Мандустра

Иван Теберда! Что за наслаждение?.. Что за чудо, что за прелесть, стыд, предел! Теперь я знаю, что такое извращаться! Теперь я понял, как прав был мой сука-отцемать. Еще! Еще! Еще!

И тут, в самый момент моего оргазма, когда голова моя словно расширилась до размеров Вселенной, раздался свисток.

— Полиция! — испуганно заорали Абрам и Исаак, быстро застегивая штаны. — Прощай, парень, мы найдем тебя. Твоя попка с нами!

С этими словами они тут же вылезли в окно и умчались.

Я остался на коленях, как раз испытывая пик удовольствия.

— А, русский, — сказал загорелый полицейский, — и сразу же начал! Ай-яй-яй! Турист!.. В каталажку его! К разному сброду. Он не должен общаться с настоящими мужчинами! Жаль, не успел поймать этих подонков…

На меня надели наручники и куда-то повели. Я подумал, что вряд ли теперь увижу небоскреб. И все таки мое настроение было прекрасным. Винтом!

4. Не вынимая изо рта

— Ты должен, паскуда, соблюдать законы этой камеры! — заявил восьмияйцевый человек, вставший надо мной. — Я здесь главный! Когда я какаю, мое дерьмо делится на двадцать девять частей и поедается всеми. Понятно?!

— Пошел ты в дупло, отброс чешский! — сказал я, поднимаясь. — Жри у себя сам.

— Ах ты… — начал чех, разгневанный моей наглостью, но тут я вцепился зубами ему в елдык.

Он завопил, начал бить меня руками, ногами, дергаться, но я не отпускал. Он схватил острую ложку и занес надо мной, и тогда я окончательно разозлился. Я сильно сжал челюсти и откусил елдык. Чех пал на пол камеры и отключился.

Я выплюнул елдык и громко сказал, чтобы всем было слышно:

— Чех без елдыка — словак!

Всеобщий хохот был мне ответом.

Подошла какая-то нанайка, вся состоящая из щелей и пропищала:

— Теперь ты — наш командир. Мы все будем есть твое говно!

Все одобрительно закивали.

С этого момента моя жизнь стала просто замечательной. Я делал, что хотел. Поскольку это была тюрьма и здесь не было загорелых американцев, за нами никто не следил, и я испытал, наверное, все виды извращений по Шнобельшнейдеру. О, Иван Теберда! Как прекрасно, как чудно, как замечательно было все то, что я испытывал! Но особенно меня любили две англичанки близняшки, соединенные единым клитором.

Они обычно подходили ко мне рано утром, когда я лежал и мои уши обдувались двенадцатью немцами, и говорили:

— О, повелитель, о, любимый, о, радость, о, смысл! Позволь, пососать тебе, позволь!

— Еще не время, девчонки, — отвечал я. — Потерпите.

Посасывание я откладывал на потом, боясь быстро перепробовать все извращения и разочароваться в них. А они все подходили и подходили.

Наконец, когда, как мне показалось, что я в самом деле исчерпал набор того, что можно получить от живой и мертвой человечинки (все трупы съедал наш бельгиец), я заявил:

— Хорошо. Я согласен. Сосите, милые, сосите!

Я отогнал всех, они подошли ко мне, встали на колени и каждая взяла мою мочку в свой рот. Уже одно только это поразило меня, как стрелой в грудь. И они стали сосать…

Они сосали, а я испытывал то, что еще никогда не ощущал, я кричал, визжал, стонал, почти терял сознание, и наконец я понял, что больше не могу, что не выдержу, и выдавил из себя:

— Все… Все… Остановитесь… Стоп…

Но они не прекратили, и не вынули мои уши из своих ртов. Я начал дергаться, попытался встать, но оказалось, что меня держат. Немцы или кто-то еще держали меня за руки и за ноги и не давали возможности уйти от этого бешенства, от этой прелести, от этой смерти. Я оцепенел, потом меня, наоборот, стало судорожно колотить, как в припадке эпилепсии, и я понял тогда, что монолизу нельзя испытывать сосание столь долго, что это губительно, страшно, смертельно, и что вся камера знала это, и, ненавидя мои издевательства, решила таким образом расправиться со мной. Что ж! Что может быть лучше смерти от самого высшего наслаждения, которое только возможно?

Я увидел, как влетаю в какой-то радужный ласковый туннель, он обволакивает меня любовью, преданностью, величием, и когда вдруг вспыхнула вспышка, и я осознал, что пришла моя смерть, вся эта реальность исчезла.

1992

КАК Я БЫЛ ВЕЛИКАНОМ (Быль)

Я давно хотел стать великаном — величиной с десятиэтажный дом, а может быть, и выше — сильным, привлекательным и непобедимым. Тогда мне уже никто не смог бы ничего сделать, а я любому диктовал бы свою волю и власть. Иногда мне даже хотелось обладать чудесным свойством проходить сквозь все окружающее, будто вихрь каких-нибудь гамма-или альфа-частиц; я был бы тогда совершенно вне этого мира и мог бы говорить и делать все, что только захочу, без всякой опаски. Я мог бы даже насмехаться над лучшим другом и над собственной матерью, и для меня не осталось бы совершенно ничего святого — ведь кто может меня тогда остановить или чем-нибудь помешать?!

И вот однажды я действительно стал великаном: часто наши желания исполняются. Я стал большим и могучим, страшно сильным и непобедимым. Я стал величиной с Землю. А затем я стал еще больше.

Началось это так: одним неприметным серым полуднем я стоял в какой-то парковой бильярдной вместе с лучшим другом — маленький, скромный и жалкий; играл, проигрывал рубли и тайно злился, хотя и не показывал виду. Мой второй лучший друг был в это время дома, он не пошел вместе с нами в парк, а мы играли, играли и проигрывали постепенно все наши деньги. Наконец они закончились, и после этого мы стали великанами.

— Ну что, пацанчики, больше нету бабок? — нагло улыбаясь, осведомился у нас наш победитель, завсегдатай бильярдной.

— Нету.

— Тогда валите отсюда, игра окончена, ха-ха!..

— Вы бы лучше не играли с ним, ребятки, — сказал нам добренький старичок, наблюдавший нашу игру.

— Молчал бы лучше! — огрызнулся на него завсегдатай.

И вот тут-то мы начали становиться великанами. Сперва мы мгновенно стали выше на голову этого противного завсегдатая бильярдной.

Как только это произошло, я подошел к нему и угрожающе сказал:

— Ну, чего ты там?..

— Да нет, нет, ничего, — засмущался он, увидев, как мы резко прибавили в росте и весе.

Потом он внимательно нас осмотрел, задумался, отошел немного назад и крикнул:

— А ну уматывайте, пока я не позвал кой-кого!..

После этого мы так разгневались, что в миг стали вдвое больше нашего победителя. Вместе с нами увеличились и наши кии, которые мы держали наперевес. И тут я решил, что пора дать ему по морде, подошел поближе и легко ткнул его кулаком в рожу.