Мама в тупике. Как перезагрузить отношения со своими детьми

Вот какой запутанной и непростой может быть обычная житейская ситуация рождения у женщины ребенка. Или нерождения.

Глава 2 Психологический портрет преступника составлен

Не вооружен, но очень опасен

Травматические ситуации детства не дают по-настоящему повзрослеть не только социально, но прежде всего внутренне, психологически. Такой человек прячет внутри себя маленького травмированного ребенка. Этот ребенок затем всю жизнь ищет любви. Конечно, любви хотят все, но у травмированного внутреннего ребенка ее поиск происходит болезненно, мучительно, во что бы то ни стало, вопреки всему – и собственному достоинству, и целостности своей личности.

Мать с пятилетней дочерью читают сказку про Питера Пэна, в частности, тот эпизод, где родители уже родившихся детей, героев этой сказки, решают, оставить их или отдать кому-то.

Вообще, сама постановка вопроса всегда казалась мне дикой и совсем неподходящей для детской сказки: как это так – размышлять о том, отдать ли кому-то своих детей?

Но продолжим. Мама читает дочке этот эпизод, и на нее вдруг потоком обрушиваются воспоминания детства, когда она слышала от собственной мамы: «Будешь себя плохо вести, отдам тебя в детский дом». И не важно, что мама на самом деле не собиралась ее никуда отдавать, говорила эти страшные слова только в воспитательных целях. Теперь эта выросшая девочка, уже сама ставшая мамой, снова чувствует жуткий страх остаться одной, быть отданной чужим людям. Опять чувствует себя ненужной собственной маме, самому дорогому своему человеку.

Как поступает выросший внутренне человек без «вождя краснокожих» в душе? Он ловит себя на переживании этого горького чувства, но отказывает себе в праве обвинять своих родителей. Он понимает, что его мать была по меньшей мере психологически неадекватна, когда произносила эти угрозы, что нормальный, уравновешенный человек не может подобным образом пугать своего ребенка. Такой матери можно только посочувствовать, но обижаться на нее бессмысленно и вредно. Как поступает человек с невыросшим внутренним ребенком? Он будет обижаться на свою мать и искать того, кто его пожалеет.

Он может обратиться за сочувствием к собственному ребенку. Расскажет своей дочери, какой он бедный, несчастный, как его обижали в детстве. По сути дела, он меняется ролями с ребенком и выбивает у него почву из-под ног. Детям жизненно важно видеть родителей излучающими уверенность и силу. Перемена ролей губительна для психики ребенка, он не способен нести родительскую ношу.

Взрослый, рассказывающий сыну или дочери о том, какими монстрами были его родители, подсознательно дает понять собственному ребенку, какой он, в отличие от них, хороший папа или мама. Он ведь не угрожает в случае плохого поведения отдать отпрыска в детдом, он совсем другой, и пусть сын или дочь оценит это по достоинству. Это попытка самоутверждения в глазах собственного ребенка, которая проистекает из неуверенности в себе.

Внутренний ребенок неуправляем, с ним практически невозможно договориться, он подчиняет себе всех вокруг и манипулирует всеми, как ему заблагорассудится. В его мотивах и поступках отсутствует здравый смысл; он весь состоит из сиюминутных необъяснимых порывов. Это деспот, от которого никуда не денешься и которого порой хочется убить.

Распоясавшийся ребенок, маленький «вождь краснокожих» – персонаж очень яркий и колоритный. Он кидается камнями, пытается снять скальп со своих горе-похитителей, которые, по сути, становятся его заложниками. Такой он в рассказе О. Генри. Как это все узнаваемо и как легко переносится в нашу семейную историю!

Скальп со своих близких я снимала практически каждый день. Разумеется, в переносном смысле. Когда мы лишаем своих близких права выбора, когда мы жестко диктуем им условия жизни и взаимодействия, мы убиваем их. Например, принуждать ребенка во что бы то ни стало закончить музыкальную школу – разве это не насилие?

Герой рассказа О. Генри не любит ходить в школу и сидеть дома. И то и другое приложимо и к нашим реалиям. Дом – это место, где мы поневоле остаемся сами с собой и вынуждены сами с собой общаться. Если мы себе неинтересны, то пребывание дома невыносимо. Мы стремимся как можно скорее сбежать от себя туда, где наша личностная неполноценность будет возмещена другими, внешними моментами: общением, учебой, развлечениями.

А что такое школа? Это, прежде всего, границы, правила, нормы поведения – все то, что не дает сорванцу окончательно распоясаться. А наш внутренний оголтелый «вождь краснокожих» может существовать только там, где нет разумных личностных границ, где нет ощущения своей полноценности вне зависимости от людей и обстоятельств.

Парадоксально, но факт – человек с невыросшим внутренним ребенком часто представляет собой бледное существо с неосознанными желаниями и отсутствием стремления к осуществлению таковых. Это существо растворяется в заботе об окружающих, которые этого совершенно не ценят.

Пример: мать семьи, которая с рождением детей оставила работу, посвятила себя утюжке рубашек, приготовлению борщей и котлет, а муж и дети относятся к ней как к прислуге, воспринимая все эти кулинарные изыски как должное.

Я не отказываю женщине в праве оставить работу и посвятить себя семье. Я за то, чтобы она делала это ради себя, а не ради других. Чтобы она отказывалась от работы не потому, что муж требует ежедневно горячий борщ и котлеты, а потому, что ей самой нравится готовить борщ и котлеты. В этом реализуются ее творческие способности, делая ее жизнь счастливой, осмысленной и полноценной. Разница есть, согласитесь.

Женщина должна получать удовольствие от своей жизни, от пребывания дома, с детьми, а не превращаться в злобную фурию или безучастную тень, которая где-то в глубине души чувствует, что живет не своей жизнью.

Любовь, которая душит

Я выглядела вполне взрослым, самостоятельным, профессионально состоявшимся человеком, но внутри себя ощущала маленького ребенка, очень ранимого, обидчивого, жаждущего любви и желающего любить.

Этот ребенок не имел достаточного представления о психологических границах других людей и границах собственной личности. Он легко влезал на чужую территорию и не сопротивлялся, когда по отношению к нему совершали то же самое. Он не очень хорошо понимал, чего хочет или не хочет, был зависим от общественного мнения. Ему оказалось сложно строить полноценные партнерские отношения с человеком противоположного пола, поскольку выбор такого ребенка изначально предопределен – он будет незрелым.

Я нашла силы признаться себе, что я чайлдфри в латентной форме – женщина, которая все-таки родила детей, хотя боялась той ответственности, которая с ними связана.

Я, как и многие дети советского времени, не получила, с одной стороны, опыта безусловной любви, который на всю жизнь обеспечивает уверенность в себе, а с другой – не усвоила такого понятия, как границы, представление о которых дает отец. Мои родители развелись, когда мне не было еще и года. И я с тех пор не видела своего отца.

Все это сделало меня очень тревожной, уязвимой, несамодостаточной. Я с самого детства не могла открыто говорить другим, что мне не нравится, все время шла сама с собой на компромиссы. В конфликтных ситуациях с другими людьми я часто перешагивала собственное достоинство, оправдывая других и обвиняя себя.

Но колоссальный ресурс любви, присущий женщине, жил во мне и искал выхода. Я сдалась и в тридцать с небольшим родила сына.

Теперь я понимаю, как важно, прежде чем становиться родителем, реабилитировать и вырастить собственного внутреннего ребенка. Но я этого не сделала.

В первый раз увидев сына, я подумала: наконец-то в моей жизни появился человек, на которого я могу направить скопившуюся во мне нерастраченную любовь. Звучит вроде бы красиво, но на самом деле такая любовь затягивает на горле «пуповину» и не дает дышать своему объекту.

Мой сын нуждался во мне, но гораздо больше я нуждалась в нем. Только в нем я могла во всей полноте утолить свою жажду любви и разместить свою патологическую тревожность. С ним мой внутренний ребенок чувствовал себя нужным, любящим и любимым.