Манагер
Шрифт:
Раб ковылял довольно быстро, несмотря на путы, обвивающие его ноги, и злобно сопел, бормоча под нос какие-то незнакомые, но очень похожие на ругательства слова.
Отойдя метров пятьсот от рынка, я зашел в тень большого «тутового» дерева и, подпрыгнув, опять достал гроздь ягод. Часть сунул себе в рот, а другую протянул рабу:
— Будешь? А, забыл! У тебя руки сзади связаны! Давай тебе в рот положу… — Я сорвал несколько ягод и сунул ему в рот. Раб яростно дернулся и выплюнул угощение в придорожный песок.
Я с сожалением проводил взглядом пропавший продукт и сказал:
— Давай-ка мы с тобой поговорим,
Раб подумал и медленно кивнул:
— Все понимать. Говорю.
— Хорошо. Начало положено. Начнем с того, что ты мне нужен настолько же, насколько мне нужна третья нога.
Раб недоуменно посмотрел на мои ноги, потом в его глазах появилось понимание:
— Ты иметь в виду, что я тебе совсем не надо? А зачем купить?
— Сам не знаю, зачем я тебя купил… жалко стало, видно. Старею, наверное!
Раб засмеялся, его разбитые губы разошлись, и по подбородку потекли капли крови:
— Ты — стареть! Да ты мальчик по наша мерка! — Он нахмурился. — Не хотеть жалость! Я мужчина, воин! Я умереть в бою! Не жалеть! Дать меч, и я умереть в бою!
— Умереть всегда успеешь. С мечом или без, все там будем. В общем, так: я не знаю, что с тобой делать. Мне ты не нужен. Я тебя отпущу, но тебя тут же возьмут охотники за рабами. Но ты же хотел свободы? Вот и умри в бою, если хочешь. Или пойдем со мной, будем думать, как тебе помочь стать свободным. Сейчас я развяжу тебе руки и ноги — только не бросайся на меня, ладно? Иначе придется причинить тебе боль, а я этого не люблю и не хочу. Торговец намазал тебе спину мазью? Вижу — не намазал. Вот грязный мунга! Прибил бы его… Давай-ка сюда свои руки… тэк-с… ноги сам развязывай — мне лень.
Раб… вернее, бывший раб с недоверием посмотрел на меня и потер руки, травмированные на запястьях грубой веревкой, пожал плечами и принялся распутывать ноги. Закончив, выпрямился, с недоверием посмотрел на меня и сделал несколько шагов назад, как бы готовясь бежать куда глаза глядят.
Я с усмешкой посмотрел на него:
— Вот ты и свободен. Странное ощущение, да? Я тоже был в рабских лагерях и так же, как тебе, мне снесли спину — только она уже зажила, знаю, каково тебе сейчас. Вот она, свобода, а только куда с ней деться? Как ее есть, пить, носить? Вот так и многие рабы: подумают, подумают — и опять к хозяину. Ну ладно, хватит болтовни.
Я встал с большого камня, на который присел, пока моя покупка освобождала себя из упаковки, и пошел вниз по улице, кинув через плечо:
— Хочешь, иди со мной, не хочешь, иди куда глаза глядят — мне безразлично. Сбежишь — так мне меньше проблем.
Шагов через пятьдесят я услышал за собой топот деревянных сандалий и угрюмое сопение. Усмехнувшись, я сказал:
— Вот так-то лучше. Это доказывает, что голова у тебя есть, и ты в нее не только ешь, но еще ею думаешь. Кстати, я вообще-то не имперец, я акома, если тебе это что-то говорит.
— Говорит, — неожиданно ответил мой спутник, — акома отличные воины, так мой отец говорить.
— Да-а-а? Умный у тебя отец. Только вот почему он отпустил тебя одного в чужую страну? Как ты вообще мог додуматься сюда в одиночку забраться? Да еще с плохим знанием языка, насколько я понял.
— Он не отпускал. Я сам уйти, — угрюмо пояснил собеседник и замкнулся, видимо не желая вдаваться
в подробности. Да я особенно-то и не лез ему в душу, захочет — сам расскажет. У всех свои тайны…Долго ли коротко ли, но привела нас дорожка прямохожая… или кривохожая… В общем, через час мы дотащились до дома купца, я постучал в дверь — открыл опять парнишка-слуга, а из-за его спины выглянула Рила:
— Наконец-то! Живой? Слава богам!
— Нет, я мертвый притащился! — проворчал я и прижал к груди бросившуюся на шею девушку. Она тихо прошептала мне в ухо:
— Я так боялась! Даже хотела побежать за тобой! Но опасалась навредить тебе…
— Это верно! — залихватски бодро сказал я. — Я и один нормально справляюсь! — Сам же немного растрогался. Приятно все-таки, что кто-то о тебе беспокоится, ждет.
Рила открыла глаза, увидела парня позади меня и изменившимся от удивления голосом спросила:
— Это еще что за больной мунга? Ты откуда притащил это чудо?
— Эй-эй, потише! Это великолепный раб, которого я за огромные деньги купил сегодня на рынке! Аж за двадцать монет!
Рила прыснула:
— Двадцать монет?! Да сандалии стоят дороже! Он что, какой-то гнилой, что ли? Ты где его откопал? Тебе в придачу, случайно, не дали еще тележку, чтобы его возить?
— Эй, госпожа, я все слышать! Не сметь меня смеяться! — Беловолосый явно обиделся и топнул ногой, потом неожиданно покачнулся и упал на землю.
Рила ойкнула:
— Глянь, у него вся спина разбита, даже мясо торчит. Надо же как отделать! Как он вообще шел-то? Давайте затащим его в дом, надо его отмыть… А ты сходи за лекарем, — обратилась она к слуге, — да не задерживайся. Если опять станешь глазеть на дочку булочницы через щелку в заборе, я тебя плеткой отхожу, будешь как он выглядеть! Мелкий похотливый мунга!
Мальчишка хмыкнул, засмеялся и быстрыми прыжками помчался вниз по улице, а мы с Рилой подхватили парня и потащили в ванную комнату, где передали его на руки остальным сестричкам.
Они радостно перехватили добычу и, перемежая крики жалости с криками радости, что к ним в руки попал настоящий экземпляр мужского пола, с которого они сейчас будут снимать грязь и тряпки, прикрывающие его телеса, уложили его в ванну и стали отмывать.
Я сполоснул руки и сел за стол в гостиной, напротив Рилы. Она устало посмотрела на меня, и сказала:
— Я и правда так волновалась! Не хотела тебе говорить, но у Амунга очень плохая репутация, ты стопроцентно мог оттуда не вернуться. Особенно с тем мечом. Ну, рассказывай теперь, пока они занимаются этим приблудным загаром. Кстати, чего ты его притащил? Слуга понадобился, что ли?
— Да нет… шел, увидел, жалко стало. Да и есть в нем что-то такое… несгибаемое. Понравился он мне. И чувство есть такое, что он нужен нам. Он в нашей будущей судьбе… я это вижу! — Подумалось: «Зачем я это сказал?! Вот не хотел, а сорвалось как-то с губ — почувствовал, что он и правда нужен! Это что, у меня способности шамана просыпаются, что ли? Ни фига себе!»
Рила тоже что-то почувствовала и странно поглядела на меня:
— Странно ты сейчас сказал… Я в детстве у шаманки была, вот она так говорила. Скажет эдак, как будто спит, а потом: «Это мне боги нашептали!» Ты, может быть, тоже какие-то голоса слышишь?