Мамба в Афганистане

Собравшись, мы вышли в ночь и, пройдя следующий кишлак, с первыми лучами солнца стали искать место для остановки, которое вскоре и обнаружилось. Устроившись между камнями и разбив день на трёхчасовые смены дозора, мы стали отдыхать.

Американец Бен проснулся от криков и шума. Он выбежал вслед за моджахедами, не забыв взять с собой винтовку. Бен сразу понял, что случилось самое неприятное, и ему придётся за это расплатиться либо карьерой, либо деньгами.

Оправдались его наихудшие подозрения. Рябой Али был найден мёртвым. Войдя в комнату, где лежало его бездыханное тело, Бен отметил, что и здесь не обошлось без мистики. Горел слабый электрический свет, и в его тусклом отблеске маска ужаса на лице трупа выглядела более жутко, чем при свете дня.

— Кто его? — спросил у присутствующих Бен.

Ответил старик, который пришёл немного раньше.

— Он сражался с дэвом, но не смог победить.

— С каким ещё дэвом? Его задушили или отравили чем-то, отчего он умер. Может быть, это газ.

Никто ему не ответил. Все смотрели со страхом на труп своего главаря. Зло сплюнув, американец вышел. Во дворе моджахеды толпились вокруг ещё одного бездыханного тела. Смерть этого душмана оказалась аналогична смерти главаря.

Та же поза, та же маска смерти, как от удушья, только что не от виселицы. Отойдя от тела, Бен заметил валявшийся на земле кинжал. Чувствуя себя Шерлоком Холмсом, он, не задумываясь, поднял его, чтобы лучше осмотреть. Кинжал был какой-то липкий. На рукоятке остались следы то ли жира, то ли масла.

Осмотрев кинжал, Бен бросил его обратно к телу. Ничего интересного, а ножей и кинжалов у него самого было навалом. Рукоять оказалась слегка липкой, он вытер руку о штанину и, достав пачку сигарет, прикурил, чтобы спокойно обдумать произошедшее. На губы попала крошка непонятно чего, он машинально облизнул губы и вытер их ладонью, и сразу захрипел, и упав на землю, стал биться в конвульсиях. Чуть позже, его душа присоединилась к тем, что уже попали к Змееголовому чуть раньше.

Глава 14 Блокпост.

Прапорщик Зворыкин вяло рассматривал идущих мимо людей. Все казались на одно лицо, просто с разной долей злобности. Он не верил никому из местных: ни афганской армии, ни населению, ни, уж тем более, моджахедам.

Союзники в лице афганских правительственных сил также не отличались ни добротой, ни щедростью. Просто были более цивилизованные, да и то не все.

Это там, в Кабуле и других крупных городах хватало афганских офицеров, а здесь, в основном, преобладал рядовой и сержантский состав. Да только они сливали душманам информацию за деньги. Всё приходилось держать в тайне.

Иногда ему казалось, что они не воюют друг с другом, а играют в какую-то сложную игру, которую не понять простому советскому человеку. Да и, наверное, любому другому тоже. Как можно воевать и в тоже время всех продавать? И ладно бы шурави, так продавали же и своих! Зворыкин этого решительно не понимал, но принял ситуацию, как есть. С волками жить — по волчьи выть. Так что, приходилось держать ухо востро.

Зворыкин командовал тут всем. Это был его пост. Всего тут находилось пятнадцать человек, а за ним располагался кишлак под названием Маравар. Там же был выход из ущелья. Каждый день начинался и заканчивался одним и тем же: наблюдением за местными. Кто казался подозрительным, останавливали и проверяли, остальных не трогали.

Утром к Зворыкину подошёл сержант Ташаев и спросил.

— Дашь пятерых, в кишлак сходить? Купим барашка, шулюм сварим, шашлык сделаем.

— Не люблю я ваш шашлык из баранины, горчит он. Вот бы свининки затрепать, это дело!

— Нет тут никакой свининки, и не будет.

— Да знаю я. Что, и помечтать нельзя? Вокруг горы да бараны. Ладно, бери солдат, покупай. Только смотри там, поаккуратнее. Знаешь ведь всё сам, не ровен час, подкрадутся, и нож в печень.

— Всё будет хорошо, не сомневайся. Не подкрадутся, тут тоже узбеки живут, подскажут, если что.

— Ну, идите, — Зворыкин отвернулся.

* * *

— Саид, как думаешь, пойти ночью или попробуем днём?

— День уже закончился, Аль-Шафи.

— Так-то да, но время ещё есть. Мы сможем дойти до заставы и пройти её в сумерках.

— Я бы не стал этого делать, Аль-Шафи. Мне видней, я воевал тут и знаю повадки и шурави, и местных афганцев. Услышат шум, дадут очередь из пулемёта — и привет.

— Хорошо, не будем рисковать, предлагай. Критикуешь — предлагай, как говорил товарищ Сталин. Не все в живых после этого оставались, но всё же.

— Давай, я пойду один и без оружия. Только кинжал возьму и пистолет спрячу. Пройду пост, зайду в селение Маравар, а оно большое, переночую там, с утра схожу на базар, куплю ослика да с пяток баранов. Погоню их сюда, одного барана оставлю на блокпосте в подарок, чтобы можно было вернуться обратно уже с вами. Скажу, что родственников надо встретить и провести.

— Думаешь, пропустят?

— Думаю, что пропустят и спасибо скажут.

— Ну, хорошо, давай так и поступим.

Вскоре Саид собрался и, забрав деньги, ушёл в направлении блокпоста. Нам осталось только ждать его.

* * *

— Ну, что там, в городе? Рассказывай, Ташаев. Почему без барана пришёл?

— Да денег не хватило. И поменять не получилось ничего. Все хотят патроны да оружие, а кильку не берут. И сгущёнки мало у нас.

— Понятно. А наобещал мне с три короба: и барана приведёшь, и подарков навезёшь.

— Ну, не получилось, зато весь базар гудит о том, что произошло вчера ночью в Мараварском ущелье.

— И что там произошло?

— Много чего. Там двое суток отряд Рябого Али сражался с каким-то неизвестным караваном, да так и не смог ничего с ним сделать.

— Интересно. У него же людей больше сотни, а то, может быть, и две?

— На базаре говорят, что все полегли, Рябой вернулся с тремя воинами. А ночью и его задушили.

— Задушили?

— Грешат на сверхъестественную силу. Мол, не пропустил Рябой Али караван, а его наказали за это. И жестоко наказали. Никто так и не смог объяснить, как это случилось. А ещё говорят, что перед этим в бою таким же образом погибло человек двадцать «духов».

— М-м, сказки это, Ташаев. Верь им больше. Порезали друг друга да потравили, а на дьявола спихнули. Ну их. Давай, что принёс.

В это время мимо блокпоста прошёл бедный дехканин, на которого даже внимания обращать не стали. Идёт и идёт, ничего в руках не несёт, за спиною — тощая котомка, смысла обыскивать нет.

Так в обычной суете прошёл день, прошла ночь. За сутки слухов прибавилось, и они приобрели уже оттенок чего-то нереального.

На следующее утро к блокпосту подъехал афганец на осле, погоняя перед собой пять овец.

— Э, куда идёшь, зачем овец ведёшь?

Сержант Ташаев недаром сержанта получил: всё видел, всё понимал, да и по национальности узбек.