцевать. В открытую дверь виден большой круглый стол, уставленный бутылками и закусками. Посередине гигантский арбуз. Окно распахнуто, и вишневые ветки с твердыми бело-розовыми ягодами подрагивали на ветру.

Музыка оборвалась, Том подошел к магнитофону, стоявшему на подоконнике, и переменил кассету. Пел Демис Руссос. Когда Том снова подошел к ней, Ева сказала, что устала и хочет отдохнуть. На самом деле ей захотелось послушать популярного певца, который ей очень нравился. Том присел у ее ног прямо на ковер.

– Что тебе, девочка, надо достать? Говори, я сегодня добрый!

– А что ты можешь достать?
– усмехнулась Ева.

– Все, что хочешь, - широко повел рукой Том, будто и впрямь готов был ей отдать весь мир.

– Для начала одну сигарету, - улыбнулась она.
– Только хорошую.

Том вскочил с пола, ушел в другую комнату и скоро вернулся с непочатой коробкой "Мальборо". Ева распечатала красивую красную пачку, извлекла сигарету, и Том тут же галантно чиркнул зажигалкой. Ева любила американские сигареты, С удовольствием затянувшись, она благосклонно посмотрела на Тома, вновь расположившегося у ее ног.

– А ты и впрямь полезный человек, - выпуская дым, заметила Ева.

– Джинсы? Кожа? Замша? Очки?
– небрежно произнес Том.
– Мы все могем.

Последняя фраза прозвучала слишком вульгарно, но Ева и вида не подала, что это резануло ее ухо.

– На меня джинсы трудно подобрать, - вздохнула она, вспомнив про портного Леню, который, впервые увидев ее, сказал, что такие классические фигуры, как у Евы, редко встречаются, поэтому для нее брюки нужно шить только на заказ. Слишком длинные ноги.

– Я подберу, - многозначительно посмотрел на нее Том и тут же перевел взгляд на ее колени.
– Только я сам их тебе примерю...

– Ты за джинсы покупаешь меня?
– поинтересовалась Ева.

– За джинсы?
– усмехнулся он.
– Это было бы невыгодно. Фирменные джинсы, например, "Вранглер", стоят полтора рубля...

– Сто пятьдесят?
– уточнила Ева, ее стал этот рискованный разговор забавлять.
– Неужели я не стою этих денег?

– Я коммерсант и не люблю переплачивать... даже таким красоткам, как ты.

– Оставим этот дурацкий разговор, господин коммерсант, - сказала Ева, почувствовав досаду: не надо самой было поощрять его. Вот и дождалась!

– Почему дурацкий?
– с улыбкой возразил Том.
– В нашем мире все сейчас продается и покупается. Уж я-то на этом деле собаку съел!

– Смешно, - задумчиво сказала Ева.
– Я читала в книжках, что раньше парни гордились, что они летчики, офицеры, метростроевцы, а теперь хвастаются перед девушками, что они бармены, официанты, торговцы...

– Все профессии хороши, - примирительно заметил Том.
– Но торговля двигает прогресс.

"Глуповат ты, господин коммерсант, или меня за дурочку принимаешь?" - подумала Ева, а вслух произнесла:

– Вы давно знаете Марию?

– Я ей дубленку устроил, - ответил Том.

Ева видела эту дубленку. Ничего не скажешь, хорошая, но ее дубленки почему-то не волновали, хотя она и любила хорошо одеваться. Может быть, потому, что на очень уж многих сейчас дубленки. Дубленки и джинсы захватили в плен весь мир. Разве что Африку пощадили, и то потому, что там чертовски жарко.

Мария мигнула Еве, мол, выйдем. Они уединились на скамейке под яблоней. Подруга была немного пьяна, на порозовевшем толстогубом лице ее рассеянная улыбка.

– Ну как он тебе?
– спросила она.

– Никак, - ответила Ева.
– Какой-то торгаш.

– Он все может, - сказала Мария.
– Такими бабками ворочает... Это его дача. Правда, записана на престарелого родителя.

– А мне-то что?
– насмешливо посмотрела на нее Ева.
– Ты мне предлагаешь за него замуж выйти?

– Я же вижу, ты ему очень понравилась.

– Я многим нравлюсь, да вот беда, мне никто не нравится...
– Ева заглянула в глаза подруге.
– Мне девятнадцать, а я еще никого не любила.

– Никого-никого?
– хитро прищурилась Мария.

– Я имею в виду по-настоящему... Ну чтобы мучаться, страдать... Я и слов-то таких никогда не произносила: "Я тебя люблю"... Боюсь, Маша, никогда из меня Джульетты не получится...

– А ты встречала теперь Ромео? Или хотя бы Отелло?
– засмеялась подруга.
– Век такой, Евочка, рациональный и меркантильный.

– Твой Том выдал мне сейчас, заявил, что я паршивых джинсов не стою.

– Джинсы теперь дорогие...
– балагурила Мария.

– Пожалуй, мне пора смываться, - взглянув на часы подруги, сказала Ева.

– Ты что?
– всполошилась Мария.
– Всю компанию испортишь! Томик, кроме тебя, ни на кого не смотрит.

– Плевать я хотела на твоего Томика, - вдруг рассердилась Ева.
– Что я ему, игрушка?

Мария обняла ее за плечи и увела в комнату. Там налила себе и ей шампанского. Они выпили. Гремела музыка, слышалось шарканье подметок о вытершийся ковер. Под потолком, где висела хрустальная люстра, плавал сизый дым, пахло жареным мясом и свежим арбузом. К ним подскочил Борис и, осушив рюмку коньяка, утащил Марию на середину комнаты. Подошел Том и молча взял Еву за руку, таким образом приглашая потанцевать. Ева вырвала руку и сказала, что не хочет.