Мама по принуждению

Киваю. Адам больше ничего не говорит, только берет меня за руку и переплетает наши пальцы.

— Алиса изменилась, когда забеременела, — замечаю я, потому что после информации о том, что она носит ребенка сестру и правда как подменили.

Она отказалась от сигарет, от алкоголя, стала вести правильный образ жизни, перестала тусоваться и вести себя, как маленький ребенок. Я знаю, что она не планировала детей, не хотела рожать и всегда говорила, что если вдруг залетит, то сделает аборт.

— Да, — кивает он. — Изменилась. Она стала другой. Никогда не хотела детей, но с радостью сообщила, что беременна, показала мне тест. Я тогда думал, что она узнала. О нас.

— Никаких нас не было, — замечаю, потому что “нас” тогда и правда не было.

Были чувства, которые мы разделяли, было стремительно развивающееся желание быть рядом, но мы ни разу не перешагнули черту дозволенного.

— Мы были, — Адам кивает и хватает меня за подбородок, вынуждая посмотреть на себя. — Слышишь? Мы были, Ангелина, но не для окружающих. Неужели ты ни разу не думала о том, как все сложилось, если бы Алиса не забеременела?

— Думала.

Врать ему я не собираюсь, потому что не один раз в красках представляла себя на месте сестры. Ненавидела эти фантазии, но ничего не могла с ними поделать, ведь они появлялись. Даже когда Алиса забеременела, я делала это: представляла себя на ее месте. Что это я, а не она, стою рядом с ним, что это меня, а не ее Тимур обнимает, что это я, а не она, ношу его ребенка под сердцем. Был период, когда я жалела о том что между нами не было ничего больше, и я так и не забеременела.

Это прошло после аварии. Я почувствовала себя виноватой за все те мысли и фантазии, что были в моей голове. Первое время я даже думала, что их забрали у меня из-за мыслей. Из-за того, что я позволяла себе думать. Что кто-то свыше меня наказывал, давая понять, что так нельзя.

— Сестра никогда не хотела детей, — аккуратно замечаю. — Но она была так рада вашему совместному ребенку, она с таким предвкушением рассказывала о том, как родит, как будет воспитывать малышку. Я слушала и ненавидела себя за то, что думала о тебе.

Сама не замечаю, как по лицу начинают катиться слезы. Адам тут же стирает их с моего лица и произносит:

— Я тоже думал, что она была рада.

Мне требуется всего несколько секунд, чтобы замереть и перестать плакать, чтобы повернуть к Адаму голову и в удивлении уставиться на него.

— О чем ты? Алиса не хотела рожать?

Ответить Адам не успевает, потому что в это мгновение нас оглушает. Я не сразу понимаю, что это, и ко мне доходит только тогда, когда вокруг нашего автомобиля начинают толпиться люди. Адам, такой же оглушенный и растерянный, как и я, выбирается из машины, обходит ее, но вместо того, чтобы открыть дверцу с моей стороны, блокирует автомобиль и бросается к подъезду. Я не понимаю, что происходит, пытаюсь разглядеть, что там, но не получается. И только тогда, когда я поднимаю голову, крик ужаса срывается с моих губ. Из окон квартиры, в которую мы переехали с Родионом полыхает огонь, сметающий все на своем пути.

Глава 51

Я вижу, как Адам пробирается сквозь толпу людей, в ужасе выбегающих из двери подъезда. Растерянно осматриваюсь в машине и нажимаю кнопка за кнопкой, чтобы снять блокировку двери, но мне это никак не удается. В конструкции автомобилей я практически не разбираюсь, зато быстро понимаю, как открыть окно. Нажимаю на кнопку, жду, пока стекло опустится и вылезаю через него.

Как Адам мог оставить меня в машине? Неужели он и правда думал, что я буду послушно сидеть, не зная, что с моим ребенком. Думать о плохом не хочу и не буду, хотя слезы так и катятся по щекам. Весь наш этаж объят огнем, люди в панике выскакивает из дома. Кто-то даже перехватывает меня и пытается сказать, чтобы я даже не пыталась туда идти, ведь дом скоро разрушится.

— Там мой ребенок! — кричу и вырываюсь, напоследок замечая сочувственное лицо жильца дома.

Не нужно мне сочувствовать!

Я уверена, что с моим сыном все в порядке. Как и с Еленой Эдуардовной.

У входа в подъезд мне не дают войти. Люди выбегают и выбегают, я не могу даже пробраться. Удивительно, как это удалось Адаму.

Наконец, толпа уменьшается, и я направляюсь внутрь. На первых этажах даже дыма нет, но стоит мне подняться выше, как в нос ударяет запах гари. Я прислоняюсь к стенке, когда мимо меня пробегает женщина с маленькой девочкой.

— Спасайтесь, — кричит она, но не останавливается.

Мне хочется закричать или заплакать, потому что уже на десятом этаже мне становится нечем дышать, а видимость никакая. Куда идти дальше, да и есть ли смысл? Я начинаю быстро спускаться, один этаж, второй, третий..

— Ангелина? — слышится сзади. — Какого черта ты тут делаешь?

Ответить я не успеваю, потому что раздается еще один взрыв и Адам, подхватив меня под локоть, начинает бежать с удвоенной скоростью. На улице нас встречают пожарные и служба спасения, неподалеку стоят кареты скорой помощи и полиция. Я растерянно осматриваюсь по сторонам, надеясь увидеть там Елену Эдуардовну с Родионом, но их нигде нет.

— Адам, — я дергаю его за руку, вынуждая остановиться. — Ты так и не добрался до квартиры?

— Там все в огне, — глухо говорит он. — Не пробраться.

Он резко останавливается, потом достает телефон, кому-то звонит, а я подбегаю к спасателям и говорю, что в такой-то квартире остался мой сын с няней. Они киваю, выслушивают других людей, но не спешат никуда идти. Что же они стоят! Пусть спасают их, сейчас же!

Я нахожусь в каком-то шоке, смотрю впереди себя и ничего не вижу, не понимаю, что происходит. Адама я теряю из виду, как и остальных. Мой мозг отказывается воспринимать информацию и мысленно я возвращаюсь на пять часов ранее. В момент, когда Елены Эдуардовны не было в квартире, а я кормила своего сына, укутывала его после обеда и укрывала одеялом.

— Вам плохо? — до меня долетают чьи-то слова, а после я чувствую, как меня трогают за плечи и куда-то ведут.

— Девушка, — уже другой голос. — Девушка, с вами все в порядке?

Я открываю глаза, удивленно смотрю на мужчину в белом халате и шапочке, который взирает на меня сквозь очки на переносице. То, что я больше не в квартире и рядом нет сына, понимаю не сразу.

— Где мой сын? — спрашиваю непонимающим тоном. — Он ведь был здесь.

А потом я вспоминаю. На меня лавиной обрушивается поток мыслей. Родион в доме, Елена Эдуардовна тоже, взрыв, дым, пожар. Я хочу закричать, но голоса почему-то нет. А потом я ощущаю, как моей талии касается крепкая мужская рука. Адам обнимает меня со спины и прижимает к себе, что-то говорит докторам и уводит к машине. Я не говорю ничего, молчу. Да и что я могу сказать? Окна уже не полыхают, там все покрыто черной гарью. Разве можно было выжить в этой мясорубке?

— Адам… — я останавливаюсь и смотрю на него с мольбой и болью.

— Я ничего не знаю, — он мотает головой. — Сейчас там работают спасатели, если они что-то узнают, нас уведомят. Мы будем ждать в машине, Ангелина.

— Нет! — мотаю головой. — Идем ко входу. Я не хочу ничего пропустить.

Мы вместе останавливаемся у подъезда рядом с другими людьми. Многие из них без нормальной одежды, в ночнушках и пуховиках, накинутых сверху. Люди из соседнего подъезда тоже выходят, предлагают пока приютиться у них. Постепенно ряды тех, кто остается на улице, пустеет. Остаются лишь те, кто приехал, чтобы узнать о том, что случилось с их родственниками и мы. Я готовлю себя к худшему, плачу, обнимаю руками плечи и стою, пытаясь согреться.