Мама

Бородатый хихикнул и тут же засмущался:

— Я Петя… То есть, это…

Эл смотрела на него с интересом и опаской, как смотрят на сумасшедших, и мужичок совсем смутился.

— То есть, это… — тихо пробормотал он, — Вася… Да, Вася!

За этого «Васю» он уцепился, как за спасательную соломинку, перехватил гитару и, забренчав по струнам, хрипловато запел:

Вася! Конечно Вася!Вася! Ну, кто меня не знает?.. [9]

И, продолжая тренькать аккордами, прошел к креслу и сел.

9

Перифраз строчки из песни группы «Браво» на слова В. Сюткина.

— А ты Лена, дочь батьки-президента, — продолжая перебирать струны сообщил Вася.

— Почему батьки? — не поняла Эл.

— Ну, как же, — отозвался Вася. — Атаманы всегда батьки. Батька Махно, батька этот… как его… Забыл. Ну и президент, выходит, тоже батька, он же первый сказал, что каждый сам себе голова, а тем, у кого головы нет, под чужую голову надлежит равняться.

Эл посмотрела на мужичка с гитарой по-новому. Забавный, любопытный, но, кажется, сумасшедший. Впрочем, хоть какое-то развлечение.

— Вот-вот, именно развлечение, — поддакнул Вася, словно услышал ее мысли. — Я к вам и пришел, чтобы поразвлечь. Что вы так удивляетесь? Не смотрите на меня так, я не телепат, просто вы смотрели на меня как на шута. А я и есть шут — шут его самоотреченного величества батьки президента.

— Интересная трактовка, — приняла игру Эл.

— Нормальная. — Вася безумно хихикнул. — Я, знаете ли, людей ассоциативно воспринимаю. Человек — песня.

Он не переставал перебирать струны, нервы так, что ли, успокаивал. А в глазах светилось затихшее до поры безумие. Видимо, и вправду сумасшедший. Или все-таки притворяется…

— И с какой же песенкой ты у себя ассоциируешься, шут?

Вася странно поглядел на девушку и, сменив перебор, тихо и без хрипоты — куда она только делась? — запел:

Да, я шут, я циркач, так что же?Пусть меня так зовут вельможи.Как они от меня далеки, далеки… [10]

Вася оборвал песню и загрустил, погрузившись в себя. Эл от души захлопала.

— Меня батька-президент привел. Обычно он меня в соседней комнате запирает, а сейчас к вам привел и говорит: «Развлекай». А как можно развлечь женщину? — он снова хихикнул и нервно задергал струны.

10

Строчки выходной арии мистера Икс из оперетты И. Кальмана «Принцесса цирка».

— Можешь еще спеть. С чем у тебя мой папа ассоциируется, например?

Вася косо, словно птица с ветки, одним глазом посмотрел на Эл. Нет, все же он безумен. Интересно, отец не боится запирать ее с сумасшедшим в одной комнате? Видимо, нет. Или же считает этого психа тихим. Или…

— Вот, например, так, — сказал Вася и запел с прежней хрипотцой:

Я не помню Ленина живьем,Я его застал уже холодным.Говорят, был дерзким пацаном,Поимел державу принародно.Отнял у богатых кошелькиИ подвел под «новые понятия».Дескать, все отныне — босяки,Вот такая, значит, демократия.Маленький, картавый, без волос,Без конца по тюрьмам ошивался.Видно, там несладко довелось,Говорят, чернильницей питался.Десять лет торчал на Колыме,Партизанил в питерских болотах,А потом метнулся по зимеЗа бугром подтягивать босоту.

Песня отцу подходила не шибко. Какая, на фиг, демократия, видимо, такая же, как из папы Ленин. Хотя что-то в этом несомненно есть. Интересно, этот сумасшедший Вася сам эти песенки сочиняет или у кого на концерте подслушал?

— Не очень-то на отца похоже, — сообщила Эл. — Он не маленький, не картавый и волосы на месте пока.

— Буквально понимают песни только дураки, — хихикнул ненормальный бард, продолжая наигрывать непритязательный мотивчик. — Песня, как и любое другое произведение искусства, — это в значительной степени аллегория. Если ты этого не понимаешь — значит, дура. Хотя куда тебе понять? И не смотри так на меня, я же шут, дурак. Могу кому хошь чего хошь говорить, и обижаться на меня нельзя. Обидеться на дурака — значит, признать себя полным кретином.

Эл хотела было что-то ответить, но Вася не дал такой возможности. Он сильнее ударил по струнам и допел, явно пропустив кусок песни:

А теперь он вон, в гробу лежит —Может, помер, может, притворился.Он ведь, гад, живее всех живых,Не, ну воно как в гробу-то сохранился.Может быть, гореть ему в аду,Но пока для всех, на всякий случай,Пусть он будет лучше на виду,Вдруг еще чего-нибудь отчебучит… [11]

11

Стихи Сергея Трофимова.

«Это тебе в аду гореть, за такие издевки, — подумалось Эл. — Причем еще при жизни». Хотя дурак, судя по всему, не такой дурак, знает как, с кем и какие песенки петь.

Вася оборвал аккорд и снова по-птичьи скосил глаз на девушку.

— Как песенка?

— Бездарно. Твое сочинительство?

— Нет, одного доброго человека, он давно писал эти песни, еще до объявления бардака по всей стране. А после бардака… Ой, даже и не знаю, что с ним случилось.

Что случилось, что случилось, мысленно усмехнулась Эл. Либо где-то существует, либо «вон в гробу лежит». У всех теперь так. Или не у всех. Если Белый город вспомнить, так там все иначе. Нет, не вспоминать, не думать об этом. О чем угодно, только не о том, что произошло и происходит.

Вася тихо тренькал струнами, петь больше не решался. Или не хотел без указания со стороны дочки «батьки-президента». Назвавшийся шутом больше не развлекал и не интересовал ее. Эл устало закрыла глаза, боясь заснуть, и, стараясь ни о чем не думать, вслушивалась в гитарное треньканье и легкое пощелкивание секундной стрелки огромных напольных часов. Им лет двести наверное, а они все идут. Двести лет секунда за секундой… Тяжело-то как.

И Эл стало жалко несчастные часы.

4

Хозяин сидел в кресле, укутавшись в шерстяной клетчатый плед, и дымил трубкой. Дым туманной пеленой стелился по полу, под потолок отчего-то подниматься не спешил. Хозяин молчал. Говорить хотелось о многом, но с чего начать, он не знал, а араб тоже не торопился вступать в дискуссию, притулился в уголочке и молча смотрит как на врага народа. Да покашливает время от времени от табачного дыма.

Мамед снова закхекал и, пытаясь унять кашель, наконец прервал молчание:

— Что за табак у тебя, хозяин?

— «Старый Дублин», — президент снова втянул в себя густого дыма, выпустил. Дым струей устремился вперед и вниз и начал потихоньку оседать.

— Этим «Дублином» клопов морить хорошо, — проворчал араб.

— Крепкий табак, — пожал плечами хозяин. — Практически без примесей. Хороший.

— Вам нельзя крепкий, врач сказал…

— Черт с ним, — прервал президент. — Черт с ним, с этим эскулапом. Его послушать, так мне вообще ничего нельзя. Это вредно, то не полезно… Знаешь, жить вообще вредно, от этого умирают, говорят.