Маленький журавль из мертвой деревни

— Отправляй и не беспокойся: всегда найдется умелец, чтобы колеса твоему велосипеду продырявить! А окна в квартире придется раз в два дня менять, а то и чаще! И думаешь, мы не знаем, в какой школе твой сын учится?

Тогда женщина крикнула, что сдаст в отделение всю их шайку, но какой-то рослый афэй ответил:

— Глядите, я когда ее снасилую, она еще встанет и спасибо скажет, мол, до скорой встречи!

От его гадких слов людей едва не стошнило, кто-то хохотал, кто-то, смеясь, бранился.

Тацуру, хоть поняла не все, тоже рассмеялась. Она с удивлением заметила, что смеется всем телом, изнутри наружу. Разве могла она представить несколько месяцев назад, сидя на камне у озера, что будет еще вот так хохотать, задрав голову вверх, хохотать, пустив все на самотек, — день прожили, и ладно.

Публичный суд и правда чуть было не отправил Тацуру в мир иной, на встречу с односельчанами из Сиронами. В тот день они шли с Чернышом по улице, и люди кругом ликовали от готовящегося убийства. Торжество напитало воздух, словно электрический ток, и тело Тацуру немело от его ударов. Из репродукторов кто-то неутомимо зачитывал имена приговоренных к высшей мере, и они застывали в холодном и влажном зимнем воздухе Цзяннаня, не в силах рассеяться.

Имя Чжан Цзяня тоже застыло, осев на темени Тацуру, на ее ушах.

Она подошла к входу в бомбоубежище и велела Чернышу ждать у двери. Черныш понял — стоило легонько надавить ему на круп, и он соображал, что нужно сесть. Если хозяйка велит сесть, значит, хочет, чтобы он ждал. Перед тем как зайти в магазинчик за табаком или солью, в лавку за рисом и вермишелью, Тацуру хлопала его по спине, и Черныш тут же усаживался у дверей. Бросив пса у входа в бомбоубежище, она пришла к тому озеру на склоне горы. Еще не стемнело, серые облака ровно расстилались до самого окоема, а сквозь них просвечивало невозможно белое солнце.

Она часто приходила сюда с Чернышом, сидела в тишине или беседовала с ним на языке, которому когда-то научила детей. Дети выросли и мало-помалу забросили это диковатое молочное наречие, теперь один Черныш его понимал. Тацуру говорила, говорила, и скоро ей начинало казаться, что она беседует с Ятоу, Дахаем и Эрхаем.

Этот черный пес соединил собой трех человек: ее, Эрхая и Сяо Пэна. Сяо Пэн купил тогда Черныша, чтобы порадовать младшего — до чего же он заботился о настроении Эрхая! Сяо Пэн знал, что, если развеселит мальчика, Тацуру лишний раз ему улыбнется. Он никогда бы не догадался, что теперь с Чернышом Тацуру беседует чаще всего. Она видела, что пес изводится от тревоги: чувствуя решимость хозяйки свести счеты с жизнью, он целыми днями не выпускал ее из виду. У человеческого отчаяния есть свой запах, точно есть, иначе разве смог бы Черныш его учуять, разве стал бы всюду неотступно следовать за Тацуру?

Она сидела на валуне, глядя в чистую, насквозь прозрачную воду. Какие острые камни — выбирай любой!

Каждый может сослужить утопленнице хорошую службу, избавить ее от предсмертных мучений.

Это озеро напоминало Тацуру деревню Сиронами, потому она и выбрала смерть в воде, отвергнув и петлю, и рельсы. В Сиронами было похожее озеро на месте котлована, вырытого для строительства железной дороги. Прыгнешь в это озеро, а окажешься в том.

Жаль, что в пору свиданий с Чжан Цзянем стройка бомбоубежища еще не началась и этого озера не было, ведь здесь так чисто, так тихо. Все-таки ей никогда не забыть те дни — приметив красивое место, она невольно думала о Чжан Цзяне. Думала, что однажды приведет его сюда. Тацуру даже снился питомник, в который возил ее Сяо Пэн, во сне она была там с Чжан Цзянем.

Сидела на камне, пока не продрогла до костей. Решила, что сейчас же положит своей жизни конец. Убить себя — дело несложное, в ту минуту народ и семья Тацуру придавали ей храбрости и сил.

Она встала и поняла, что не помнит, какое сегодня число. Подумала: разве можно умирать, когда даже дня своей смерти не знаешь? Как же Чжан Цзянь разыщет ее на том свете? Загробный мир наверняка больше людского, без даты смерти человека там ни за что не найти, все равно как здесь без даты рождения.

Стоя на камне, она наконец вспомнила голос, гремевший из репродукторов: сегодня воскресенье. Хорошо, Тацуру умрет в одно из воскресений начала 1970 года. Значит, с тех пор как она перестала разговаривать с Чжан Цзянем, прошло уже больше двух лет? Больше двух лет. Все потому, что она шла в гору с тяжелой сумкой, а он ее не заметил, и еще потому, что дома он стоял на балконе рядом с Сяохуань. Теперь она уйдет, так с ним и не помирившись? Можно ли помириться в загробном мире? Едва ли.

Тацуру поспешно спустилась с каменной насыпи. Как страшно — она едва не ушла, оставшись на него в обиде. Нужно увидеться с Чжан Цзянем и помириться. Наверное, только Сяо Пэн и способен устроить им встречу, у него должно быть много важных связей, он договорится о свидании, а после Тацуру доведет до конца то, что начала сегодня, нарушит буддийскую заповедь и лишит себя жизни. Она была уверена, что не дрогнет в последнюю минуту, сейчас в ее душе не было и намека на смятение, ведь она собиралась отправиться следом за родителями и семьей.

С берега озера Тацуру пошла на завод. Отыскала общежитие Сяо Пэна, дверь в его комнату была заперта. Прождала несколько часов, но вместо Сяо Пэна к двери подошла молодая супружеская пара. Они сказали, что председатель Пэн давно уже переехал в квартиру прежнего директора завода, но где эта квартира находится, они не знают.

Тогда она пошла в управление, разыскала «Кабинет председателя ревкома». Все двери в управлении оказались заперты: во-первых, воскресенье, во-вторых, люди ушли смотреть, как приговоренных к высшей мере возят по городу. Она спустилась вниз, в гостиницу при заводе, попросила там ручку и бумагу. Написала записку: «Завтра встречусь с тобой. Дохэ».

Вернулась домой, скоро пришли Сяохуань с Эрхаем и Чернышом. Почему-то, доев суп из рыбьей головы, который приготовила Сяохуань, Тацуру обрадовалась, что не прыгнула в озеро. Эрхай собирается ехать в Хуайбэй — как ни крути, а надо отпраздновать с сыном Новый год, проводить его и тогда уж сводить счеты с жизнью. В той ссоре Тацуру и с Сяохуань тоже крепко поругалась, если вот так уйти, она наверняка решит, что была виновата в размолвке, а Тацуру не хочет, чтобы Сяохуань до конца жизни мучила совесть.

На другой день пришла в управление, но «Кабинет председателя ревкома» по-прежнему был закрыт. Тацуру сказали, что председатель Пэн уехал на совещание в комитет провинции. Спустя месяц она пришла снова, но теперь председатель Пэн уехал на совещание в Пекин. Тацуру почуяла неладное, спустилась вниз, нашла местечко потише и скоро увидела, как председатель выходит из управления и садится в серую «Волгу». Она тут же бросилась к машине. Вид у Тацуру был свирепый, мол, посмотрим, куда ты теперь спрячешься! Врун!

— Что тебе надо?

— Говорить!

Тацуру сама открыла дверцу, твердо требуя своего, — одной ногой она уже залезла в машину председателя Пэна.

— Я очень занят, нет времени, — холодно ответил Сяо Пэн. — Поехали!

Она схватилась за спинку водительского сиденья, а ногу просунула под кресло и крепко там зацепилась. Машина тронулась и пяти метров не успела проехать, а Тацуру уже волокло по земле.

Пришлось остановиться. Тацуру так и лежала на дороге. Она знала, что стоит отцепить ногу, и машина преспокойно умчится.