Мама года или Замуж за гада
Шрифт:
В голове у Ибенира мелькнула мысль, что они и так уже достаточно близки, но тут же исчезла.
Принц хитро глянул на герцога и выдал:
– Мы тебя к нему приворожим приворотным зельем.
– Келион закрыл ладонью лицо и тяжело вздохнул.
Уж кто-кто, а Кинияр точно знал, что на Керналиона приворот не действует. Зачем тогда предлагать такую дурость.
– Ты дурак?
– снова вздохнув, вопросил герцог.
– Бессмысленно. Даже не будь у меня иммунитета, это было бы бессмысленно. Очевидно, что я и так испытываю к нему чувства.
– Это ты дурак. Про твой хваленый иммунитет Дамб не знает,
– И?
– Келион идеи не понял.
Ну скажут Эрику, что его работодатель вдруг втрескался в него по уши, думаете, он будет рад?
– И ты сможешь совершенно безнаказанно и беспрепятственно ухаживать за своей парой. Эрик твой пожалеет тебя и сильно сопротивляться не будет, а ты за это время дашь ему привыкнуть к тебе, влюбишь в себя и распишетесь через месяц-другой в городской администрации.
– Надо срочно заказать “Муки любви”.
– глубокомысленно выдал Керналион. То, что сказал Кинияр, гениально!
Это действительно шанс завоевать и приручить Эрика.
– Эй, может что послабже? Это и тебя пронять может, а антидот не меньше двух недель готовиться.
– встревоженно предостерег принц, но Ибенир уже воодушевился будущими победами на любовном фронте и не собирался это слушать.
– Так это же и хорошо, что долго ждать. Эрик не отмажется. А если зелье и подействует, разве это не лучше? Мне же проще будет.
– Ты и без приворота уже того, я смотрю.
– с легким отторжением произнес принц.
Кинияру одно оставалось не ясно, почему Келион так легко принял тот факт, что его парой стал человек, простолюдин, да еще и мужик.
И здесь ведь дело не в простой симпатии - Керналиона запечатлели, а теперь эти двое и вовсе женаты.
– Не говори так. Это же не какая-нибудь короткая интрижка. Это на всю жизнь.
– хмуро взглянул на брата герцог.
Принц вроде и поддерживал Ибенира, но в то же время не переставал сомневаться в Эрике. От того было неприятно.
– На всю его жизнь.
– усмехнулся Кинияр. Люди долго не живут, глядишь, и к концу жизни Дамба его кузен наиграется и в мозгах у него прояснится.
– Не смотри так на меня. У вас даже потомства быть не может.
– слова неприятным осадком осели внутри.
Керналион чуть развернулся, чтобы не видеть лица брата.
Эрик любит детей, почти до умопомрачения любит, вспомнить только как он кружит вокруг своего племянника. Да. Но не сможет иметь ни одного собственного ребенка.
– Я...я не думаю, что это так важно.
– сдавленно проговорил Келион. Но это было важно.
Если бы Дамб не запал бы ему так в душу, если бы не запечатлел, то у него, Эрика, был бы шанс завести нормальную семью, жену красавицу и кучу детишек.
Только вот теперь, когда они получили брачную метку, человек никогда не сможет ни развестись, ни вступить в брак с кем-то еще.
Керналион чувствовал вину за то, что полюбил, а его любовь оказалась способна испортить жизнь собственной пары.
Кинияр пребывал в смятении - никогда еще брачная метка не появлялась у однополых пар, даже при венчании в храме.
Могло ли оказаться, что его брат и не брат вовсе, а сестра, хорошо это скрывающая,
или же это Дамб не тот, за кого себя выдает?– Тебя и правда не смущает, что он мужчина.
– покачал головой принц, утверждая. Керналион ссутулился, уперев тяжелый взгляд в землю.
– Может быть, может быть.
– тоскливо-горестно вздохнул Ибенир.
– Ты же помнишь, что Сабиан сказал мне тогда, тридцать лет назад? “Твои глаза обмануты и разум в смятении, но сердце знает ответ”. И этот ответ: Эрик - моя пара, предназначенная мне родственная душа. Знаешь, я еще в тот день, как получил это пророчество про свою пару, понял, что что-то будет не так, что это будет сложно принять и… Как видишь, я не могу назвать нашу с ним ситуацию простой.
– герцог беспомощно развел руками. Он готовился, тридцать лет мирился с мыслью, что ему в пару возможно достанется враг королевства или еще кто похуже, и Дамб, среди всех был самым безобидным вариантом.
Келион старался себя убедить, что его любовь платоническая - ни к чему не обязывающая и не обремененная физическим влечением. Но к Эрику влекло, тянуло словно мотылька на огонь, и Келион в очередной раз обжигался о правду, о то, что говорил разум, что видели глаза.
Эйрикур Дамб - мужчина, разве возможно им построить пару? Очевидно, что нет. Керналиона, тридцать лет метавшегося в сомнениях и страхе, не удивило бы, достанься ему в пару жаба или граф Вальдернеский, но правда ли его так тревожило то, что Дамб не женщина?
Он не знал. Без сомнений, эта вовсе не маленькая проблема его волновала, но куда меньше, чем то, что Эрик - человек.
Келион старался не думать об этом, избегал этой темы даже в мыслях и игнорировал. Потому что боялся, страшился этой неизвестности, что разверзла под ним огромную пропасть.
Он впервые любил кого-то, впервые хотел разделить с кем-то жизнь и впервые так больно было от осознания, что жизнь его длится будет еще не одно тысячелетие.
Эрик, его светлый Эрик, останется лишь воспоминанием, тупой болью в груди, что дракон пронесет до конца своих дней.
Ибенир прикусил губу и плотно сжал кулаки, стараясь сдержать нахлынувшие эмоции.
Дамб прав, для Керналиона вместе они будут лишь мгновенье, но для Эрика пролетит вся жизнь.
Имел ли право Келион продолжать эгоистично любить его после этого?
– Как же все сложно.
– буркнул Кинияр, проводя рукой по своей метке. Чтобы он не говорил, как бы не отрицал и не убеждал себя, но уже слишком поздно. Его брат уже переступил черту невозврата.
Это и вправду сложно. Если люди могли влюбляться хоть каждые две недели и дохли как мухи, то драконы любили только раз, раз и навсегда.
Оттого никто из них и не хотел связывать себя с людьми - существами непостоянными, чьи чувства способны перемениться в любую секунду.
Человек мало жил, быстро умирал, и, как правило, не менее быстро охладевал к своей паре и трепетная драконова любовь оказывалась никому не нужна.
Дракон оставался один на тысячелетия, нес в сердце память и любовь, умирая в холодном одиночестве спустя много лет, когда об имени его пары не помнил уже никто.
Кинияр помнил это, помнил, как умирал его дед, дрожащими пальцами прижимая к груди маленькую дощечку, на которой был выжжен портрет его пары. На это было больно смотреть.