Малибу

Брильштейн не дождался слов благодарности от Алабамы по одной простой причине: тот просто — швырнул трубку. Его отличительной стороной всегда была необузданность в гневе. Она тем более была страшна, что всегда сопровождалась ледяным спокойствием, что во много крат усиливало эффект его гнева… Люди, впервые столкнувшиеся с разгневанным Беном Алабамой, надолго запоминали это зрелище. Сейчас Алабама стоял у телефона весь багровый, застывший в каком-то оцепенении. Но это было кажущееся спокойствие вулкана, готовящегося извергнуть огненную лаву на голову любому попавшемуся под руку. Его помощник Кинг повидал Алабаму во всех переделках. Но сейчас и он ошеломленно уставился на мэтра и даже сел.

— Что-нибудь произошло? Этот Латхам опять что-нибудь учудил? — взволнованным голосом спросил он у Алабамы. Прошло какое-то время, прежде чем его собеседник смог ответить.

— Он уже труп. Он совершил самоубийство. Он уже прошлое, он уже не существует… — медленно прошептал Алабама, но этот шепот был страшнее громких слов.

У Кинга побежали мурашки по коже. А Алабама повернулся к Кингу и, глядя ему прямо в глаза, продолжал, как бы ведя внутренний диалог со своим врагом — Латхамом:

— Все-таки посмел. Ты все-таки посмел построить свою проклятую Богом студию в самом сердце моих гор…

Алабама пришел в себя и отвел глаза от Кинга. Но он произнес наконец вслух те слова, что долгое время подразумевались. Теперь они были произнесены, и пути отступления не было ни для одной из сторон. Строительство киностудии в самом центре Гор Малибу Алабама видел как расползание раковых метастаз. И переносил все автоматически и на себя. Всю жизнь Бен Алабама героически сражался со всеми проявлениями капитализма. Он был против его апостола и главного жреца — маммоны. Он ненавидел деньги всей душой за то, что они делали с людьми. Он терпеть не мог Америку, погрязшую в пороках и наслаждениях, поставившую себе целью достижение материального рая. А она всюду шла за ним по пятам. Алабама надеялся найти в горах приют от этой ненасытной Америки, но она настигала его и здесь. Более того, она не просто нашла, а руками своего классического представителя — преуспевающего дельца Ричарда Латхама, хотела отобрать и последнюю радость в его жизни. Его любимые горы… Это невозможно было понять. Невозможно забыть. Нельзя и пережить. Это не пройдет, словно зубная боль. Нет, это прямой вызов, на который надо также прямо отвечать. Этого зарвавшегося миллиардера адо остановить. При этом для Алабамы не имело никакого шачения каким способом это будет сделано. Если понадобится убить Латхама, то и это не остановит Алабаму газовая камера, которая уготована была ему в этом случае, казалось Алабаме несущественным пустяком по сравнению с миссией, которую он должен был выполнить. Алабама вихрем пронесся по комнате, расшвыривая все, что попадалось ему на пути. Кинг испарился в другую комнату и оттуда наблюдал за яростным Алабамой. А тот, побегав еще какое-то время, бросился на свою необъятную софу и притих, закрыв глаза. Но он не собирался вздремнуть. Он начал обдумывать сложившуюся ситуацию. Постепенно его эмоции поутихли, а мысли приобрели некоторую стройность. Что ему надо было сделать? И что вообще в подобной ситуации можно предпринять? Разрыв отношений с Латхамом не мог особенно повлиять на ход событий. Требовались нечеловеческие усилия, чтобы поломать дьявольский замысел Латхама. Прежде всего надо успокоиться и обдумать свои дальнейшие шаги, наконец решил Алабама, лежа на софе.

Из соседней комнаты выглянул Кинг, немного успокоенный тем, что Алабама перестал буйствовать.

— Латхам не может этого сделать, — бросил он пробный камень.

— Да, он не сделает этого. Он не будет этого делать! Я не позволю ему это сделать! — постепенно повышая голос, заявил Алабама.

В то же время, продолжал он размышлять, миллиардер не стал бы делать публичных заявлений, если бы не был уверен в своем успехе. А это означает, что Латхаму удалось добиться разрешения на строительство киностудии в горах Малибу. Может быть, официальное разрешение еще и не было получено, но уже существовала некая договоренность в местном архитектурном управлении, в мэрии и природоохранительных организациях. Если это было так, то теперь перед Алабамой стояло две проблемы. Первая — не поздно ли еще вмешаться во всю эту катавасию. Вторая была немного сложнее. Если уже поздно, что все же можно сделать для того, чтобы расстроить все планы строительства киностудии.

— А Пэт Паркер знает обо всем этом? Вернее, сказать, знала ли она об этом? — раздался неожиданный вопрос Кинга.

Алабама даже вспотел. Он как-то за всем этим упустил Пэт из виду, не думал о ней. Пэт согласилась снимать фильм. Она сошлась накоротке с Диком Латхамом и с этой несносной англичанкой, но Алабама был убежден, что Пэт ничего не знала о планах Латхама. Если бы она знала об том, то была бы самым гнусным предателем, какого свет видел. Но нет, этого не может быть, гнал от себя сомнения Алабама. Пэт была художником и не была способна на такую подлость по отношению к истинной красоте, которую везде искала и оберегала. Нет, определенно она не была соучастницей этой грязной игры. Тут Алабама с огорчением подумал о том, что даже он, кто знает тут всех и вся, не смог ничего вовремя разузнать об этом деле. Так, теперь и он все свои дальнейшие шаги будет держать в строжайшей тайне. Теперь о Пэт Паркер. Он вызовет ее к себе и она расскажет, как потрясла эта новость, как поразила ее. Она уйдет со студии не будет снимать этот фильм, разорвет контракт с «Нью селебрити» и никогда больше не будет разговаривать с Диком Латхамом. Она будет под неусыпной опекой Алабамы продолжать свое обучение в достижении настоящей красоты мира. Алабама быстренько выстроил все эти построения у себя в уме и еще раз по ним пробежался. Он вынужден был признать, что, при всей логичности его действий, этот план будет очень нелегко осуществить. Пэт Паркер была слабым звеном в этой цепи. Алабама не брался предсказать, чем закончится для нее и для него борьба добра со злом. Что предпочтет Пэт: остаться порядочным человеком или продолжить так удачно начавшуюся карьеру? В колоде была еще одна карта, которая смущала Алабаму. Это был Тони Валентино Пэт нуждалась в нем, любила его. Решится ли она пожертвовать своей любовью во имя процветания флоры и фауны гор Малибу? Черт! Алабама был почти уверен, что Пэт он не сможет удержать. Дик Латхам и Тони Велентино как магниты притягивали к себе девушку. Притягивали по разным причинам, но результат был один. Что мог Алабама противопоставить призванию и любви публики к актеру и молодому режиссеру? Своих несчастных диких оленей да песчаных змей, орлов над каньоном да речную рыбу в чистых горных ручьях?.. Но рядом с ним Пэт Паркер была бы не просто тенью великого мастера, нет. Она стала бы настоящим ангелом, на которого уже сейчас она так походила…

— Не думаю, что она знала об этом раньше. Но теперь знает, — сказал Алабама.

Кинг молча слушал Алабаму. Сам он был немного влюблен в Пэт и идеализировал ее. Он сумел понять, что девушка была не просто красива, но и почти гениально талантлива. И теперь во многом все зависело от того, какое решение Пэт примет, на чью сторону встанет. Кинг отлично понимал, что ей это будет сделать совсем нелегко.

— Так что ты намерен предпринять? Позвонить президенту? — прервал размышления Алабамы Кинг. Он так никогда и не смог до конца осознать, что его Алабама и мистер президент были сымыми обычными друзьями. Алабама существовал рядом с ним и был во плоти. Его можно было потрогать руками, правда, рискуя заработать синяк. С ним можно было побалагурить и выпить пивка. Но президент! Он был где-то на краю реальности, примерно так же, как Господь Бог или папа Римский… Да, однажды мистер президент поехал на встречу экологистов и защитников дикой природы, прокатился на велосипеде, половил рыбку в горном ручье. Кинг даже видел фотографии, запечатлевшие это историческое событие. Но он все равно никак не мог в это поверить…

— Я бы мог прямо сейчас переговорить с президентом и с моини друзьями в конгрессе. Я мог бы провести несколько дней в телефонных разговорах с председателем ООН. Я мог бы связаться с разными газетчиками. Все это я могу сделать, но это займет время. А его-то у меня сейчас в обрез. Латхам прекрасно понимает, что такой проект может вызвать неудовольствие у многих могущественных и влиятельных людей, включая и политиков. Но если он решился объявить о своем намерении публично, это может означать только одно — что он накануне своего триумфа.

— Так что же ты будешь делать?

— Я могу его убить.

— Алабама, я говорю серьезно!

Кинг засмеялся, но смех его был нервным.

— Я говорю абсолютно серьезно. Я взорву его к чертям собачьим! Я смету его с лица земли! — бушевал Алабама.

Кинг снова примолк. Он очень не любил своего шефа в таком состоянии.

— Я могу сделать и еще что-нибудь. Я могу мобилизовать общественное движение, в защиту окружающей среды на такую высоту, что это Латхаму и не снилось. Я просто обязан сделать что-то, чтобы достучаться до сердец людей, чтобы они поняли, что происходит у них на глазах. Я могу… я могу… я могу…

Глаза Алабамы сверкнули огнем. Он внезапно понял и ясно увидел, что ему надо делать. В волнении он забегал по комнате, поднимая старые коробки, заглядывая в шкафы, проверяя что-то за занавесями.

— Где «Линхов»? — заорал он на весь дом.

— В фотолаборатории… Он там на хранении в специальном сейфе. А что? — ответил ошарашенный Кинг.

— Он в порядке? — последовал новый вопрос Алабамы.

— Да, конечно, все наши аппараты находятся в рабочем состоянии и в абсолютном порядке… Ты же сам поручил мне следить за ним.

Алабама поежился, холодок пробежал у него по спине. Он и ждал, и страшился наступления этого момента. И вот он сейчас наступил. Все его прежние причины не заниматься фотографией основывались на убеждении, что фотографов в мире — собак нерезанных. Что он не собирался быть одним из них. Что он увлекся защитой природы… Что мир наводнен фотографиями… Он мог сейчас напридумывать еще миллион причин, по которым он не будет заниматься фотографией. Но все они были придуманы, чтобы скрыть одну истинную причину. Он боялся. Он страшился, что не сможет больше делать великолепные снимки и сохранять свою мировую славу лучшего фотографа. Именно по этой причине Алабама поручил Кингу спрятать в надежное место все фотооборудование и фотокамеры… Он-вспомнил, как тогда, почти десять лет назад, впервые испугался в своей жизни. У него тогда начался период, когда все валилось из рук. Он несколько раз сделал неудачную пленку, напечатал с нее еще более неудачные снимки… Это, в общем-то, обычная вещь, и каждый фотограф, да и любой профессионал, иногда сталкивается лицом к лицу с подобными неприятностями. Но слава известного фотографа сыграла в данном случае дурную шутку с Алабамой. Так уж случилось, что за весь свой творческий век он всегда преуспевал. Поэтому у него не было достаточного опыта, чтобы справиться с трудностями, оказалось еще, что не было и достаточного мужества. Алабаме тогда показалось, что-он полностью потерял свою квалификацию, что теперь все будут над ним смеяться, показывать на него пальцем… Вот тогда-то он впервые и придумал предлог, по которому не нужно было больше заниматься фотографией. Дни вынужденного безделья превратились в недели, недели перешли в месяцы и вот уже десять лет он не брал в руки фотоаппарат. Так уж получилось, что он и сам незаметно уверовал в свои надуманные причины и вполне серьезно говорил о них, когда его об этом кто-либо спрашивал. А его мастерство и профессиональный кураж таяли обратно пропорционально прошедшему времени.

Алабаме посчастливилось встретить Кинга. Он быстро выявил у него талант печатать фотоснимки, делать великолепные фотографии даже с самых плохих пленок. Они — сработались и вдвоем даже смогли создать непроницаемый барьер, который окружал их общую тайну. Вот такая была настоящая правда об Алабаме. Он не смог забыть ее, не смог спрятаться, хотя честно и пытался это сделать. Именно этим объяснялись его героические действия по защите дикой природы горного края Малибу. Именно поэтому он был завсегдатаем всех веселых пивных сборищ его любимых велосипедистов Малибу…