Малибу

— Но ведь Алабама сразу поймет, что я его предала, изменила тому, что успела полюбить благодаря ему, — тихо, почти прошептала Пэт в отчаянии, что приходится объяснять такие самые обыденные вещи.

— О-о! — только и смогла выдохнуть Элисон. Больше ни звука не вылетело из ее приоткрытого в изумлении рта.

Она наклонила голову чуть набок, всматриваясь в это чудо, которое сейчас перед ней было. Да, похоже, эта идеалистка все еще верит в такие чудеса и сказки. Наконец Элисон медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, произнесла:

— Во всей Калифорнии не найти и грамма этой самой верности.

Элисон знала, что это звучит не очень прилично, но это и в самом деле было так. Здесь проживали люди, которые гордились своей жестокостью и резкостью. Здесь не было места сентиментальности, проявлению простых человеческих чувств. Если же такое ненароком и случалось, то виновный всячески пытался это скрыть от окружающих. Здесь не было ни школьных друзей, ни семейных друзей, а любое простое проявление дружелюбия подвергалось высочайшему презрению. На всем этом фоне белой вороной ярко выделялся Алабама с его неистребимым дружелюбием, правда, к тем, кого он успел полюбить, и его честным и порядочным отношением к людям. Но и он жил обособленно, отгороженный своим домом, своей прислугой от реальности жестокого окружающего мира. Его огороженный рай создавал некоторую иллюзию оаг зиса. Да. Он был великолепен сам по себе. Он был талантлив. Он был драчлив, когда защищал свою честь, когда вступался за сломанную березку. Но он был вроде реликтового мамонта, который неведомо как пережил свое время. Он был человеком, который не требовал ничьей верности, он просто считал это само собой разумеющимся. И было нечто странное в том, что Пэт Паркер принимала это как должное. И это при том, что она родилась в беспощадном Нью-Йорке, который не баловал своих детей, которому было абсолютно все равно что с ними случится.

Пэт продолжала смотреть на пенящиеся волны, разбивающиеся о берег. Она вдруг поняла, что Элисон была абсолютно права. Как интересно иногда случается в жизни. Муравей, который не видит дальше травинки, смог охватить взором всю картину и объяснить ее дальнозоркому, соколу, к тому же сидящему на самой вершине высокого дерева… Да, это жестокая Калифорния, Лос-Анджелес, а не тихий и патриархальный, сохранивший человеческую Доброту Линчбург в Вирджинии… И это был мир кино, мир, в котором постоянно кто-то выигрывал, а кто-то проигрывал. Кое-кто из таких неудачников осел недалеко от Карбона, где Латхам снял ей домик для продолжения съемок. Она их всех знала — Брюс Виллис, Макинрой, Джеф Катценберг. Актер на все роли — Фредди Филдс, владелец рок-кафе Петер Мортон. А ведь они отдали кино свою жизнь. Черт, жалость была не в моде в этом райском краю моря, солнца и больших денег. Пэт проводила взглядом большую волну, которая набегала на берег, поднимаясь все выше и угрожающе закручиваясь. В тот момент, когда она готова была обрушиться на берег, яростным ударом разбиваясь на мириады брызг, Пэт приняла свое решение. Она поняла, что если она выберет харакири, то никто ей особенно в этом деле мешать не станет. А Тинсел просто не оторвется от камеры, чтобы заснять все до мельчайших подробностей. Если она поссорится с Латхамом, то уже вряд ли получит возможность продолжать работу в Голливуде. И что она этим добьется? Признательности от экологистов и защитников дикой природы? Да они даже и не вспомнят, как ее зовут! Признательность от престарелого человека, который не может найти в себе мужества вновь начать творить… Моральное удовлетворение от того, что она поступает правильно?! Пэт поняла, что в любом случае она ничего изменить не могла. Горы все-равно подвергнутся набегу и разорению, с ней ли, без нее ли. Пэт глубоко вздохнула, как перед прыжком в холодную воду…

— Ты абсолютно права, Элисон. Это дело Алабамы сражаться за эти холмы, а не мое. Почему я должна бросать свою работу? В знак солидарности с ним? А откуда я знаю, что после того, как я порву с Латхамом, он не найдет на мое место кого-либо другого. Он запросто может найти другого режиссера. А если у него все получится так, как он задумал, а я отвернусь от него? Что тогда будет с тобой, Элисон, а что будет с блестящим будущим Тони?.. Он вряд ли во второй раз сможет получить такой шанс… — Пэт неосознанно переключилась на мысли о Тони, что не добавило ей решительности.

— Боже! Я об этом как-то не подумала! Тони не сможет жить без кино. — Совершенно неожиданно для себя Элисон приняла живейшее участие в разговоре. Абстрактные понятия мгновенно ушли в никуда, едва только за ними появилось вполне конкретное и земное лицо Тони Валентино Элисон прямо-таки побелела. Сайчас она напоминала застигнутую врасплох голодным котом мышку…

— Пэт, может ты ничего не будешь говорить Латхаму, — попросила она изменившимся трепетным голосом.

Проявления слабости, мольбы были нехарактерны для нее, но сейчас все это не имело решительно никакого значения. Сейчас стоял вопрос о жизни и смерти. Вот так!

— Нет, я все ему скажу. Я скажу ему, что у него отвратительные манеры мелкого шулера, что он грубо надул меня, поставив в крайне двусмысленное положение. Я скажу, что бандиты честнее ведут себя, чем он. Да, вот так и прямо ему в глаза. А на следующее утро продолжу работу как ни в чем ни бывало. Он должен получить сдачу. По-моему, ему нравится, когда он встречает отпор. Но я его не покину, и я абсолютно уверена в том, что он поймет меня, оценит должным образом, и сделает нужные выводы.

Элисон слушала Пэт с широко раскрытыми то ли от ужаса, то ли от изумления глазами. Она сейчас ни в чем не была уверена. Но ей нужна была опора, хотя бы Пэт Паркер.

— Что бы ты ни сделала, я надеюсь, что Тони это не повредит, — наконец выдавила она из себя, почти умоляя Пэт, чтобы это на самом деле было так.

— Ты так сильно его любишь?

Элисон только кивнула головой, сил у нее почти не оставалось справиться с неожиданно нахлынувшей бедой.

— И я люблю Тони. Правда, он думает, что я его использую только для карьеры. Да и ты, Элисон, думаешь также, я знаю. Так вот. Все совсем не так. Я очень люблю Тони, может быть больше всех…

— Да, я знаю… По крайней мере, мне кажется, что я знаю. Ты так похожа на него! Тебе есть дело до всего. Ты любишь красивые вещи, тебе много чего надо. Я это уважаю, но понять не в состоянии. У меня все по-другому. Я люблю и делаю то, что он хочет, что ему нравится.

— А если он захочет меня? — резко спросила Пэт. Элисон притихла. Это было испытанием — чья любовь окажется сильнее, чье чувство возобладает. Наконец она, тяжело вздохнув, сказала:

— Я бы позволила Тони любить тебя. Я бы даже постаралась помочь получить тебя. Но только в том случае, если он действительно этого хочет…

Это было правдой. Тони стал для девушки навязчивой идеей. Но ее чувства сейчас были выше собственнического инстинкта, выше мелочной ревности и женского эгоизма. Она готова была пойти на все, отказаться от всего во имя ее Тони, во имя его счастья.

Пэт тихо, почти на цыпочках, подошла к Элисон и мягко опустилась на колени рядом с ее креслом. Она взяла руку девушки в свою, словно это было сломанное крыло раненой диковинной птицы…

— Мне кажется, Элисон, что он меня все еще любит. В глубине души я это точно знаю, — прошептала Пэт почти в ухо Элисон.

Элисон сидела в кресле прямая и напряженная, глаза ее смотрели куда-то вперед. И она знала, что от нее просят немного, ее помощи.

— Я увижусь с ним сегодня вечером в музее Гетти, — ответила Элисон. Пэт едва смогла унять сердцебиение. Ничего не было произнесено вслух, но в то же время Элисон дала свое согласие помочь Пэт…

Так, одной заботой меньше, но оставались еще и другие дела. Она тоже была приглашена принять участие в таинственной встрече в музее Гетти. Придет туда и кое-кто еще, в том числе и Алабама. Там он будет на презентации своих новых работ. Тех самых, что он сделал еще в шестидесятые годы, а теперь при помощи Кинга выдавал за свои самые последние откровения. И не было никакой возможности уклониться от встречи с Алабамой. Он заставит ее принять решение и сделать свой выбор. К концу вечера они станут заклятыми врагами. Там же будет и Латхам. Более того, на вернисаж прибудет и мистер президент Соединенных Штатов Америки в качестве личного друга Алабамы, возвращаясь с кратковременного отдыха в горном домике в Сьерра-Мадре. Присутствие президента на презентации придавало особый вес церемонии и привлекло внимание множества журналистов и фотокорреспондентов. Так что можно было ожидать много от такого впечатляющего собрания. Это будет первая встреча Дика Латхама и Бена Алабамы с тех самых пор, как Латхам объявил о своих планах построить киностудию в горах Малибу. Пэт не могла даже себе представить, чем все это закончится. Одно было для нее ясно — фирменное блюдо праздничного стола будет называться «фейерверк»! Но это все меркло перед другим, действительно важным известием для Пэт. Тони тоже будет на этом вечере, и она сможет с ним увидеться. Сможет ли Элисон помочь своей подруге наладить отношения с лю — бимым? Станут ли Пэт и Тони вновь любовниками? — вот что в действительности заботило Пэт Паркер.

Дик Латхам потянулся и повернулся боком, подставляя свое тело под сильный напор воды, бьющей из его большой круглой ванны, устроенной в стеклянном фонаре спальни. Через панорамное окно Дик Латхам, нежась в шипящих пузырьках, наблюдал, как чайки носились над дельфиньим косяком, резвившимся у самого берега. Будучи представителем нового поколения богачей, Латхам отличался от представителей старых финансовых и промышленных династий. Унаследовавшие свои деньги обычным, законным путем, они твердо соблюдали уроки, полученные еще во времена Французской революции. Тогда аристократия была наказана жестокостью крестьян в ответ на безумное расточительство потребления знати… И сейчас они не стремились выставить напоказ свои миллиарды, считая это проявлением капитализма со звериным лицом. Так думали Мелоны, Вандербильты, Рокфеллеры. Нувориши же предпочитали открыто наслаждаться своими миллиардами.