Малышка с секретом

Благо что матушка наварила еды вдоволь и всех голодных, но счастливых от возвращения мужчин, нам удалось сытно накормить. Утолив первый голод и попивая кто взвар, а кто сбитень и молоко матушка встав, обратилась к отцу:

— Ну, как оно? Как-прошло-то? Сговорились? — нетерпеливо метаясь по горнице и складывая на поддон посуду, спросила мама.

Батька не спеша, отставив стакан в сторону и пригладив усы и бороду, глянул серьезно без тени улыбки, на жующего хлеб, как всегда угрюмого Отомаша и обведя присутствующих пристальным и печальным взглядом, тяжело вздохнул и буркнул:

— А, как же? Чай не кто-нибудь, а сам Отомаш Гоймирович сватался… — растягивая губы в задорной улыбке и замечая облегчение от охватившего нас напряжения на лицах, протянул батюшка.

Мамка, стоявшая рядом, и забирающая грязные миски, с облегчением хлопнула его легонько по плечу.

— Чего пугаешь то? Как было то, лучше расскажи… — обратилась мама, разливая взвар по стаканам мужчин.

Отомаш сидя на своем месте, едва растянул губы в ухмылке, поглядывая на батьку и на всех присутствующих. Благояр улыбался, прикрывшись стаканом, а Болет покачал головой, осуждая отцовы шуточки.

— Правильно дело то серьезное… Отомаш семью свою создает, а не поросенка на базаре покупает… — думала я, с интересом слушая рассказ батюшки.

— Мы как добрались, нашли деда Плеянкиного, у него и жили все эти дни… Благо, что Болет с ним знаком был давно и Житомысл его еще помнит, так-то ему почитай шестидесятое лето пошло, долгожитель уже, но крепок, что тот кедр… Ну вот договорились мы с ним, он помог нам и сваху местную найти, чтоб было кому сговор вести… Дождались, когда сваха нам добро даст ну и на следующий день отправились к Добророду, Плеянку сговаривать… Нарядились все как баре, пришли значит, с порога, как и положено Влас речь произнес, что мы приехали ради доброго дела. На что родители Плеянкины ответили, что рады нам. Дары мы им вручили, что еще дома приготовили… Встречали нас Добрород с женой Живой и всеми дочерями, парней то у него два, а девок аж шесть штук, веришь? — восторженно рассказывал батька, обращаясь к матери вспоминая. — Хорошо еще, что в это лето на выданье только Плеянка, хоть путаницы никакой не вышло… — рассуждал задумчиво батюшка. — Ну раскланялись, представили нас друг другу, расселись все за стол, накрытый… все чин по чину. Вецена, ну эт сваха значит, бойкая баба такая, веселая, а язык что помело… села напротив двери да ноги оставила на половице, ведущей к выходу из хаты, чтобы сватовство прошло удачно… Ну ты знаешь… — махнул отец рукой, как будто это не шибко важно. — И слово, как и принято первой взяла…

Мол у нас слушок прошел, что есть у вас утица, что выпорхнуть должна, так на утицу вашу сокол нашелси, уж люба ему она больно и по сердцу пришлась.

Ну Жива ей ответила, вроде как подтверждая: — Никто против свахи не соврет, что- утица-то подросла, да больно много орлов молодых, да пригожих на нее поглядеть хотят…

Веценка встала от двери к нам присела, кивнула да говорит: — Суженого примите, а ряженую покажите…

Ну Живка поднялась да девку привела… Ладная такая невестка у тебя будет, женка, — сказал довольно батька, подмигивая Отомашу. — Входит значит в светелку, высока, стройна, сарафан на ней серебром вышит, волос в косу убран, а черен, что зола в печи. Стоит значит глазки-то в пол потупила, а все одно так и поглядывает на нас, сияет очами своими карими. Губки поджимает, щеки румянцем налилися, ну в общем как вы бабы умеете… — свернул на самом интересном описание Плеяны батька. — Я сыну то киваю, мол та девица то, ну он мне в ответ, что да эта люба… Ну, а Влас дальше выспрашивает: — Чем ваша красавица в умениях своих может похвастаться? Добрород нас подчивать стал, говорит мол: Моя девка умнешенька, прядет тонешенько, точет чистешенько, белит белешенько и сама горлинка к нашему приходу расстаралась и кушанья наготовила. Мы попробовали похвалили, да и ушла она платье менять… Вот никогда не понимал, что толку три сарафана менять, будто есть разница, если девка красивая, то и в первом видно, что хороша… — бубнил осуждающе батька, обращаясь к мужчинам за столом. Те кивали ему в ответ, соглашаясь.

— Ничего то ты не понимаешь… — отмахнулась от него матушка возясь у печи, но внимательно прислушиваясь.

Близнецы видимо подустав, вышли из-за стола и ушли на улицу.

— А дальше то что? — спросила Боянка с любопытством и нетерпеливо.

— Ну сидим значит беседу ведем, узнаем, что — да как, чем живем? Потом Веценка говорит: мол есть ли еще какие таланты? Живка опять поднялась, привела дочку ряженую всю в жемчуга да колты серебряные, она рушник и платок кружевной поднесла, нам подала и стоит опять в сторонке…Ну как обычно. — сказал небрежно батюшка. — Да кстати, они там в мешке где-то лежат, в дар тебе привезли, оценишь… — сказал немного хмельной от взвара отец матушке. — Ну мы рассматриваем, а сынок то наш с девицы глаз не сводит, прямо того глади подорвется с места… хорошо, что жених на сватовстве молчит, а то от радости и "му" бы не выговорил, — смеясь подначивал Отомаша батька. Тот в свою очередь поперхнувшись, очередной раз глотнув молока, закашлялся. Его похлопал по спине улыбающийся Благояр.

— Бать, ну чего ты… — возмутился Отомаш поднимаясь.

— А что не так что ли было? Вон все подтвердить могут… — удивляясь, смеялся над смущенным и негодующим сыном батюшка.

Отомаш встал из-за стола, обиженно стрельнул глазами в батьку, забрался на печь и повернулся к нам спиной.

— А дальше что? — спросила я.

— Ну дальше сидим значит снидаем, взвар попиваем, Живка с нами села, Плеянка опять наряжаться ушла, сидим рассказываем, чем занимаемся…, что в миру делается… ну как по обряду положено, чтоб нечисть обхитрить… — пояснил отец. — Шутки шутим, да весело в общем сидели… Ну и к главному переходим так сказать… Влас спросил: Ваш товар нам люб: наш вам люб ли?

А Добрород, хвала богам, довольный сидит:

— Для купца удалого молодца, наша девица хоть куда…

Согласился в общем… Ну мы улыбаемся, что ладно все прошло, киваем, со стола встали да на крыльцо все вышли, посовещаться что да как? Через сколько свадьбу играть и что в приданное надобно. Потом вернулись, Живка опять за дочкой ушла, привела ее ну еще краше чем была, хотя может это я уже во хмелю малость был — хихикая говорил батька, подпирая щеку кулаком. Ну спрашиваем:

— Выйдешь ли к нам на крыльцо, покажешь ли бело лицо?

Она развернулась за печку ушла, да и выносит нам тыкву, рыжую такую… Ну мы то довольны все. Знать девка не прочь… считай пол дела сделано. Уселись опять за стол про приданное да время, когда обряд проводить будем обсудили, да к Житомыслу ночевать ушли, а там уж и домой позже отправились. Вот так-то… — сказал батька допивая взвар из стакана.

— Вот здорово — радостно проговорила Боянка поднимаясь, взяла грязную посуду и ушла ее мыть.

— Ну так и когда свадьба теперь? — спросила матушка утирая пот со лба.

— Через полтора лета… — пробубнил батька, поднимаясь за встающими из-за стола гостями. — Как избу для молодых справим, так и свадебку сразу сыграем.

— Спасибо хозяюшка за хлеб, соль пойдем мы по избам, ежели чего обращайтесь… — произнес Болет направляясь на выход.

Благояр тоже поблагодарив нас за гостеприимство ушел. Батька пошел с ними проводить. Я сидела на лавке и думала, чем бы себя занять, не придумав ничего лучше пошла помогать сестре к колодцу. По двору бродили близнецы и вышедший вместе со мной Зелеслав, отправившийся вместе с братьями кормить скотину. Я дошла до задумавшейся Боянки, намывающей миски и спросила:

— Подсобить чем?

— На, вытирай те, что отмыла… — сказала она, подавая мне полотенце.

— Что задумалась? — спросила я сестрицу, вновь погрузившуюся в себя.

— Да ничего, так… тоже свадьбу хочу… И чтоб любимый рядом… — мечтательно произнесла девочка.

— Уж не Мстишко ль? — ехидно поинтересовалась я, зная о сестринской болезненной привязанности.

— А коли и так, то что? — распаляясь выкрикнула сестрица, видя мои подначки.

— А то, что не пара он тебе и все это знают, одна ты принять не хочешь… — спокойно ответила я, стараясь избежать ссоры.

— Вот еще, будет меня какая-то малявка учить кто мне люб, а кто нет. Не твоего ума дело… — рассерженно бурчала сестра и замолчав снова замкнулась в себе.

— Ох, вот пока не вляпается с этой своей дурной любовью, пока ноги он об нее не вытрет, не успокоится видимо. — думала я, вытирая очередную миску.

— Ты что делать сейчас будешь? — спросила я через какое-то время.

— Ничего, к Цветанке сбегать хотела, а то завтра стирка будет не получится… — ответила поостыв Боянка.

— А мне можно? А то в избе особо делать нечего… — попросилась я.