Мама, я стану…

А вот пятьдесят лет тому назад, весной, молодой папка пришёл уставший с ночной смены домой, но его маленький сын упросил его не ложиться отдыхать, а пойти на рыбалку за тайменем. Ведь живцов – мелких рыбёшек чебачков, или, как по-правильному, плотвичек, на которых клевал таймень, – он на удочку наловил с вечера, и ночевали они в алюминиевом бидоне.

Практически всё взрослое мужское население прибрежных домов было на путине: ловили тайменя, и всем хватало, рыбы было много. Мы с отцом тоже закинули три спиннинга со свинцовыми ложками и живыми рыбками на поводке с большим крючком.

Особенность плотины заключалась в том, что после закрывающих створок дно реки было устлано двумя рядами плит, чтобы не размывалось, но всё равно после этих плит было самое глубокое место, яма, говорят, около семи метров, вот там и нравилось находиться крупной рыбе.

А для того чтобы закинуть в это место наживку, её нужно было спускать по течению с плотины. То есть надо очень грамотно закинуть тяжёлую, отлитую из свинца в большой столовой ложке снасть с болтающимся на полутораметровом поводке живцом до этой ямы и при этом не потерять рыбку и не зацепиться за проходящие над плотиной электрические провода, протянутые на другой берег.

В тот раз папка сделал три образцовых заброса, установил самодельные спиннинги с эбонитовыми ручками и невской катушкой у перил плотины. Одно из этих орудий лова до сих пор хранится у меня в гараже, чтобы с младшим сыном сходить на рыбалку.

А в то волшебное утро, пока папка докуривал свою первую болгарскую сигарету без фильтра с названием «Шипка», вершинка первого спиннинга яростно дёрнулась и начала выгибаться с отчаянной скоростью.

Отец схватил спиннинг: теперь наступал новый этап, нужно было замучить рыбу, спуститься с плотины (там её невозможно поднять), перекинуть удочку через тополь, который возвышался на берегу у моста, и затем по бетонке вывести уставшую рыбину и поднять её с помощью подсачека – палки с сеткой, в которой запутывается крупная рыба.

Подсачека у нас не было, но всё сложилось удачно и закончилось через пятнадцать минут, которые мне показались длиннее часа, когда отец несколько раз отпускал раскручивающуюся катушку и в кровь сбил култышки на правой руке, а затем опять накручивал леску наперекор упирающейся рыбе.

При этом хозяйку этого поединка мы увидели только в конце борьбы, до этого леска то уходила под воду, то тяжело наматывалась и чуть ли не звенела…

Три тайменя – такой был результат этой запомнившейся мне рыбалки. Первого я унёс в тазике, отец тюкнул рыбину головой о бетонку, чтобы не выпрыгнула, свернул кружком, и она всё равно не влезла, хвост свисал до полуметра.

Бабушка испекла из этого тайменя вкуснейший пирог, остальных отдали родным, холодильников тогда у нас не было.

Больше я тайменей не ловил.

Мне думается, окончание моего детства совпало с переездом нашей семьи в город. В середине второго класса, кажется, в 1969 году, отцу (почему-то раньше чаще называли отцом, а не папой) от металлургического завода выделили новую четырёхкомнатную квартиру в городе на четвёртом этаже, общей площадью сорок восемь квадратных метров.

Как окажется в будущем, в приближающиеся лихие девяностые годы, эта квартира станет единственным стартовым инвестиционным капиталом для меня и моей старшей сестры.

По советской традиции выделение новых квартир приурочили к ноябрьским праздникам. Переехали в один день, на грузовую машину погрузили две старенькие пружинные кровати, два матраца, пять пуховых подушек, бабкин шифоньер, табуретки и скрученные половики.

Вся посуда из нескольких кастрюль, тарелок, гранёных стаканов, алюминиевых ложек и вилок и большой, тоже алюминиевой, кружки уместилась в связанной узлом скатерти.

Отдельно на коленях у бабки ехало её корытце с сечкой – мясорубки у нас не было, а вкуснее холодца из рубленых говяжьих субпродуктов я в жизни не пробовал.

Сами сидели здесь же, в кузове между вещами.

Вещи в городе в новую квартиру помогал переносить водитель грузовика. Они с отцом носили тяжести, а мы всё остальное.

Мне, семилетнему карапузу, поручили носить пуховые подушки. Три раза поднявшись на четвёртый этаж и снова спустившись к машине, я раскраснелся и выдохся.

Новая квартира очаровала кухней с газовой плитой, пока не подключённой (подключение к газу – только после обучения взрослых в горгазе, строго предупредил домоуправ, обходя новосёлов), отдельной ванной комнатой и, конечно, отдельным туалетом.

Этих благ цивилизации мы не знали.

Ночевали в пахнущей свежей половой краской квартире. Родители и бабка на кроватях, а мы с сестрой на половиках, но все – на пуховых подушках.

Засыпали усталые, но довольные и счастливые в ожидании прекрасной жизни в новой квартире с ванной и туалетом. Папка уже озвучил вечером, что будем с зарплаты откладывать деньги и копить на новую мебель, кровати, холодильник и самое интересное – телевизор.

Через неделю отец, дав задание: «Надеваем самое лучшее, будем фотографироваться на память», повёл всю семью в фотоателье. Бабка идти отказалась: «Нет у меня выходного платья». Поэтому на фото нас только четверо: мама, папка, сестра и я – маленький пухляш со стрижкой чёлочкой, правый глаз смотрит в сторону, в костюмчике, который не застёгивался на последнюю пуговицу.

ГЛАВА 2. ПРЕДКИ

Не забывайте стариков.

Не унижайте ожиданьем

Визитов ваших и звонков

«Дежурных», редких, с опозданьем.

Звоните чаще старикам

(Ведь все они – большие дети)

По мелочам, по пустякам…

Вы – всё, что есть у них на свете.

Так было испокон веков:

Чтить стариков – семье награда.

Любите ваших стариков —

Им большего от вас не надо…

Юлия Вихарева

Наш род, который я знаю только с дедов и бабушек, начинался в Кировской области (ранее Вятская губерния – до переименования после убийства Сергея Мироновича Кирова, революционного партийного деятеля; в ходу была поговорка: мы вятские – парни хватские). Мне довелось несколько раз побывать в тех местах и будучи ещё совсем маленьким, и уже школьником.

Мой отец Леонид Петрович, его родители Пётр Спиридонович и Любовь Степановна – уроженцы деревни Чивили Кировской области Богородского района. Моя мама Елизавета Геннадьевна, её родители Геннадий Дмитриевич и Мария Ивановна – уроженцы деревни Шмаги той же Кировской области и того же Богородского района; эти деревни находились рядышком, на расстоянии пяти-семи километров.

И вот мои родители, родившиеся в соседних деревнях, познакомились и решили пожениться в маленьком уральском городке, куда отец пришёл после службы в армии, а мама приехала с подругами на заработки. Причём её старшая сестра Таисия уговаривала Лизу обосноваться в Нижнем Тагиле – городе, который в несколько раз больше нашего, – и тогда, наверное, не было бы и этой истории; но судьба сложилась так, что мама с подружками устроились разнорабочими на хлебозавод, в цех по выпечке пряников – это-то точно подсказка тёти Таси, которая всю последующую жизнь проработала на кондитерской фабрике по производству сушек и пряников в Нижнем Тагиле.