Мама по принуждению
Шрифт:
— Кровь тоже есть?
Меня раздражает его упрямство и нежелание принимать очевидное: ему нужна помощь, а не игра в героя. На кону его жизнь, а ему, кажется, наплевать. От одной мысли, что Адам может умереть, у меня все холодеет внутри, ведь неизвестно, кто и за что это сделал. Что, если я и дети — следующие?
Дверь открывается и на пороге показывается Павел. В его руках небольшой медицинский бокс, который он кладет на стол и удивленно смотрит на Адама.
— Очнулся?
— Ты забыл, кто тебе платит? — тут же начинает Адам.
— Если ты сдохнешь, платить
Он снимает систему за считанные секунды, но мне этого хватает, чтобы стало плохо. Я вновь закрываю глаза и по шуршанию, понимаю, что пришло время Адама.
— Придурок, она слаба после родов.
— Ты идиот, — констатирует Павел. — Прошло две недели после родов, ее организм восстановился. В течении сегодняшнего дня у нее может кружиться голова, но это все побочные действия. Нужно было ждать, пока ты отойдешь в мир иной?
Адам замолкает и отворачивается, ждет, пока доктор уберет систему из его вены и только после этого пытается встать.
— Лежи уже, мать твою, давай я все сделаю и потом хоть бегай. Пуля, кстати, внутри? — дождавшись кивка, доктор констатирует: — Так я и думал.
— Ассистента своего позвал?
— Ты сказал никому.
— Ты точно придурок, — кивает Адам, убеждая в этом самого себя.
— Твоя женщина обещала помочь.
Я открываю рот, чтобы возразить, но тут же его закрываю, когда Адама оценивающим и неверящим взглядом проходится по моему лицу. Изучает, решает, можно ли мне доверять или определяет, не упаду ли я в обморок при первом же движении? Я стараюсь не бояться, потому что помочь действительно некому, а его упрямство может навредить, если что-то пойдет не так.
— Ей плохо при виде крови.
— Потерпит.
Под словесную перепалку, Павел невозмутимо достает из сумки все необходимое. Какие-то медикаменты, инструменты в коробке, пакет с кровью, которую тут же приспосабливает к штативу. Пододвигает столик поближе, пристегивает ремни на руках Адама.
Господи, я правда вызвалась в этом участвовать?
Я ведь не смогу. Ни смотреть, ни помогать.
— Значит так, — Павел поворачивается ко мне. — Все, что тебе нужно — подавать мне инструменты и бинты. На рану лучше не смотреть, на стоны и крики не реагировать.
— Вы будете делать это без анестезии?
Он же не серьезно? Кто достает пулю из живого человека без анестезии?
— А он согласится на нее? — с ухмылкой спрашивает Павел.
Я перевожу взгляд на Адама в надежде, но тот лишь мотает головой.
Снова упрямство!
— Я сделаю обезболивающее, — произносит доктор. — Оно поможет, но все равно будет неприятно.
— Почему без анестезии? — возмущенно спрашиваю у Адама.
— Потому что.
— Ну да, — я язвлю и взмахиваю руками, показывая возмущение. — Как я могла забыть, что у тебя плохо с объяснениями!
— Потом будете ссориться, девочки, — с улыбкой произносит Павел, пользуясь тем, что Адам привязан к кровати.
Я подхожу ближе, останавливаюсь в метре от стола и смотрю на выставленные инструменты. Из них я знаю только скальпель,
да и то он тут не один, а остальное…— Не смотри так. Из всего нужен только пинцет, вот этот, — он указывает на инструмент.
Дальше Павел объясняет, что я должна буду подавать бинты и показывает зажим, которым это нужно делать.
— И перчатки надень, иначе занесем инфекцию.
Для него это привычно, а мне страшно. Без достаточной медицинской подготовки, я могу только навредить, а ехать в больницу Адам категорически отказывается. Да и Павел, судя по всему, сталкивается с такое работой не впервые.
— Ну что, готова? — спрашивает он. — Можем начинать.
Я киваю, подписывая себе приговор, подхожу еще ближе и стараюсь не смотреть на то, как доктор делает Адаму укол, а после поворачивается и берет в руки пинцет.
Господи-и-и-и-и!
Глава 22
— Отлично сработано, — произносит Павел, когда все заканчивается. — Даже нашатырь не понадобился, — он пытается подшутить, но я поворачиваю голову и смотрю на Адама.
Он тяжело дышит и лежит с крепко стиснутыми зубами. Ему больно. И он не просит облегчить эту боль. Напротив, пытается приподняться и сделать еще хуже.
— Эй, куда, — доктор тут же толкает его обратно. — Я что сказал можно встать? Тебе постельный режим дня три, в идеале, конечно, пару недель, но я-то тебя знаю. Обильное питье, питание, уход, и это… — он бросает мимолетный взгляд на меня. — Воздержитесь пока.
— Мы не… — тут же возражаю.
— А, да, — Павел будто что-то вспоминает, — я забыл, что ты только родила.
Пока я осознаю смысл его слов, он дальше раздает напутствие Адаму.
— Никаких физических нагрузок. Я помогу перевезти тебя отсюда в спальню, но оттуда — никуда. И без попыток встать, герой, ты слаб после операции и с такой потерей крови.
— Заканчивай, — произносит Адам. — К спальне дойти помоги.
— Дойти? Ну нет. На каталке поедешь.
— Хрена с два!
Адам снова упрямится, упирается руками о кушетку, старается подтянуть тело, а когда ему это удается, тяжело дышит и заваливается на здоровую сторону.
— Придурок.
— Помоги лучше!
Я раздраженно закатываю глаза и отворачиваюсь. Хочу пойти к сыну и забыть все, что здесь видела и слышала, но такой возможности мне не дают. Павел просит помочь с Адамом, и я не могу отказать. Помогаю ему дойти до второго этажа и лечь на постель.
— Рана открылась снова, — комментирует Павел.
— Я три дня полежу. Обещаю.
— Надеюсь. На вот, скажи своим, чтобы все купили, и пей. Перевязки умеешь делать? — а это уже мне.
— Я сам, — отрезает Адам. — Ангелина, можешь идти к себе.
Я киваю и спешу скрыться за дверью, пока меня снова не взяли в оборот. Хочется просто отдохнуть, закрыть глаза и представить, что ничего из этого всего не было: ни ранения, ни моего участия в перевязках — ни-че-го!
Я едва дохожу до двери своей спальни, распахиваю ее и под удивленный взгляд Елены Эдуардовны направляюсь в душ — смыть с себя сегодняшний день.