Малышка с секретом

— Ну эт с непривычки… Как по обвыкнешься, тогда и замечать перестанешь… Ток каждый день тогда доить надобно, а то бес толку будет… — сказала Боянка, и сама до доила бедную, уставшую от нашей возни корову.

Закончив, она поднялась со скамьи и пошла к загону поросят. Я наблюдала за ней, стоя в косяке сарая. Вылив им это ведро, сестра помыв его в колодце, вернулась в коровник, взяла ведро с грязной водой, в котором мыла вымя до этого, вылила его и пошла набирать чистую, к колодцу, набрав воды, сестрица вернулась к стоявшей в проходе в коровник мне и пройдя к корове потолще, принялась обмывать ее.

— А почему ты то ведро свиньям вылила? — спросила я Боянку.

— Чтоб поросята быстрее росли… Они уже большие и матерного молока им не хватает, вот отдаем одно ведро, чтоб не хирели, пока кашу есть не начнут… — возясь с коровой, ответила сестрица.

— А-а-а-а. Ясно. А почему от маленькой коровы? — спросила я от нечего делать, разминая не отошедшие пальцы.

— Так Милка ток в этот год отелилась… Теленка дядьке Власу отдали. Он нам Зорьку отдал лета три назад, вот и обменялись. Ну и молока у Милки немного, потому поросятам и отдаем, да и жиденькое оно пока… — под мерное шипение выстреливающего от Боянкиной дойки молока, рассказывала сестра. — А вот Зорька, уже не первое лето телится… Вот ее молоко мы пьем…

— Тэк Милка Зорькина дочка? — спросила я, рассматривая двор и вышедшего из избы, сонного Зелеслава.

— Угу… — буркнула Боянка.

— А где Зорькин теленок? — уточнила я.

— Обменялись на тяпки у Благояра… — уже медленнее сцеживая молоко, ответила девочка.

— М-м-м — промычала я, не зная, чем еще себя развлечь.

Где-то минут через пять, девочка закончила доить Зорьку, освободила ее хвост и подняв скамейку одной рукой, а другой ведро, понесла скамейку на место. Расставив все по местам, она подняла оба ведра и пошла к колодцу. Там оглядывался по сторонам, взъерошенный Зелеслав в поисках ведра. Завидев, что оно у сестры, он пошел к нам на встречу и забрал его на пол дороге, буркнув:

— Доброе… — хмурясь и щурясь, видимо не отойдя ото сна.

— Угу- ответила девочка, перехватывая ведро с молоком.

— Ты как Ведка? Чего с тобой опять приключилось? — спросил мальчик, посматривая на меня, будто подозревая в симуляции.

— Хорошо… Богов вчера за сватов наших просила… Вот меня и сморило, как в прошлый праздник… — ответила я, кивнувшему мне и уходящему к колодцу Зелеславу. — И тебе доброе! — крикнула я запоздало.

Боянка ушла в сторону избы, а я решила пойти в баню умыться. Прошла через двор, вошла в баню плеснула, как и в прошлый раз при помощи скамейки воды из котла и сполоснула лицо и руки. Закончив, обтерлась полотном и пошла к Боянке в избу, по дороге смотрела, как братец кормит поросят. Взойдя на крыльцо, прошла сени и открыв дверь, тихо прошмыгнула в горницу. Боянка уже поцедила молоко и собиралась ставить хлеб. Я усевшись на лавку спросила:

— Чем помочь? Может крупы на кашу перебрать? — смотря, на сосредоточенную над мукой и вмешивающую дрожжи, сестру спросила я.

— Угу. — буркнула не отвлекаясь Боянка и начала смешивать ингредиенты в тесто.

Я спрыгнув с лавки подошла к полки у печи, на которой в кадке матушка хранила крупу, взобравшись на скамейку, с трудом выудила с высокой полки кадку и высыпав часть крупы на стол, принялась ее перебирать.

Так мы и провели какое-то время. Все при деле.

Странно, что не кто не удивляется моей сознательности… Хотя может дети-ведуны совсем другие?… Ведь это весьма необычно, что я в три года так себя веду и занимаюсь домашними делами… Обычным трехлеткам это не свойственно… Опять же о естественности. Вот же ж, надо было так вчера свалиться? Местная магия оказывается не совсем безобидная, как я вчера убедилась…. Тот поток проходивший через меня, был просто ужасно сильным, казалось разорвет, ведь я с трудом выдержала. Хотя может так и было нужно… Поскорее бы узнать, что тут творится и научиться это использовать… Батька с Отомашем теперь вернуться только через дней шесть или семь, а там еще парочку и новый месяц начнется… Кстати, что-то я стала замечать, что мои прикидки на дни недели не совпадают с действительностью, часто присутствует какое-то расхождение…. Может здесь в неделе дней больше? Одного же времени года нет, может и тут какая-то особенность… Нужно будет уточнить…. Хотя, что откладывать…:

— Боян, а сколько в неделе дней? — спросила я, пересыпая перебранную горстку зерен в миску.

— Девять. — ответила, не отрываясь от вымешивания, девочка.

Я немного опешив и замерев в с очередной горсткой крупы в руках, повторила:

— Сколько?

— Де-вя-ть. — по слогам, с натугой ответила Боянка, меся тесто.

— А, как так девять? Не семь? Точно? — спрашивала я.

— Точно… — ответила сестра.

Попытавшись смириться с новыми мировыми обстоятельствами, я дальше перебирая крупу, уточнила:

— А, как называются?

— Ох, ну вот сейчас прямо отвечать нужно? Не подождешь? — спросила притомившись Боянка, молотя тесто.

— Нет, давай сейчас… А то потом ты на реку убежишь и не ответишь… — сказала, со знанием дела, я.

— У Зелеслава или матушки спросишь… — пробухтела девочка.

— Нет, я потом забуду, давай щас. — не отступала я.

— Ну понедельник, вторник, тритейник, четверг, пятница, шестица, седмица, осьмица и неделя. — с остановкой после каждого слова, отвечала сестрица.

— Да, уж… — сидела я, ошалев и примеряясь с действительностью.

— Ну тут хотя бы ничего сильно сложного, наша среда — тритейник, ну и плюс три дополнительных названных по числу дня. И конец неделя. Проще простого. — думала я.

За печкой раздался шорох и к нам выскочила проснувшаяся, и перепуганная матушка. Остановившись, она увидела сидевшую за столом меня, с облегчением выдохнула и кинулась меня обнимать, и расцеловывать мои щеки.

— Слава богу мы не просыпали крупу, что я перебирала, а то потом еще и с ней возни… — размышляла я, обнимая женщину в ответ и радостно ей улыбаясь.

Матушка, натешившись здоровой и довольной мной, спросила:

— Ты как? Давно проснулась? — присаживаясь на лавку, уточнила женщина.

— Не очень, мы только корову подоить успели и все… — ответила я, прижимаясь к ней.

— Батюшки! Точно корова… — всплеснула матушка руками. — А я и забыла совсем… Вот вы хозяюшки мои… Помощницы… — говорила она, ласкова смотря на отставляющую хлеб к печи Боянку и поглаживая меня по голове.

— Зелеслав, что скотине дает? — спросила мама оглядевшись.

— Да, он тоже не так давно встал… — ответила Боянка, закидывая поленья в печь и растапливая ее.

— Ну молодцы детишки… Выручили… — довольно говорила матушка.

Я заметив, что она уже спокойна, принялась дальше перебирать крупу:

— Что сегодня делать будем? — спросила я, чтоб хоть о чем-то поговорить и отвлечь матушку от мыслей.

— Да думаю к Квасене сходим, саженцев попросим… Нужно огород поправить… А то есть не чего станет… — улыбаясь, наметила план на день женщина.

Затем встала и пошла одевать сарафан за печь, к нам-то она в одной рубахе ниже колен выскочила. Одевшись матушка вышла из-за печи, переплетая косу.

Поспав, она выглядела намного лучше. Видимо волнения на ней сильно сказались, что она так изменилась во сне, зато сейчас снова красавица.

Матушка плетя косу, пошла на улицу. Я закончила перебирать крупу, пересыпала все в миску и подвинула на ближний к Боянке край стола. Она поставив на стол котелок, плеснула в него воды, высыпала кашу, кинула в нее ложку какого-то жира и посолив, поставила в печь. Я пошла за печку, чтоб забрать свою берегиню, подойдя к кровати, подпрыгнула на нее и свесив ноги дотянулась до статуэтки. Взяла ее в руки, прижав к себе поближе поцеловала лисью мордочку, благодаря про себя. Ведь она обо мне позаботилась, иначе я бы вряд ли вчера справилась. Пройдя к своей постели, взобралась на лавку и поставила лисичку на подоконник.