Мамка
Шрифт:
Сначала растерянная мать лгала уже совсем всё понимающему и любящему отца сыну всякие небылицы про командировки. Но после почти годового молчания мужа, созналась сыну, что отец где-то потерялся. Сын, вдруг став серьёзным, сжав кулачки, по-взрослому рассудил:
– Я так и знал, мама. Так и знал… но не думай, я вырасту и найду его!
Затем он долго плакал, уткнувшись лицом в маленькие мягкие ладошки, так и уснув в безутешном детском горе. Сама же Галя не спала совсем, но плакала без слёз. Слёз уже не было…
* * *
Утро субботы проснулось серым и грустным. Сёмка давно не спал и неотступно смотрел на жёлтую в детских
– Шторы-то хорошие… Плотные и цвет как раз по комнате… они ещё лет пять-десять провисят, если их не трогать!
Сын «раритет» теперь не трогал и даже терялся, когда мать иногда снимала их стирать.
Из кухни через неплотную дверь потянулся вкусный запах завтрака. Парень принюхался.
«Оладушки на простокваше или блинчики на молоке?» – запахи и того и другого были похожи, к тому же он самозабвенно их любил. Особенно со свежей сметанкой! Или с мёдом – золотым и ароматным, или на худой конец со сгущёнкой. Семён радостно потянулся, прохрустев всеми косточками, незамедлительно встал и решил окончательно: «Сегодня ещё в сарае почистить, пока на улице слякоть, а к вечеру баню сладить…»
Он был прост, честен, трудолюбив и бесхитростно наивен, словно древний старик – всё знающий, но и всему верящий!
* * *
Всё-таки это были блины! Сёмка быстро доскочил до сарая, в котором был сделан «почти тёплый туалет», а на обратном пути тщательно, с фырканьем, умылся с головой под длинным, во всю веранду сливом, устроенным из разрезанных на две полосы широких поливочных труб. Вода конца сентября, льющаяся серебряной струёй, была уже стылая, тяжёлая и натурально пахла льдом, который он, пацаном, часто набирал в рот на озере, где играли в хоккей! Наплескавшись и ощущая в теле здоровый озноб, парень заскочил домой и стал обтираться махровым полотенцем, разгоняя по коже бодрящий огонь!
Мать, улыбаясь, поглядывала на него. Семён видел это и радовался!
– Ты, сынок, аккуратней. Не хватало ещё какой насморк перед зимой заполучить…
Сын молчал, понимая, что действия его одобряют, долго, по случаю выходного, завтракал вначале блинами со сметаной, затем опять же блинами, но с мёдом. Мать явно что-то хотела сказать, но терпеливо дожидалась, когда он насытится и, только убедившись в окончании трапезы, начала:
– Ты бы, сынок, съездил назавтра в город на рынок или на барахолку – как её там…
Сёмка поднял удивлённо брови, но мать продолжала:
– У тебя на осень даже курточки нет нормальной. А тут эта премия, она же не учтена нами, понимаешь? Это словно подарок неожиданный или находка. Ну и разойдётся по мелочам незаметно. Так что езжай-ка завтра и купи себе обнову – заслужил!
Сёмка обрадовался предложению, но, понимая отсутствие в семье достатка, засомневался… Но заботливая мать окончательно убедила его в правильности этого решения.
– Самое-то главное – не дай Бог, простынешь по осени в своей старой куртёшке. Как буду одна всё тянуть?
Сёмка сдался, чуть не взлетая от радости, переполнившей душу:
– Хорошо! – затем, не торопясь, встал, опять же, не торопясь, облачился в рабочую одежду и пошёл в сарай чистить и готовить скоту зимние стойла.
Галина подоила предварительно выведенную под навес корову – их любимицу Зорьку – а в сараи даже не пошла: Семён сделает всё сам со
взрослым пониманием, скрупулёзностью и тщательностью…
Ведь из своих неполных восемнадцати, он уже почти пятнадцать – хозяин в доме!В обед он зашёл, похлебал наваристого борща с курятиной, несколько минут посидел и опять вышел. Галина видела через окно, как сын таскал из-под слива воду в баню, снимая перед дверью тяжёлые грязные сапоги, чтобы не натоптать в ней. И к четырём баня с неохотой задымила в промозглое плачущее небо. Галя посмотрела на часы – к семи будет баня, жаркая, сухая, побеждающая любую хандру!
* * *
В воскресенье, в семь утра Семён уже сидел в уютном «ПАЗике» на заднем сиденье. Автобус из-за дальности маршрута выходил из деревни в семь, в одиннадцать – был в городе, а в пять – возвращался в деревню. Времени для выполнения намеченного у Сёмки – с избытком.
«Сначала на барахолку, а потом около автовокзала похожу по магазинам, полюбуюсь…» – Он не любил город, но, совершая редкие вылазки сюда, обычно с матерью, искренне радовался всему увиденному! Сейчас была возможность погулять, не торопясь, одному…
С автовокзала до барахолки можно доехать на трамвае без пересадок, что, на радость Сёмки, упрощало задачу. Трамвай, стуча на стыках суставами, не торопясь катил по городу. Парень с интересом смотрел на незнакомую ему жизнь, с удивлением отмечая, как неудержимо быстро меняется всё окрест. По этому пути они ехали с матерью всего каких-то два с небольшим года назад, а сейчас он почти ничего не узнаёт. Куда ни глянь – длинные заборы, окружающие новостройки с торчащими цаплевидными кранами, а кое-где уже и открытые для глаз высотки со сверкающими стёклами!
Сёмка вдруг ощутил радостный азарт, словно на удачной осенней рыбалке, когда выводишь на спиннинг игривого килограммового окуня и видишь, что за ним мелькают ещё два-три…
«Может, потом заработаю денег и насовсем переберусь сюда, – ему очень понравилась эта мысль. А когда на повороте увидел в отражении трамвайного окна своё улыбающееся лицо, засмеялся негромко и смущённо, пригнув к груди голову. – Ох, как хорошо!»
* * *
Барахолка обескуражила размахом! Он шёл по центральному ряду, понимая, что надо найти отходящий от него малый ряд именно с кожаными изделиями. Сотни людей шныряли вокруг, задевали его и друг друга, привычно не замечая этого, кричали и торговались громко и уверенно. Сначала он хотел погулять по огромной барахолке, посмотреть на «разные разности», «поприценяться», как говорила мать, но неожиданно заволновался и, начиная неоправданно злиться на всё и всех, пошёл, быстро огибая останавливающихся покупателей, задирая голову, высматривая свой ряд. Кожаный «Клондайк» был почти в конце. Сёмка, увидев висящие куртки и плащи, сразу свернул в него, ещё минуту шёл быстро, не глядя по сторонам, наконец, стал замедлять шаг. Перейдя на совсем тихий ход, он вытер рукой пот со лба и поднял глаза на кожаное богатство, висящее гроздьями и лежащее горами! Парень сглотнул сухую слюну и уже повёл глазами дальше, но услышал уверенный и, словно приказывающий, негромкий голос:
– Всё что надо, здесь!
Сёмка опустил глаза и увидел улыбающегося невысокого парня, скорее, мужика, гладко бритого, держащего левой рукой на уровне груди пластиковый стаканчик с кофе, а правой, чуть к лицу, между пальцами дымящую длинную сигарету.
– А что надо? – Сёмка задал вопрос машинально и раздельно, наверное, давая понять, что ему что-то нужно… Парень соступил с деревянной подставки, поставил стаканчик на раскладной стол и, засунув сигарету между подвижных губ, заговорил быстро, но внятно: