Мамба в Сомали: Черный октябрь

Ельцин с размаху шлёпнул крепкой ладонью по столу и скорчил (ну, по его мнению) злобную гримасу. Получилось так себе, но все прониклись.

— Да, он это знает, — подтвердил Руцкой, — на то и рассчитывает.

— Ага, скажи ему: Ельцин слов на ветер не бросает! Сказал, панимаш, что сделает его министром обороны, значит, сделает, — важно проговорил Борис Николаевич и тут же спросил: — А как мы будем проворачивать всё это?

И поболтал в воздухе обеими руками, так и не найдя подходящей для «всего этого» трактовки.

— Борис Николаевич, — подключился к общению Бурбулис, — все предварительные условия переговоров подтверждены. Вам осталось только определиться: куда уехать на время, пока здесь всё не решится в нашу пользу.

— Гм, ясно. Когда начинаем?

— Десятого!

— А не рановато?

— Не опоздать бы! Горбачёв со всей кодлой четвёртого августа собирается вылететь в Форос, оставив на хозяйстве Янаева. Девятнадцатого возвращается обратно, чтобы двадцатого подписать новый союзный договор между уже не советскими и социалистическими, а национальными и федеративными республиками. Метит сразу в президенты Конфедерации под названием союз суверенных государств или союз советских суверенных республик. Вы же сами в Ново-Огарёве двадцать третьего апреля подписали его проект между нашей Федерацией, Украиной, Белорусией, Азербайджаном, Казахстаном, Киргизией, Узбекистаном, Таджикистаном и Туркменистаном.

— Не бывать этому! — бухнул кулаком по столу Ельцин. — Шиш ему! Вот, шиш! — всем тут же был продемонстрирован мясистый кукиш. Красное от злости лицо президента РСФСР исказилось. Даже его крупный нос сморщился, собрался складками и покраснел. — Будет Россия, и Украина, Белоруссия, Армения и все остальные, а не новый Союз! По отдельности, каждый сам по себе. Но мы всех сильнее. Мы правопреемники! Мы сила! А они, пфф…

Его запал уже сошёл на нет, а Борис Николаевич всё двигал руками, желая договорить или что-то добавить. Потом вдруг резко передумал и уселся на стул, положив обе руки на гладкую столешницу красивого стола.

— Канешна, — заговорил он уже более спокойно, как обычно чуть растягивая слова, — добиться этого не просто. Но мы должны справиться, и обязательно справимся. Ведь мы — сила! Да?!

— Ельцин — сила, — тут же серьёзно улыбнулся Хасбулатов. — Мы всё сделаем, в лепёшку расшибёмся, но власть для вас возьмём.

— Канешна, возьмёте! Для того вас и держу, — наставив на Хасбулатова палец, серьёзно ответствовал Ельцин. — Момент нельзя упустить! Иначе нас, — тут он рубанул воздух ребром ладони, — так скать, всех в капусту! Не простят.

Все промолчали, не видя смысла спорить. Что или кого имел в виду Ельцин, присутствующим было без особой разницы. Все и так всё понимали и знали, где-то даже на порядок больше, чем сам Борис Николаевич. Он хоть тужился и пыжился, строя из себя новоявленного вождя или диктатора, но был лишь тем, кем был: простым и не сильно умным уральцем, сделавшим успешную карьеру «патамушта», а не вопреки.

— Так почему десятого? — вернулся Борис Николаевич к своему вопросу, замыленному Бурбулисом.

— Необходимо успеть всё сделать раньше девятнадцатого, как минимум, за неделю. У нас должно оставалось время на форс-мажор, — ответил тот.

— Десятого рано! Хватит и недели. Начинаем двенадцатого, — безапелляционно возразил ему Ельцин.

— Но…

— Никаких «но»! Я — Президент, а не ты, Бурбулис. Понял?! — и Ельцин в третий раз хлопнул кулаком по столешнице. — Будешь мне тут ещё политесы разводить, барбарис хренов!

Все хмыкнули, пряча улыбки в усах или отворачиваясь в сторону.

— Как скажете, — сдался Бурбулис.

Ельцин вновь обвёл всех испытующим взглядом, сморщив нос-картошку.

— Кто-нибудь ещё против?

— Двенадцатого, значит, двенадцатого, товарищ президент, — сказал Хасбулатов.

— От то-то ж! А то развели, панимаш, демократию. Сказал: начать двенадцатого, значит, двенадцатого.

— Так точно! — подмазался и Руцкой.

— Вот так: чётко, по-военному. Ельцин сказал: «Надо!», а Руцкой ответил: «Есть!».

Все закивали.

— Ну, что же: сроки согласовали. А исполнителей определили?

— Определили, Борис Николаевич, — ответил Руцкой, не вдаваясь в ненужные подробности.

— Так. А с остальным сценарием? Кто помогать будет, поддерживать наших?

— И с этим полный порядок, — ответил на этот раз уже Хасбулатов. — Поддержку окажут мои люди, а ещё корпус спасателей вашего протеже.

— А-а-ага, это хорошо… Тогда я спокоен. А то, панимаш, навели тут тень на плетень. Запутали меня совсем! Нужно быть готовым, так скать, ко всему. Ясно?!

— Борис Николаевич, и всё-таки вам лучше куда-нибудь уехать в ближайшие дни, — мягко напомнил ему Собчак. — Посетить, к примеру, другие республики, чтобы согласовать последние штрихи к общим действиям.

— Знаю, сделаю, как в фильме «Сердца трёх».

—???

— Ну, встречусь сначала с Кравчуком. Затем в Казахстан смотаюсь, к Назарбаичу. Сердца трёх, как есть. А когда вернусь, чтоб всё оказалось готово! Лично всем буду руководить! Я всем, так скать, покажу: кто такой Борис Ельцин! Все попляшут! Всех к ногтю! Устрою им тут! Мы создадим новую Россию!

— Конечно, Борис Николаевич. Мы всё сделаем к вашему приезду! И обязательно победим.

— От так! Ну, шта, понятно всем всё?! Я улечу в Киев десятого, а вы работайте. Никого не обижу! Ельцин сказал — Ельцин сделал! Всем спасибо, всем работать!

Члены его команды переглянулись и, задвигав стульями, стали подниматься и выходить из-за стола.

— А вас, Станкевич, я попрошу остаться, — нацелив палец на указанного человека и ухмыльнувшись, проговорил Ельцин.

Остальные тоже понимающе хмыкнули и вскоре потихоньку покинули кабинет. Дел у всех вагон и маленькая тележка, и утолять несвоевременное любопытство сейчас ни к чему. Доморощенный Штирлиц попался, вот пусть и отдувается теперь.

— Ты, это, Сергей, всё подготовил? Созвонился с встречающими?

— Да-да, Борис Николаевич. Вас ждут.

— А насчёт бани предупредил? А то, смотри у меня, не как в прошлый раз! — погрозил всё тем же единственным указательным пальцем Ельцин.

— Да ну, Борис Николаевич! Всё будет на должном уровне! И поддержку организовал, и про баню рассказал, и встречающая делегация солидная. Все эти девчонки, веночки с ленточками, переднички.

— И шоб обязательно в вышиванках…

— Канешна, Борис Николаевич, — заверил президента Станкевич, невольно копируя его манеру речи, — и хлеб, и соль, и вина креплёного поднесут.