Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

А всё же он и впрямь был молодец, умница: поступил в трудный 2-й Медицинский при диком конкурсе и совершенно самостоятельно, безо всяких там блатов или взяток.

Не зря мама всегда гордилась своим сыном. Она очень любила рассказывать:

— Когда Сашка родился, на него сбегался смотреть весь роддом: ресницы у него лежали до середины щёк. А когда он подрос, то его часто принимали за девочку, потому что такие глазищи с такими ресничищами просто не могли быть у парня, — и она счастливо так смеялась.

А я ничего не могу рассказать про брата, совсем ничего. Я его не знала. И про него

ничего не знала. Потому что он этого вовсе не хотел. Закрытая была для меня система на кучу замков, засовов и паролей. Я иногда задаю себе вопрос: может, восемь лет разницы — это очень много? Но слишком часто вижу убедительные опровержения такой «утешительной» теории. Нет, не в возрастной разнице дело. А в отсутствии любви.

Двоемыслие как способ существования

Как любая девчонка, я любила, когда ко мне в гости приходили мои подружки: две Ленки, Таня, Наташа. Но больше всего радости мне доставляло, когда ко мне приходила моя Олечка. Мы с ней были очень близки во всех смыслах: отличницы, много читающие девочки, нам было о чём болтать на одном языке. Признаюсь честно: со всеми прочими девчонками я «исполняла долг»: надо было дружить, надо было поддерживать отношения, надо было быть в коллективе. Иначе съедят заживо. Этот закон я освоила в довольно раннем возрасте. Никогда в своей школьной компании я не была полностью собой, такой, какой мне хотелось быть, чтобы хотя бы говорить о том, что распирало, что по-настоящему болело, волновало. Моя жизнь, моя музыка, мои книги — отдельно, а школьная компашка с её интересами — отдельно.

Олечка — это другая история. С ней мы трепались о самом важном и, к примеру, самом для нас страшном.

— Ты знаешь, — Олечка округляла до невозможности свои и без того большие серые глазищи. — Ведь КГБ может прослушивать всё, что говорится в квартире!

Как? — в ужасе шептала я: в нашей квартире чего только не говорилось, господи...

— Через телефон! Даже если трубка лежит на месте, они могут слышать всё — техника такая.

В этом смысле я была запугана до жути, правда, не только и не столько Олечкой.

— Даже не вздумай рассказывать в школе то, что сейчас слышала, — напутствовала меня мама после большой диссидентской беседы за ужином, как всегда сопровождая назидание «страшными» глазами.

— А что может быть? — меня прямо скрючивало от ужаса.

— Что, что! В тюрьму мы с отцом пойдём — вот что!

...И опять стучали мои зубы.

В школе все, ну абсолютно все дети травили политические анекдоты про Брежнева. Я всегда вежливо смеялась, но сама никогда, ни разу не рассказала ни одного, хотя знала их больше других.

— И правильно! — хвалила меня мама. — Мало ли что...

Иногда я всё-таки ляпала что-нибудь не то, типа «Сталин был настоящим убийцей!», а потом неслась домой, приседая каждую минуту от спазмов ужаса в животе, врывалась в квартиру почти с криком:

— Мамочка, а я вот сегодня такое сказала... А ничего не будет? Ничего?

Чаще всего меня успокаивали, но при этом говорили: «Всё-таки следи за языком-то». Да я следила, следила... Только

иногда что-нибудь вырывалось из меня почти само по себе почему-то.

Конец апреля, пасха. Я училась классе в пятом. С самого утра моя мама обзванивает своих подружек со словами «Христос воскресе». Когда звонят ей, она ответствует: «Воистину, милая!» Мама улыбается, она довольна, и я вроде как проникаюсь мыслью, что происходит что-то хорошее, что сегодня какой-то не совсем мне понятный и знакомый, но праздник.

Я набираю номер своей любимой подружки и с мамиными интонациями говорю:

— Христос воскресе!..

Дальше я не успеваю сказать ни слова. В коридор, где стоял столик с телефоном, выскакивает мама с перекошенным от злости лицом и кричит страшным шёпотом:

— Да что же ты, зараза, творишь! С ума сошла, идиотка? Всех нас подставляешь!

Трубка вываливается у меня из рук, я с ужасом гляжу на маму. Что же я натворила?

— Ты нам с отцом неприятностей хочешь? Хочешь, чтобы нас растоптали?

От кошмара содеянного я чуть не потеряла сознание. Меня сильно затошнило. С тех пор я ни разу в жизни не произнесла пасхальных слов. И отнюдь не потому, что я — атеистка. Просто они у меня застревают где-то в глотке. И не произносятся. Я очень испугалась тогда...

Помню одну любопытную сцену у нас дома, за столом с гостями. Мама, как это бывало часто, завела экстремально-политическую беседу. Эту тему друзья моих родителей, конечно, радостно подхватили, но очень быстро начали недоумённо поглядывать то на меня, то на маму... Потом кто-то не выдерживал и осторожно спросил:

— Галочка, зачем ты всё это при девочке-то?

— А что? — заносчиво вскинулась мама. — А что такого?

— Ну, зачем это ребёнку... Зачем ей это знать сейчас и что ей с этим делать?

— А я считаю: пусть знает! — гордо и по-ленински убеждённо отчеканила мама. — Пусть живёт не по лжи.

Я ею так гордилась! Да, конечно, все эти люди — трусы и лицемеры и делают из своих детей таких же, как они сами. Только так, как говорит моя мама, и надо, только так и правильно! Но... трудно очень. Очень трудно — мне... Двоемыслие в космическом масштабе да с раннего возраста — испытание для психики на уровне недоброго научного эксперимента с мышками: сколько, интересно, это маленькое животное ещё выдержит ударов электричеством по определенному участку мозга, пока не решит уже, наконец, повеситься на собственном хвостике в своей клеточке?

Но получилось так, что меня-то мама ого-го как научила жить «не по лжи»! Не в упрёк родителям, но нельзя не сказать о том, что в молодости они были убеждёнными комсомольцами, а позже и коммунистами, мама, кажется, хронически во всех учебных заведениях была комсомольским вожаком и верила в Сталина, как потом стала верить в бога. Родители всю жизнь состояли в партии, и очень она, эта партия, им помогла в карьере, да и всякие подачки с «барского стола» у нас в доме водились. Для тех, кто понимает: книжный список, киношный абонемент, курорты от 4-го управления, от него же отличное медицинское обслуживание... Папа даже был секретарём партийной организации журнала, где он работал.

Поделиться с друзьями: