Манчары
Шрифт:
— Я всё принял, господин губернатор. — Писарь поклонился. — Кто что привёз — отмечено. Здесь.
— Хорошо! — Губернатор пришлёпнул ладонью список к столу. — Ты живее пропускай их сюда. Я тороплюсь. Супруга обещала к обеду поджарить самого жирного гуся. Ам!.. — В предвкушении предстоящего удовольствия он издал пустым ртом чавкающий звук. — А до этого съезжу посмотреть Сайсары. Говорят, что там сегодня ночевал большой косяк гусей. Ты сначала пусти тех, кто больше привёз. Ну, это ты и сам знаешь.
— Слушаюсь!
В дверь ввалился мрачной тенью человек огромного роста. Обе щёки и скулы
Этого человека губернатор видел и раньше, но не помнил, как его зовут.
— Тойон, здравствуйте! — поклонился вошедший человек.
«Ах, ведь это бай Бакыса! — вспомнил наконец губернатор. — Точно, Бакыса. Погоди-ка, это у него обидное прозвище или нет? — Сомневаясь и колеблясь, он встал и пошёл к нему навстречу. — Он раньше приезжал с прекрасными гостинцами. Жена была очень довольна».
— Здравствуйте! Здравствуй, почтенный Ба… Ба…
— Байбал Найухоп… Я из Ботурусского…
— Почтенный Павел Новиков. Пожалуйста…
Губернатор за руку привёл бая Бакысу и усадил на стул около стола.
— Спроси-ка, — обратился губернатор к писарю, выполнявшему роль переводчика, — по какой надобности он приехал?
— Так вот, ты наш самый большой тойон! Спаси, опять над нами нависла беда, — с важным видом сказал бай Бакыса на вопрос писаря. — Тот самый варнак Манчары опять начинает воровать и грабить. Будь для нас луной и солнцем, пошли к нам вооружённых казаков поскорее, чтобы они изловили его. Если такой человек, как я, например, повстречается с ним во второй раз, то, конечно, может начисто лишиться белого света.
Бай Бакыса задрал голову и поводил ею, чтобы найти икону и перекреститься.
— Как это? О каком Манчары болтает он?! — изумился губернатор. — Спроси-ка его хорошенько. Может быть, он говорит о другом?
— Я говорю не о другом. На всей якутской земле есть только один варнак Манчары. Я говорю именно о нем, — ответил бай Бакыса. — И мы просим избавить нас от этого преступника. Говорят, что руки царя длинны.
— Ведь Манчары сидит у нас, в нашей тюрьме? — спросил губернатор писаря.
— Да-с, господин губернатор.
— А как же он тогда оказался там, в Боторуссах? Неужели сбежал?
— Не могу знать-с, господин губернатор.
— Вызови срочно полицмейстера!
Радостный вышел от губернатора в прихожую бай Бакыса, словно и в самом деле получил избавление от разбойника.
После него в кабинет вкатился небольшой, согнутый, словно натянутый лук, человек с маленьким, обветренным до черноты лицом, в замызганной и заляпанной жиром и салом одежде. Он вошёл и сделал несколько приседаний до самого пола. Это обозначало, что он кланяется:
— Здравствуйте, губернатор солнечного государя императора! Я являюсь князем учурских тунгусов, Кайтылыканом!
Губернатор брезгливо посмотрел на волосы, никогда, видимо, не мытые мылом, на одежду, превратившуюся в замасленную, на грязную кожу. «Дикари! — выругался он про себя. — Когда кончу работу, обязательно вымою руки. Пол кабинета и стулья велю протереть», — решил он. Но тем не менее он со сладкой улыбкой пожал ему руку. Нужно поступать только так: ведь они являются опорой суда и закона в области. Да и, кроме того,
ещё такое обилие подношений, подарков!— Тойон губернатор, будь для нас защитой и крепостью! Нас начинает разорять Манчары, — начал без всяких вопросов рассказывать о цели своего посещения Кайтылыкан, — разбойник якутов. Ограбил купцов Учурской ярмарки. Манчары нам не нужен. Пусть якуты заберут своего разбойника! Распорядитесь! А пушнины уж мы привезём сколько вашей душе потребуется. Я кончил.
Кайтылыкан выкатился в прихожую так же проворно, как и появился.
Его сменил моложавый, плотно упитанный мужчина.
— О-о Егор Слободчиков, пожалуйста! — встретил его губернатор. Тотчас же погасив сияющую улыбку, сменил её на грустную мину. — Твой отец, старец Чочо, был достойным человеком. Господь бог светлую его душу… — прошептал он и перекрестился, блестя золотыми перстнями на руках. Затем, почтив память покойного минутой молчания, сказал: — Ну, что скажешь?
— И прежде и теперь у нас одна забота и нужда: избавьте от разбойника. Только успокоились было, что Манчары сидит в тёмной тюремной камере, а он опять вынырнул словно из-под земли. Ходит с закрытым лицом, кричит: «Я Манчары!» — и уже ограбил нескольких баев. Он только не был у меня — побоялся моей многочисленной стражи. Надо его сейчас же изловить, не дать ему возможности скрыться.
— Опять Манчары! — Губернатор бросил на настольное стекло толстый красный карандаш, который он было зажал между пальцами, и сидел, играя им.
— Манчары… Манчары… — не поняв причины гнева губернатора, Егор Слободчиков встал и начал кланяться. — Спасите… За труды ваши воздарим в десятикратном размере. Жизнь моего отца укоротилась только из-за него. До самой своей смерти он боялся его, всё время жил под угрозой мести Манчары. А сейчас меня…
Губернатор жестом подал гостю знак, чтобы он сел.
— Есть ли ещё кто-нибудь, пришедший с жалобой на Манчары? — спросил он у писаря. — Впусти.
Вошли несколько человек, в тонких гарусных пальто с высокими буфами на рукавах, в ярких, цвета радуги, кушаках, в сарах, с белыми полосками носков или в жёлтых дублённых дымом торбасах, и стали отвешивать низкие поклоны.
— Ты откуда приехал? — спросил губернатор низкорослого толстого мужчину.
— Из Олёкминска. Я голова Идельгин, — ответил ему мужчина, у которого при каждом поклоне трясся и вздрагивал большой живот. — Нашла на нас напасть, какой раньше не бывало. Манчары разоряет беспрестанно…
— Гм… — откашлялся губернатор. — А ты?
— Я приехал с долины Вилюя. Я являюсь Ахчаханом. — Тощий сутулый человек указал на свою впалую грудь. — Этот разбойник добрался и до нас. Нарушил всю нашу жизнь.
— А у вас? — спросил губернатор у остальных.
— У нас тоже… тоже… Просим, — пробормотали остальные.
— Где полицмейстер? Почему до сего времени не является?
— Есть-с! Ждёт в приёмной.
— Пусть войдёт!
«Неужели сбежал, пока я охотился? — с опаской подумал губернатор. — Стоит только человеку отлучиться на несколько дней…»
— Прибыл по вашему вызову, господин губернатор! — звякнул шпорами полицмейстер.
— За моё отсутствие здесь не произошло никаких происшествий?