#Малоизвестная актриса и #Простостихи
Шрифт:
В твоем носу запах пыльных кулис, от которого слегка кружится голова. В твоей голове отдается каждое слово, которое говорят со сцены полубоги в дурацких костюмах. В твоем животе щекотно, в глазах щиплет… Во всем тебе целиком прочно поселяется мысль: «Я хочу так же. Ну хоть когда-нибудь. Господи, пожалуйста!»…
Потом ты задыхаешься от страха. Задыхаешься и стоишь в толпе таких же ненормальных, как ты сам, повторяя давно уже зазубренные наизусть басню, прозу и это чертово стихотворение. Стихотворение почему-то непременно Цветаевой. Крутишь головой направо и налево. И в ужасе понимаешь, что все эти восхитительные люди вокруг, которые уже «второй год поступаю, слетел с конкурса», гораздо лучше, талантливее и смелее тебя. И они, разумеется, заслуживают счастья прочитать свою фамилию в списке прошедших на второй тур гораздо больше, чем ты. Ты задыхаешься от страха. Следующие четыре года ты не задыхаешься. Тебе просто вообще некогда дышать. Показы, этюды, слезы, пакеты с реквизитом в метро в 8 часов
И вот ты снова начинаешь задыхаться. От обиды. От несогласия с новым страшным, несправедливым и абсолютно очевидным фактом: ты никому больше не нужен. «Вы очень хороши, но наш театр не резиновый!» «Вы, несомненно, героиня, но у вас же такие уши…», «Я могу вас взять. Есть под вас роль. Сложная, интересная… Что вы делаете сегодня вечером?»…
В тебе нет нужды. У твоих педагогов новые «дети». Новые глупые дети, заполнившие коридоры ТВОЕГО института счастливым чириканьем. Они же еще не знают главного и дышат. А ты задыхаешься. Ты так и будешь задыхаться всю жизнь. Если повезет – то от бешеного графика съемок и спектаклей, нехватки времени на ребенка и завистливого шепота менее удачливых коллег за спиной. Если не повезет – то от невостребованности, алкоголя, нищеты, зависти к более удачливым однокурсникам и мечты сыграть Офелию, которая так никогда и не сбудется… Но если бы тебе дали сертификат «Проживи жизнь заново!»… Ты медленно покрутил бы его в руках, хорошенько бы все взвесил и рассчитал, посоветовался бы с семьей, гороскопом, своим отражением в зеркале… и повторил бы все сначала. В точности так, как уже сделал. Без малейшего сомнения и отступления от этого лоскутного сценария своей актерской жизни. Потому что нет ничего лучше. Потому что только тот, кто задыхался, умеет дышать. Ты умеешь. Может быть, для этого ты и нужен.
Суета
«Суета, – утверждает толковый словарь Ушакова, – это все тщетное, ничтожное, бесполезное, не представляющее истинной ценности. Все земное, в отличие от небесного. Беспорядочное движение большого количества людей в заботах о мелочах. Слово носит отрицательный и слегка презрительный оттенок». Кавычки закрываются. А вот тут стоп, извините! Не имею права молчать! Не из этих ли мелочей и забот о них сделаны наша жизнь, мир, смысл и мы сами? Не эти ли мелочи намертво впиваются в нашу память, не из этих ли крошечных торопливых движений складываются счастье, горе, годы и события? Так подождите, не закрывайте, пожалуйста, кавычки!
Вот нескладный кадыкастый очконосец бестолково суетится в отделе детских товаров и совершает много лишних телодвижений. Он никак не может выбрать, темную брать кроватку или светлую. Определился: светлую. Но тут же снова сбит с ног вопросом безжалостной продавщицы: какого цвета берем одеяло – зеленое или голубое? И вот он звонит и кричит в трубку: «Маша! Маша, нам зеленое или голубое?!» Роняет сумку, наступает всем на ноги, занимает собой все пространство – короче, суетится. Да просто у него сын родился, вы не обижайтесь.
А вот вам бешеная суета на станции метро «Арбатская». Тысячи бегущих в заботах о мелочах: туфли, ботинки, пальто, тюки, баулы, пирсинг, галстуки, костыли, Hugo Boss, «осторожно, двери закрываются…» Она быстро докрашивает левый глаз, глядя в карманное зеркальце, суетливо поправляет каштановую прядь, которая совсем не слушается, роется в сумке, тоже что-то роняет и каждые десять секунд шарит глазами по пробегающим мимо тысячам. Он подходит быстрым и очень несвободным шагом. Она вскакивает и трассирует словами, а прядь все не слушается, а он суетливо поглядывает на часы, а она уже все понимает, но все еще не хочет себе в этом признаваться и суетится, суетится, суетится… Да просто она его любит, а он ее нет. Вы не разглядывайте их так пристально, ладно?
Темнота, упоительный запах пыли, прожектора, очень важные железки и деревяшки, сильно нужный хлам, суетливые люди, говорящие шепотом, хаотичное движение тел в нелепых костюмах. Это суета театра, которую вам не показывают. То, что падает, – подпирают, то, что разваливается, – склеивают, то, что рвется, – зашивают, тех, кто не выдерживает, – выбрасывают. Пожилая актриса в нелепых кудряшках торопливо засовывает под язык валидол, быстро еще раз пробегает глазами текст, поправляет костюм, разминает онемевшие пальцы, успевает изящно нахамить молоденькой артистке массовки и делает шаг из темноты на свет. А там, в темноте, остались суетиться помрежи и костюмеры, актеры и режиссер, реквизиторы и гримеры. У нее сегодня просто крайний спектакль. Самый крайний. Ну, возраст, конкуренция, артрит, здравый смысл, вы должны же сами понимать… Вы ей поаплодируйте, ладно?
А вот кипит Ленинградский вокзал. Суетятся у табло прибытия поездов такие разные и такие интересные персонажи. Дорогое пальто и часы, тревожный взгляд и какая-то неподходящая к этому красивому бархатному мужчине нервозность. Сейчас объявят этот чертов путь прибытия, и он увидит ее. Ее длинные волосы,
ее маленький чемодан с вещами на два дня, ее внимательные глаза. Вдохнет запах ее странных духов и в который раз наврет, что скоро разведется с женой. Да объявляйте вы уже этот чертов путь! Рядом суетливо перекладывает вещи из сумки в рюкзак тонкошеий студент в шарфе. Заталкивает не разбирая, только бы быстрее. До отправления поезда 10 минут, у сумки порвалась ручка, а у мамы рак. И надо же как-то быстрее ехать, и надо же как-то быть умным и сильным и как-то все исправить. Девочка с колючей стрижкой и колючим взглядом тоже в суете. Сейчас с поезда сойдет еще одна такая же девочка, они встретятся и снова будут прятаться ото всех, захлебываясь друг другом. Есть ведь такое, чего не расскажешь родителям.Суета в предновогодних магазинах, на вокзалах, в аэропортах, редакциях, больницах, городах и головах… Упоительная, необходимая, непростая и совершенно живая. Суета, она очень честная.
В общем, пока мы суетимся, мы живы. «Все в мире – суета», – сказал не очень любимый мной классик русской литературы. И на этот раз, кажется, он не имел в виду ничего плохого. Ну все. Теперь можно – закрывайте кавычки.
Чудо
Не верьте человеку, который говорит, что не верит в чудеса. Верит, точно верит, просто ужасно устал ждать, терпеть и надеяться. А потому врет. Что вполне понятно и простительно, ведь верить в чудеса – это, поверьте, нелегкая работа.
Вот, например, тебе уже далеко «за», ты примерная работница библиотеки. Мама распугала всех твоих «недостойных» поклонников еще лет 15 назад и продолжает бдеть, беречь твое честное имя и подыскивать уникальную, достойную тебя партию. У всех подруг мужья и дети, собаки и дом, а у тебя вот мама, Белинский, Достоевский и стремительно надвигающаяся старость. И в чудеса ты уже не веришь. Верила раньше, а теперь поумнела и не веришь. Категорически. Просто каждое утро, стоя у зеркала, наспех красясь и причесываясь, тихонько говоришь себе под нос: «А вдруг сегодня? Может, на улице, может, прямо в библиотеке этой, гори она синим и ярким пламенем, а может, в метро, на обратном пути с работы? Я очень тебя жду, мое чудо, случись уже, пожалуйста. Обещаю, что не расскажу про тебя маме…»
Или вот ты, к примеру, талантливый режиссер. Действительно талантливый. Но ничего, кроме постановки детских елок с зайцами-пенсионерами и климактерическими белочками по утвержденным сверху г… осценариям, тебе не светит. Ты не умеешь пробиваться, нравиться, правильно вести себя на стратегически важных вечеринках и спать «с кем положено». У тебя один выход, старик – верь в чудо. Перечитывай булгаковское «…никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!», честно работай с белочками и верь. И не забывай бурчать себе изредка под нос: «Ну пусть, пожалуйста, чудо!»
А если ты успешная красавица, удачно вышедшая замуж за действительно хорошего человека? И у вас любовь, и дом, и так все хорошо, что прямо неудобно про это рассказывать. И все анализы сданы многократно, и все хорошо, просто его нет. Маленького, похожего на вас обоих, пушистоголового, самого лучшего на свете. Не получается. И каждый вечер ты плачешь в подушку, повторяя как молитву: «Господи, сделай чудо, и я больше тебя ни о чем никогда не попрошу…»
И вот работает где-то (я действительно так думаю) целая хорошо организованная канцелярия. Офис как офис, те же перегородки, карьерная лестница и обеденные перерывы, только в офисных пиджаках, там, где лопатки, удобные прорези для крыльев сотрудников. И кипит там работа и днем и ночью, и пахнет кофе и сигаретами. Да-да, курить им разрешают, а то совсем с ума сойдут от ненормированного графика и ночных переработок. И летят звонки и факсы снизу, только успевай разбирать и выполнять. Заказы на большие и маленькие чудеса, залитые слезами или наспех нацарапанные неуверенным детским почерком, обдуманные годами или случайно сформулированные в запале… И вылетают усталые сотрудники канцелярии на задания, когда факт необходимости чуда утвержден, заверен печатью и рассмотрен верховным советом. Работа, конечно, не сахар, благодарности никакой, зарплата тоже не ахти… Но они, те, что в пиджаках с прорезями, ее почему-то любят. Может, генетически так у них заложено, может, просто хорошие ребята, я не знаю. Схемы непростые, попробуй ошибись – и все придется начинать заново. Эта худющая библиотекарша всегда ездит с работы через Кольцевую линию, а нужно, чтобы поехала через радиальную. И он тащится с работы всегда в 19:00, а нужно организовать, чтобы именно сегодня его отпустили на 15 минут раньше. И вот все получилось, и эти идиоты уже едут в одном вагоне метро, соприкасаясь рукавами и намертво уткнувшись носами в свои книжки. Что, опять все мимо? Да щас! Вот вам резкое торможение от машиниста-практиканта, вот вам бабка с тележкой, которая отлично справится и выбьет у библиотечной мыши книгу из рук, а ему еще и по ногам колесами проедет, для надежности. Ну слава богу, приятно познакомить вас. Хотя и на свадьбу не позовете, и сына Гавриилом вряд ли назовете. Некогда, извините, ребята, разводить тут с вами сантименты, дело сделано, а на сегодня еще пять стоит в плане, причем второе и шестое будут сильно посложнее вашего «чуда». Все, пока, полетел.