Малышок
Шрифт:
– Больно мне нужно… - ответил он и выключил свет.
– Какие вы все!
– воскликнула Леночка.
– С вами абсолютно невозможно.
– Обойдемся, - сказал Костя и ушел.
Не нужно ему жалости! Сегодня он сделал всего пять, но сам сделал, а завтра сделает больше и тоже сам. Выработает он и норму и полторы нормы и докажет, какой он человек. Но было приятно, что Катя послала к нему Леночку мириться.
Глава вторая
У входа в молодежный цех висят три доски показателей, точно такие же, как в цехах, где работают взрослые токари. Слева выстроились фамилии - сколько в бригаде рабочих, столько и фамилий, - и указано, сколько процентов задания выполняет токарь. Если выполнил меньше ста процентов, цифра написана белым мелком, а если больше ста - красным. Сегодня написано, что Галкина за прошлый день выполнила 85, Туфик - 75, Малышев - 60, а Булкин всего 50 процентов нормы.
Но Сева не всегда последний за колоннами. День-два он работает плохо, где-то пропадает с Колькой Глухих, а потом вдруг прилипнет к станку, работает злой, только и ищет случая поругаться с Катей, назвать Леночку очкастой, задеть Малышка. Всех обгонит, мастер его похвалит, а он снова раскиснет, еле движется и все заговаривает с Костей о тайге и золоте…
Ровно и все лучше работает Костя. Он сообразил, что при черновой обдирке, когда «Буш» снимает с заготовки толстую стружку, вовсе не обязательно часто промеривать диаметр обточенной части заготовки, так как станок надежно соблюдает заданный размер. Правда, об этом говорил и Стукачев, но Костя все время беспокоился, правильно ли работает «Буш», то и дело нажимал красную кнопку «стоп», которая ему особенно нравилась, и терял много времени. Каждый день он делает маленькие полезные открытия и поэтому рассматривает показатели вполне спокойно, стараясь сообразить, когда он перейдет на красный мелок.
На минутку задержалась возле доски Катя.
– Это только цветочки, а ягодки будут впереди!
– сказала она, обняла Леночку и проронила: - Гуд морнинг, гога-магога, - то есть поздоровалась с Костей по-английски, потому что до поступления на завод она училась в школе говорить на этом непонятном языке.
– Ой, бонжур!
– сказала ему Леночка, потому что она в школе на Украине училась говорить по-французски.
Что касается Севы, то он посмотрел на показатели с таким видом, будто интересовался, как играют маленькие дети.
– «Из кожи лезут вон, а возу все нет хода», - сказал Сева маленькому Маркину из третьей бригады.
– Зато ты орел!
– прыснул Маркин.
– Галкина вчера восемьдесят пять процентов сделала, а у тебя пятьдесят. Ты скажи, почему тебя называют Булкиным-Прогулкиным? Очень остроумно!
– А сколько у меня позавчера было?
– И Сева ткнул пальцем в показатель.
– Смотри, если слепой. Восемьдесят пять и без брака, не то что у Галкиной…
– Врешь ты, не делает она брака!
– не утерпел Костя, возмущенный ложью.
– Это ты вчера две «трубы» запорол, а у нее брака не бывает.
– Защитник нашелся!
– И Сева подмигнул Маркину.
– Знаем мы, почему он за Галкину вступается. Он и пережженный резец помог ей спрятать. Понимаешь?
– По-ни-ма-ем!
– протянул Маркин.
– Он Онегин, она Татьяна.
В таких случаях Костя не
сразу находил, что нужно сказать, он просто выругал Севу:– Дурак ты, вот что… Врешь про людей со зла!
– Ах, какой длинноухий рыцарь печального образа нашелся!
– И Сева отправился за колонны, предоставив Косте выслушивать шутки Маркина.
Вероятно, в тот день кто-нибудь рассказал Кате, что Костя вступился за нее, поэтому она сделала новый шаг к примирению.
– А Прогулкин снова пяточки сальцем смазал, - сказала она, проходя мимо Кости.
– Интересно, куда он сбежал?
– За резцом пошел да в медпункт - палец занозил…
– Ты зачем уже резец на чистовой меняешь?
– удивилась Катя, присмотревшись к его работе.
– Сколько ты деталей между сменами резца провертываешь?
– Три.
– Три, три, дырку протрешь!
– засмеялась Леночка.
– Знаешь, Катя, он все время резцы переставляет.
– Глупо! Стукачев говорил, как работу организовывать, а ты, Малышок, все делаешь не так, как люди. Ты полсмены обдирай, а полсмены отделывай. Понимаешь?
Чего там было понимать! Но Косте всегда хотелось поскорее увидеть совсем законченную деталь - чистенькую, гладенькую, блестящую. Просто сердце радовалось, когда поспевала новая
«труба».
– А как не все отделаю?
– пробормотал он.
– Подумаешь, страх! Останется одна-две на завтра. Зато не надо через каждые три обдирки или отделки резец менять. Получается экономия времени. Понимаешь, нужно экономить время.
До сих пор Костя знал, что есть день и есть ночь, есть столько-то часов между гудками, и не обращал никакого внимания на такую мелочь, как минуты и секунды, а оказалось, что эту мелочь нужно беречь, если хочешь сделать много. Катя все это ему объяснила, хотя и не совсем понятно, но самое главное он понял: станок должен крутиться как можно больше. Скрепя сердце он принял ее совет, начал обдирать, только обдирать заготовки, и его беспокоило, что отделанных «труб» еще нет.
– Пятнадцать, вот видишь!
– радостно сказала Катя, сосчитав перед обедом обдирки у его станка.
– Теперь поставь чистовой резец, отделай все, и у тебя будет семьдесят пять процентов нормы. А если бы ты с утра был умнее, наверное, получилось бы восемьдесят пять.
В тот день Сева был совсем раскисший, у него все не ладилось, и он часто отлучался от станка.
– Нашел учителя!
– пробормотал он, пожав плечами.
– Учись, Малышок, если собственная голова не варит.
– Леночка, ты читала в многотиражке про лодырей?
– тотчас же откликнулась Катя.
– Так смешно написано, как с натуры. Правда?
В конце смены, когда Герасим Иванович наведался за колонны справиться об успехах молодежи, Катя спокойно сообщила:
– У меня восемнадцать, а девятнадцатую я до гудка закончу.
– Правильно, - улыбнулся мастер, сосчитав заготовки у ее станка.
– Смотри, к тому времени, как я из дома отдыха вернусь, чтобы полная норма была!
– Непременно сделаю!
– пообещала Катя, бросив торжествующий взгляд на Булкина.
– Норма совсем не трудная, надо только уплотнять время, а не бегать каждый раз в медпункт.