Мальмезон
Шрифт:
– Ты тоже не помнишь?
– только и смогла выпалить я.
Мы посмотрели друг на друга дикими глазами и словно по команде повернулись к тумбочкам, стоявшим с каждой стороны кровати, чтобы проверить табельное оружие. Все пули были на месте. Не похоже, чтобы кто-то притрагивался к пистолетам. Я слышала, как Малдер облегченно вздохнул со мною в унисон.
– Скалли, я действительно не хочу попасть впросак, но… - я опять повернулась к напарнику, который изо всех сил пытался смотреть куда угодно, только не на меня. Мы занимались… э-э-э … любовью?
– Я так не думаю, Малдер. Я не помню, чтобы мы раздевались и уж тем более
– Фух, отлично, - вздохнул он с облегчением.
– Отлично?
– я даже не знала, злиться или радоваться его реакции.
– Ты злишься?
– С чего бы мне злиться? Ну, разве что ты страдаешь сомнамбулизмом и ночью раздел меня.
– Я? Нет! Что на счет тебя?
Вместо ответа я запустила в него подушкой.
– У нас, кажется, было незаконченное дело на заправке. Звони Диане и выясни, наконец, почему мы здесь.
Малдер встал и, ни капли не стесняясь, пошел в ванную. Я на секунду застыла, любуясь его голым задом, но быстро взяла себя в руки и поднялась с кровати, завернувшись в одеяло. Подойдя к комоду, я осторожно раскрыла одеяло и уставилась на себя в зеркале. И буквально задохнулась, когда увидела, что на моем животе было нарисовано солнышко, да-да, забавное солнышко с глазами и улыбкой. И носом в виде моего пупка. Ой, и еще маленькие алые сердечки вокруг солнца. Как мило.
Я зажмурилась и снова открыла глаза.
Из ванной в это время выскочил Малдер, успев одеть, откуда-то взявшиеся, боксеры. Я снова прикрылась одеялом.
– Скалли, я знаю, кто из нас страдает сомнамбулизмом!
– он указал на засос у себя на шее.
– Сам себе его я точно не мог поставить.
– А нарисовать это?
– я прикрыла одной рукой грудь, другой опустила одеяло, оголяя свой разрисованный живот.
Его удивление сменилось жутким хохотом. Я уже хотела обидеться, но глядя на сияющее лицо Малдера, не смогла сдержать смех.
– Да, думаю, сама себе ты не могла нарисовать такую картину, - Малдер подошел ближе.
– Значит, ты признаешь, что это твоих рук дело?
– Но там же нет моей подписи, - усмехнулся он.
Я снова замоталась в одеяло: намереваюсь одеться прежде, чем продолжать этот разговор. Достав сумку, выудила первый попавшийся комплект нижнего белья, рубашку, брюки и направилась в ванную. Я старательно смывала мочалкой художество с живота, когда заметила очередной шедевр на моем теле…
– Черт возьми!!! Малдер!!!
Наспех натянув белье, я выбежала из ванной. Мой уже наполовину одетый напарник стоял с ошарашенным лицом, в его глазах читался неподдельный ужас, будто он ожидал, что после этого воинственного клича я накинусь на него с тесаком или чем-нибудь поострее.
– Я, кажется, нашла твою подпись к картине на моем животе, - указала я на внутреннюю часть правого бедра, на котором красовалась надпись “Истина тут” и стрелочка к моему интимному месту.
Малдер опять захохотал:
– Скалли, похоже, мы оба страдаем сомнамбулизмом.
– Черт возьми, Малдер!
Я хотела запустить ему в голову чем-нибудь тяжелым. Но под руку попалась все та же многострадальная подушка. Напарник поднял руки в знак поражения, наконец, прекратив хохотать.
– Ладно, одевайся. Разберемся с регистрацией, поедим, а заодно постараемся узнать, что с нами случилось, - он кивнул на мой живот.
– Идет… - я положила подушку на кровать. И тут заметила на полу рубашку от своей пижамы. Подняв ее, осторожно
исследовала предмет одежды, из подозрительного найдя лишь грязный отпечаток большой мужской руки. Продемонстрировав очередную «улику» Малдеру, я опустилась на колени и заглянула под кровать, обнаружив там свои пижамные штаны, а так же футболку и спортивные штаны Малдера, в которых он вчера лег спать. Напарник присел рядом и выудил находки из-под кровати.– Интересно… - задумчиво изрек он, разглядывая испачканную одежду.
– Что это значит, Малдер?
– Это значит, что ночью мы точно выходили из номера. И скорее всего - на улицу.
– Не факт. Смотри, это не похоже на обычную грязь, слишком светлая, - я сунула ему под нос футболку. Думаю, это шликер.
Малдер задумчиво почесал подбородок.
– Шликер? переспросил он, так и не дождавшись от меня объяснений.
– Это жидкая масса из тонкой белой глины, глицерина и воды, которую используют в гончарном производстве.
Его брови непроизвольно приподнялись в удивлении.
– Ты хочешь сказать, что мы проснулись посреди ночи и вдруг решили заняться гончарным делом?
– А так же рисованием и кое-чем более интересным, что не включает одежду, - ответила я, хмурясь.
– И еще ты потеряла сережку.
– Что? я тут же схватилась за мочки. Точно. Правой нет. Ну что ж… - произнесла я как можно беззаботнее, поднялась с колен и направилась в ванную, изо всех сил пытаясь удержаться от смеха. Будем надеяться, что она просто потерялась, а не была проглочена кое-кем в процессе любовных ласк. Это же “гвоздик”, а, как говорят гастроэнтерологи: проглотил “гвоздик” - жди эзофагогастродуоденоскопию. [Примечание: эзофагогастродуоденоскопия, ЭГДС или гастроскопия одна из разновидностей эндоскопического обследования осмотр пищевода, полости желудка и двенадцатиперстной кишки при помощи специального инструмента гастроскопа, вводимого в желудок через рот и пищевод.]
Малдер уставился на меня с широкими от страха и удивления глазами:
– Эзо-фаго… чего?
– Эзофагогастродуоденоскопию, - быстро протараторила я и захлопнула за собой дверь ванной, оставив напарника гадать, надо ли ему паниковать прямо сейчас, или можно подождать до завтра.
***
Через двадцать минут мы спустились в пустующий холл, пытаясь найти странного дворецкого. Похоже, других постояльцев и дух простыл: в доме стояла абсолютная тишина. Вдруг из правого крыла гостиницы раздался оглушительный грохот падающей посуды. Мы метнулись туда и остановились на пороге просторной кухни, посреди которой стоял внушительных размеров стол. Вдоль одной стены тянулся ряд шкафов и буфетов. Горе-дворецкий стоял на табурете, пытаясь расставить серебряную посуду на верхней полке самого отдаленного буфета. Одно блюдо валялось на полу.
Скалли направилась к дворецкому, чтобы помочь и избавить старика от необходимости спускаться за упавшей тарелкой. Она нагнулась, замерла, а потом присела на корточки. Я подошел ближе, чтобы посмотреть, что привлекло ее внимание. Напарница повернулась, протянула руку и продемонстрировала свою находку - потерянную серьгу. Я медленно перевел взгляд от крошечного “гвоздика” до лица Скалли: ее щеки пылали, и по широко распахнутым глазам было ясно, что напарницу осенило.
Она молча взяла с пола блюдо, встала и протянула его дворецкому, которого уже не было на табурете. Мы огляделись. Никакого старика.