Мама для…

Конечно, я сопротивляюсь и, когда меня бьют по лицу, отвечаю с ноги. Конечно, они сильнее, но и у нас нет тормозов, поэтому сейчас мальчишки осознают на себе ярость девчонок, которым нечего терять. Мы почти без разговоров объединяемся, чтобы затем с визгом накинуться на парней, а потом я ничего не помню. Одно только ясно – сейчас мы враги. Я не знаю, что на них нашло, нормально же раньше общались, но сейчас мы точно враги, поэтому надо придумать, как от них защититься.

Всей толпой мы медленно отступаем в сторону девчоночьих кают. У нас даже небольшой зал есть, куда парням можно закрыть доступ.

– Маринка, иди вперед! – командует Машка.

Я и хочу огрызнуться, но голова пустая – новости, а следом нападение парней вышибают все мысли из головы. Поэтому я киваю и крадусь вдоль коридора в направлении кают. Парни остаются позади, там самые сильные девчонки; еще где-то ножницы раздобыли и теперь выразительно пощелкивают ими. Парни почему-то не нападают. Боятся?

Я крадусь и запрещаю себе думать о том, что произошло. И о том, что я теперь совсем одна, и о том, что случилось с парнями. Может, у них так истерика выражается? Папа же говорил, что мальчики в основном писькой думают. Папочка… Звезды, больно-то как! Но пока думать об этом нельзя, потому что, если парни захотят напасть скопом, чтобы получить то, о чем постоянно думает любой парень, неизвестно, успеет ли Мозг. Опыты ставить не хочется, потому что, по слухам, это не просто больно…

Не буду думать… Вот и дверь. Она медленно, будто нехотя, открывается, впуская меня внутрь. Здесь безопасно, кажется. Сейчас девчонки дойдут, я спрячусь к себе и пореву от души, потому что не думать уже почти нет сил. Я делаю два шага и падаю в пустое кресло, а в сравнительно небольшое помещение набиваются девчонки.

– Мозг! – зову я. – Абсолютно закрыть доступ в это помещение всех лиц мужского пола!

– Доступ закрыт, – лаконично отзывается Мозг, против обыкновения никак не комментируя мое указание.

Обычно у меня иногда возникает ощущение, что Мозг старается хоть как-то уязвить, указать на ошибки или что-то подобное, но сейчас почему-то нет. Я уже хочу встать, чтобы уйти в свою каюту, хотя бы ушибы смазать, когда Машка опять подает голос. Она обычно не злая была, хотя очень любила покомандовать, но я ее игнорила, поэтому мы почти и не пересекались.

– Слушайте все! – начинает Машка, а я медленно встаю, потому что в себя не пришла после гибернации. – Мы должны держаться вместе и распределить обязанности. Марина!

– Чего это мне тебя слушать? – интересуюсь я.

– Потому что иначе тебе будет больно! – оскалясь, произносит Машка, подходя поближе.

В этот момент девушка, стоявшая рядом с новоявленной командиршей, резко и сильно бьет меня кулаком в живот, отчего дыхание пропадает, и я падаю на колени перед Машкой. Силясь вдохнуть, упираюсь руками в пол, чувствуя, как немеют руки. Меня накрывает паникой, отчего я начинаю дрожать, а девчонки все только молча смотрят.

Наконец, мне удается сделать вдох, я заполошно дышу, пытаясь надышаться. О сопротивлении речь вообще не идет, потому что паника-то никуда не девается.

– Вот так будет с каждой, кто вякнет, – как сквозь вату слышу я голос Машки, но перед глазами становится темно, и я, кажется, падаю.

– Встала, тряпка! – я прихожу в себя от сильного удара по щеке, причем, судя по всему, не первого. – Встала, а то сейчас добавку получишь!

Я с трудом встаю на колени, а потом меня резко дергают вверх. В глазах стоящих вокруг меня девок нет ни капли сочувствия. Значит, надо будет подумать, как отомстить. В этот момент резко открывается входная дверь, в помещение входит робот – слуга Мозга. Он грубо хватает ту девку, что меня ударила, и куда-то уносит. Все замирают в молчании.

– Создавать угрозу жизни запрещено, – доносится с потолка голос Мозга. – Создавший угрозу будет наказан. Это последнее предупреждение.

– Значит, больно будет иначе, – Машка смотрит на меня так, что я чуть не падаю от какого-то липкого страха.

Такая тварь много чего придумать может, но пока надо хотя бы сделать вид, что я подчиняюсь, чтобы потом отомстить. Отомстить надо обязательно, потому что свое унижение и панику я ей не прощу. Машка внимательно смотрит мне в глаза и кивает на кресло, разрешает, значит, рыба тухлая. Ладно, еще посмотрим, кто кого. Еще узнаем…

– Идите все, – устало произносит Машка. – Нам всем нужно…

Тут она права. Еще немного, и я зарыдаю прямо тут, потому что как жить теперь я просто не знаю. Я не представляю себе жизни без теплых маминых рук, уверенности отца, без звонкого смеха братика… Как мне теперь жить? Вот как?

Не осознавая, что делаю, я вхожу в свою каюту, дверь за мной с шелестом закрывается, а я… Я просто падаю прямо у входа, чтобы разрыдаться. Здесь можно, потому что меня здесь никто не увидит, никто не услышит, как мне больно, как я вою от внутренней боли. Я вспоминаю своих родных и вою все сильней, почти срывая голос.

Не знаю, сколько проходит времени, мне кажется, что я просто плаваю в своей тоске и боли, но, когда слезы заканчиваются, у меня появляется еще один повод поплакать. Машка. Эта тварь и ее подпевалы… Надо будет посмотреть, как наказали ту сволочь, что едва не убила меня, может быть, наказание не такое страшное, и тогда я что-нибудь сделаю с этой Машкой. На корабле много мест, где можно споткнуться… случайно. Я эту тварь зубами загрызу за то, что она делает. Раскомандовалась, командирша, швабру ей в зад на всю длину.

Представляя, что я сделаю с Машкой, неосознанно постепенно успокаиваюсь. Все-таки, что это такое было с парнями? Помешательство или истерика? Правда, теперь я им не доверяю и, что греха таить, боюсь. Может быть, имеет смысл пока подчиниться этой стерве, а потому улучить момент и решить этот вопрос, как говорил папа. Папочка…

Глава вторая

Несколько дней, не знаю точно сколько, я не выхожу из своей каюты. Вода есть в туалете, а есть мне не хочется. Я пытаюсь смириться с мыслью, что родителей нет, я совсем одна, зато есть садистка Машка, придушить которую я просто не успею – вмешается Мозг. Своей паники и невозможности вдохнуть я так просто ей не прощу. Но сдохнуть от голода мне не дает все тот же Мозг.

– Внимание экипажу, – раздается равнодушный голос с потолка, где у него динамик расположен, – всем необходимо приступить к обучению и выполнению служебных обязанностей. За уклонение последует наказание.

– Сволочь… – шепчу я, понимая, что не хочу знать, что это за наказание, потому что Мозг-то от своих правил свободен.

– Возрастная группа А: четырнадцать-шестнадцать циклов, проходит обучение и работает на обслуживании секции по расписанию, – продолжает Мозг, разбивая нас всех по прожитым годам. – Возрастная группа Б…