Мама по контракту

— Все будет в порядке, Соня. Все под контролем, — заметив мою нервозность, успокаивает Лютый, и кивает в сторону машины, — Садись. Время.

— Л-ладно, — киваю я.

Он перехватывает меня за запястье и, обернувшись, я сталкиваюсь с его темным взглядом.

— Береги Лесю и… себя.

Я хлопаю глазами, замирая на секунду, и не могу понять, померещилось мне или нет, что голос Лютого на мгновение смягчился и стал теплее? Это потому, что он дочь упомянул? Или…? Краем глаза замечаю стоящую на крыльце фигуру и перевожу взгляд за спину Кости. Заложив руки в карманы, на нас с усмешкой смотрит Демид. Точнее, на меня. Цепко так, с осуждением, словно поймал за чем-то непотребным.

— Хорошо, — выдавливаю я и юркаю в салон машины, чтобы скрыться от этого жесткого укоризненного взгляда.

Снова чувствую себя бесконечно виноватой. Как тогда, когда пришлось говорить маме про отчисление, врать по поводу Леси, снова врать сегодня. Только теперь это немного другое ощущение. Хочется почему-то извиниться. Но… за что? Я и сама не знаю.

Часть дороги пролегает через лес, а на КПП мы так и не выезжаем. Видимо, Лютый решил поехать именно там, а нас с Лесей водитель вез окольным путем. Костя не обманул, нам действительно два раза пришлось пересесть в совершенно разные машины, прежде чем добраться до места, где предстояло скрываться. И снова это оказался дом, вот только теперь вполне себе обычный, в центре какого-то крупного поселка. Никаких особняков рядом и высоченных заборов, что даже удивляло.

Хотя если хочешь спрятаться, то делать это надо на видном месте, наверное. Но тогда почему не в городе? Людей же там гораздо больше и, по идее, найти нас будет сложнее.

Охранник помогает занести вещи в дом, тут же загоняет машину в гараж и заходит следом. Ни по периметру никто не патрулирует двор, ни внутри никого нет. У сурового на вид охранника шипит рация и он уходит в другую комнату, чтобы поговорить. Как я ни стараюсь прислушиваться, совсем ничего не слышу, кроме помех.

Леся сонно ворочается на диване и, почти сразу же начинает хныкать. Не став дожидаться возвращения охранника, я иду на кухню вместе с малышкой и быстро разогреваю для нее смесь.

— Мое солнышко, тебя, наверное, даже покормить забыли, да? — уткнувшись в макушку, тихо спрашиваю я.

Леся одной рукой держит бутылочку, а второй вцепляется в меня, словно боится, что я исчезну. Поднимаюсь наверх, на ходу понемногу укачивая малышку на руках. Она и правда почти сразу засыпает. Я укладываю ее на кровать, делаю импровизированные бортики, стаскивая подушки из всех комнат, и сажусь рядом.

Бедный ребенок, вот же досталось ей. И за что? Просто за то, что она дочь Лютого? Разбирались бы сами, взрослые же люди. Но ведь у кого-то хватает совести манипулировать малышкой. И не просто манипулировать, угрожать! Неужели кто-то способен вот просто взять и лишить своей рукой жизни невинного ребенка?

Я сижу с Лесей еще какое-то время, просто любуясь милой мордашкой, чуть вздернутым носиком. Длинные ресницы чуть подрагивают, и я надеюсь, что ей снится что-то приятное. Укрываю ее получше, целую напоследок и выхожу из комнаты, но дверь прикрываю неплотно. Ухожу все равно ненадолго, просто достать кое-какие вещи. А остальное разберу завтра, когда Леся проснется.

Делаю шаг за порог и натыкаюсь на чью-то фигуру. Хорошо хоть, что мозг успевает уловить знакомые черты в полумраке коридора и я понимаю, что это Лютый.

— Чего пугаешь? — шепотом возмущаюсь я, — Чуть не закричала. Еще перепугала бы Лесю.

— Извини, — неожиданно говорит он, — Уложила?

— Да. Леся немного похныкала, проголодалась просто. А после смеси снова крепко заснула.

Мы стоим друг напротив друга в полумраке. Массивная фигура Лютого нависает надо мной и, хотя между нами не меньше тридцати сантиметров пустого пространства, я все равно нервно кусаю губы и стараюсь не смотреть на него. Не знаю, почему. Мне неловко, от волнения я тереблю краешек футболки и не знаю, куда деваться. Хоть в коридоре не так ярко, но я все равно чувствую его внимательный взгляд на себе.

— А почему мы прячемся не в городе? Там же нас сложнее будет найти, — говорю я просто потому, что чувствую острую потребность хоть что-нибудь сказать. Слишком уж затягивается молчание и это нервирует еще больше.

— Не сложнее, чем здесь. Вот только тут в случае чего мои люди защитят тебя с Лесей и помогут сбежать, а что ты будешь делать, если окажешься на тринадцатом этаже?

— Хм… ну да, логично, — киваю я.

— Боишься? — после недолгого молчания спрашивает Лютый.

— Не знаю. Наверное ты прав и я такая дурочка, сама не понимаю, во что ввязываюсь, — повожу плечом, через силу улыбаясь, — Мне… и правда страшно. Но я хочу помочь защитить Лесю.

— Она назвала тебя мамой. Поэтому?

— Нет. Не совсем. Тебя это задело, я видела. Знаю, ты наверняка думаешь о том, кто я вообще такая и что себе позволяю. Что у нее только одна мать, а я никто и не могу хотеть защитить чужого ребенка. Но я правда готова на все, лишь бы с Лесей ничего не случилось. Я… — пытаюсь подобрать нужные слова, но только сокрушенно качаю головой, — не могу это объяснить.

— Материнский инстинкт? — усмехается Лютый.

— Называй, как хочешь. Может ты не привык к такому, но я действительно хочу помочь.

— Я это ценю. Как только все закончится, получишь на счет сумму вдвое больше, что тебе заплатил Демид.

— Не нужно! Я не из-за денег здесь! — твердо мотаю головой.

— Я уже понял, — он замолкает ненадолго, и я молчу тоже, не зная, что еще сказать. Лютый внезапно задумчиво произносит:

— Помнишь, ты сказала, что я назвал тебя женушкой и ты до конца будешь выполнять свои обязанности?

— Я… такого не говорила! — вспыхиваю я.

— Да? — иронично вскидывает бровь мужчина.

— Я имела в виду обязанности мамы, а не жены! — тараторю возмущенно.

— Ну раз ты теперь подчиняешься мне, то мы можем пересмотреть контракт в сторону восемнадцать плюс, — хищно оскаливается Лютый.

— Договоры не меняются в одностороннем порядке! У нас было немного занятий из курса права!

— Здесь я решаю, когда и что меняется.

— Со своими бандитами — может быть, но не со мной! — упрямо возражаю я.

— По поддельным документам ты мать Леси, а я — ее отец. В два счета можно сделать и брачный контракт. Ну или, скажем, посадить тебя за подделку документов. Что-то мне подсказывает, что тюрьмы ты боишься больше всего остального.

— Ты… — теряю дар речи на мгновение, — ты чертов шантажист! Я помогаю твоему ребенку, а ты! Чего ты добиваешься?

Лютый прижимает меня к стене, разом выбивая воздух из грудной клетки, проводит пальцем по скуле вниз, туда, где лихорадочно бьется жилка на шее.

— Просто нравится тебя пугать.

— Что? — севшим от шока голосом переспрашиваю я.

— Ты становишься такая боевая, кусаешься, огрызаешься. Это заводит.

Потеряв дар речи, смотрю на него снизу вверх. Он ведет большим пальцем выше, сминает губы, заставляя распахнуть их и касается кромки зубов. Судорожно сглатываю и неосторожно прикасаюсь кончиком языка к пальцу. Глаза Лютого становятся чернее ночи, он меняется в лице. Тело прошивает дрожь от понимания, что прямо сейчас он вопьется жадно в мои губы и я…