Мамочки мои… или Больничный Декамерон

– И вот так всегда! С самого начала не везет: я как родился через пять минут после этого фрукта, так с тех пор на эти пять минут кругом отстаю! Верите?

– Нет, – кокетливо заверила Сашу Надя, переставшая бояться «здоровенных ребят», – это ведь ты решающий гол забил.

– Решающий, потому что его надо было забить… на пять минут раньше, – захохотал Костя, на что его брат ответил ощутимым тычком в бок:

– Завидуй молча!

Варя протянула братьям сразу обе руки и сказала:

– Спасибо за игру, мальчики, я давно так не кричала! Особенно – от восторга! А теперь… – Варя вздохнула, – извините, нам пора. Прогулка по городу откладывается. Не хотела вас огорчать перед матчем, но нас сняли с резерва и через полтора часа мы должны быть в аэропорту.

Костя почесал лоб, даже не пытаясь скрыть разочарование. Ему сразу расхотелось гарцевать перед девушками и пикироваться с братом. Он спросил у Вари, уже предчувствуя, что она скажет в ответ:

– Когда же мы увидимся, Варя?

Вместо ответа Варя прикоснулась к его руке, еще раз вздохнула. А уж потом сказала почти ласково:

– Костя… Я очень рада была познакомиться и с тобой, и с Сашей… Правда, вы чудесные ребята. Но, знаешь, близнецы в моей жизни уже есть – Пашка и Петька, Петр и Павел… И я их так люблю, что на большее меня уже просто не хватает.

Парень нахмурился и развел руками. А Варя добавила:

– Кстати, у них сегодня день рождения – ровно пять лет. Давайте считать, что ваша победа – это подарок мне и им, ладно?

Не дожидаясь, что он на это скажет, Варя вздохнула, открыла сумочку, достала записную книжку, оттуда – фотографию, на которой два рыжих мальчика в тельняшках стояли, по-взрослому обнявшись за плечи и смеясь во весь рот…

Костя озадаченно посмотрел на фото, потом на Варю, потом оглянулся на примолкшего брата. Он явно растерялся, чем немало удивил «младшего».

– Так ты замужем? – только и смог вымолвить бесстрашный центровой.

Варя невесело рассмеялась, пряча фотографию в сумочку:

– Предположим, замужем. А какие-то другие варианты исключаются? А если не замужем? Я тебе уже не нравлюсь?

Не совсем разобравшись, что хотела этим сказать Варя, Костя попытался вернуть себе «подачу»:

– Ну хоть телефон оставь… Пожалуйста.

Варя достала телефон и пошутила:

– Когда мне говорят: «оставь телефон», мне сразу хочется подарить свой мобильник. Ну, диктуй свой номер.

Костя хлопнул себя по карманам:

– Мой в куртке… А, неважно! Набирай, отобьется: шесть – восемьсот – сто тридцать два.

А потом хлопнул себя еще раз – на этот раз по лбу:

– Да, подарок!.. Подожди-ка еще секундочку… – и сорвался с места, мигом исчезнув из вида в темноте коридора.

Варя спросила, оглянувшись на непривычно молчаливого Сашу:

– Он далеко? Нам вообще-то пора…

Саша не успел ответить, как ураганом вернулся его брат. В руках он держал два роскошных профессиональных мяча, а на голове его красовались сразу две кепки с символикой чемпионата! Все это богатство он протянул Варе:

– Держи! Петьке и Пашке, апостолам твоим, пусть играют. Мячи счастливые, мы же победили… Пожелай им от нас… всего.

Варя взяла один мяч, второй дала подержать Наде, а кепки аккуратно засунула в сумку. Потом посмотрела на Костю чуть исподлобья и, как будто что-то решив для себя, сказала:

– Спасибо. И знаешь… Позвони. Я буду рада.

* * *

Медсестра Таня забрала из лаборатории результаты утренних анализов и зашла в ординаторскую за историями болезни, чтобы вклеить туда бумажки со свежими цифрами.

Вера Михайловна, объявив компьютеру временную капитуляцию, вручную заполняла бланки назначений. Таня встала рядом, прижав к груди истории, и некоторое время следила за тем, как Вера пишет. Почерк у Веры Михайловны, в отличие от большинства ее коллег, был вполне разборчивый.

– Вера Михайловна, вы сколько уже работаете? – спросила она.

– Ну, если считать… фельдшером на «скорой», интернатуру… что-то лет шестнадцать получается.

– Значит, уже больше, чем роман Тургенева «Отцы и дети» всего-всякого написали… – покачала головой Таня.

Вера Михайловна, не прекращая работы, кивнула:

– И значительно больше, чем «Мать» Горького.

Широко открылась дверь в ординаторскую: так обычно всегда входил Владимир Николаевич Бобровский. Бросив быстрый взгляд на руководителя, Вера Михайловна поняла: шеф не в духе. Предчувствие ее не обмануло. Бобровский, который всегда находил какие-то простые, но добрые слова для медсестричек, испытывавших к нему смешанные (в разных пропорциях) чувства влюбленности и уважения, на этот раз даже не глянул в сторону Тани. Той бы понять, что надо исчезнуть с начальственных глаз куда подальше, но, видно, чутье подвело девушку: она по-прежнему стояла возле стола Веры Михайловны, с праздным видом обнимая добытую из шкафа пачку историй болезни.

Бобровский обратился к Вере:

– Как там наша проблема? Отказница из тринадцатой?

Медсестра Таня, которая была, разумеется, в курсе истории с коньяком, от неожиданности допустила еще одну субординационную ошибку. Она не дождалась, что ответит на поставленный завотделением вопрос Вера Михайловна, и встряла со своей репликой:

– Подождите, какой отказ может быть? От чего? Это в родильном отделении пусть готовятся, когда ей срок придет.

Вера Михайловна выразительно посмотрела на Таню, но все же сочла необходимым объяснить ей ситуацию:

– Нет, все гораздо хуже. Она, дурочка, думает, что если будет коньяк пить и прикроватные тумбочки на грудь брать, то у нее выкидыш случится. Выкидыша не будет, а будет отслойка плаценты. Дальше вы все знаете лучше меня. Но ей я тоже все объяснила. Так что на данном этапе проблема наша.

Бобровский потер виски и перевел на Таню мрачный взгляд:

– Я что-то не понял, Татьяна. Почему стоим? В отделении работы мало?

Таня вспыхнула и побежала на выход.

Вера Михайловна вздохнула: