Малое небо

– Элизабет, у вас сейчас трудное время. Если - что бог не допустит, и я всерьез не думаю о таком исходе - ваш муж окажется тяжелобольным, ему нужен будет уход, как всякому больному. В любом случае, это не зависит ни от вас, ни от меня. И сейчас, когда все ждут, как развернутся события, от вас требуются только выдержка и присутствие духа.

– И сейчас, - сказала она мягко, - некая сила послала мне в помощь вас.

– Да, - засмеялся он.
– Сила по имени Пелт.
– Он вскочил.
– Боже мой! Я же совсем забыл о нем!

Он начал торопливо листать справочник, разыскивая телефон ресторана, потом попросил позвать мистера Пелта, подождал, пока за ним сходят, затем серьезно и доверительно объяснил приглушенным голосом:

– Ее нельзя оставить в беде. Здесь все очень сложно. Уверен, вы поймете меня правильно. Хотите обсудить что-нибудь со мной?.. Может, встретимся в городе? В следующую среду? Прекрасно.

Отделавшись от Пелта, он вернулся в гостиную спокойный и беспечный.

– А теперь, Элизабет (о, с какой непринужденностью он это произнес! Так говорят со старым другом, с настоящим другом!), доверьтесь мне, поделитесь со мной, что вы на самом деле думаете об этом?

– Обо всем этом?

– О вашем муже, о его уходе из дома, о его villeggiatura [здесь: отдых (итал.)] на вокзале, о слухах насчет его невменяемости, о том, как это сказалось на вас и ваших детях, обо всем этом. Расскажите!

– Я ведь не католичка, Адриан, - ответила она, - а если и была бы ею, вы - не мой духовник.

Он с удовлетворением отметил про себя, что в ней еще остались силы сопротивляться.

– И тем не менее я хочу знать, - настаивал он.
– Хочу понять происходящее до конца. Меня ведь беспокоит ваша судьба.

– Почему, Адриан?

– Потому что вы всегда мне очень нравились, хотя жизнь разлучила нас. А теперь она снова свела нас, и вы - в беде.

– Иными словами, вам жаль меня, как жаль любую другую старушку, невезучую, прикованную ревматизмом к креслу.

– Элизабет, не надо язвить. Люди любят вас за ваши достоинства. И если вам хотят помочь, так это оттого, что вы достойны помощи.

– О Адриан.
– На затуманенном лице пробилась улыбка.
– Мне так хотелось бы в это верить.

– Разрешаю вам поверить. Это правда.

– Что же мне делать с детьми, Адриан?

– Оставьте их в покое. У них свой круг интересов, дающий им жизнестойкость. Девочка вот-вот увлечется мальчиками, и на уме у нее будет только одно - как бы выскочить замуж. А потом у нее начнутся свои заботы. А Дэвид...

– Меня тревожит именно Дэвид. Почему он поехал сегодня к Артуру и не сказал мне ни слова?

– Очень просто. Если бы он что-нибудь сказал вам, вы бы не пустили его. Возможно, он подсознательно чувствовал, что вы станете ревновать его за то, что он установил какие-то отношения с отцом, когда у вас с ним все порвано.
– Суортмор замолчал и пристально посмотрел на нее.
– Он ведь не ошибся, Элизабет?

Она медленно покачала головой.

– В глубине души я смирилась, что между мной и Артуром все кончено. Я знаю, он не вернется.

– Почему вы в этом уверены?

– Потому что последние пять лет мы все глубже и глубже забивались каждый в свою нору. Под конец я совсем перестала понимать его.

– И чья в этом вина?

– Трудно сказать. Казалось, он где-то, куда мне доступ закрыт. Возможно, будь я другой, мне бы удалось понять его. Он никогда не умел говорить о своей работе и оттого был одинок. Думаю, это - главная причина.

– Почему же он не умел рассказывать о своей работе? Она слишком сложная?

– Для непосвященных - да, но, даже когда он встречал людей, которые поняли бы его, он и тогда не мог им ничего рассказать. Он всегда был замкнут.

– Почему же?

– Сразу после войны он занимался секретными исследованиями. Ему разрешалось обсуждать свою работу лишь с несколькими коллегами, и то при закрытых дверях. И вот однажды, году в пятьдесят первом, он пришел домой и сказал, что его рассекретили, что теперь его исследования носят иной характер и он, если захочет, может рассказывать о них другим. Но почему-то он никогда этого не делал.

– У него были близкие друзья?

– Раньше он был очень близок со своим старшим братом. Но тот уехал в Новую Зеландию, и Артур не видел его лет десять. Он часто поговаривал, что съездит к нему на рождество или еще в какой-нибудь праздник, но, когда праздник наступал, получалось, что такие расходы нам не по карману.

– А кто еще?

– У него был очень близкий друг, еще по колледжу, Джеффри Уинтерс. Но Джеффри умер года три назад.

– При грустных обстоятельствах?

– Полагают, что он покончил с собой.

Они замолчали, представляя себе, как Артур Джири бродит по грязным платформам и думает о своем погибшем друге. Их дружба оказалась недостаточно крепкой, чтобы удержать Джеффри на земле. Он высвободился, и ветер унес его на небеса. С тех пор Артур не заводил друзей.

– Он любит детей?

– По-моему, очень. Конечно, теперь они не так близки, как раньше, когда дети были маленькими. Но Дэвид очень тянется к нему, это правда.

Адриан Суортмор помрачнел, на душе стало тяжело и муторно. Да, старина Джири, по крайней мере одному человеку ты пригодишься. Твой побег на вокзал - сюжет, который я ищу; мне нужна сенсация, способная поднять мой авторитет в глазах Бена. А то, что ты смылся отсюда и бросил свою еще миленькую жену, - тоже неплохо, она тепленькой попадет прямиком ко мне.

Он повернулся к Элизабет.

– Не унывайте, Элизабет. Ведь жизнь не кончена. Эти горести - они пройдут. Подумайте немного о себе, поживите для себя.

Он привлек ее к себе и хотел поцеловать, но тут на лестнице послышались шаги Анджелы.

– Мам, - сказала она, с вызовом кивая на дверь, - я ухожу.

– Что ты, девочка! Так поздно?

– Пойду к Хейзел, - раздраженно бросила она.

– В такой час? Одна?

– Отпустите ее, - тихо произнес Суортмор.

– Как можно, девочка, - продолжала Элизабет, не обращая внимания на слова Суортмора.
– Неужели ты пойдешь к Хейзел в такое время? Она, наверное, уже спит!

Анджела усмехнулась.

– Хейзел никогда не ложится раньше двенадцати. Она просто сидит у себя в комнате, читает и слушает пластинки. У нее шикарные пластинки, я себе не могу купить такие. Ей будет приятно, если я загляну к ней.

– Но как же так, - растерянно продолжала Элизабет.

– Послушай, мама, ты же знаешь, где она живет Через две улицы.

– Идите, Анджела, - кивнул Суортмор.
– Вам полезно сейчас пройтись.

– Как вы смеете!
– Элизабет повернулась к нему, вспыхнув от искреннего негодования.