Манная каша

– Кстати, мои тебе поздравления, чудо! – обратилась Клара к Гансу. – Уверен ли ты, что принесешь так называемое счастье моей подруге? Ты об этом еще не думал? Конечно, успеешь подумать. Наверное, что-то в тебе всё таки есть, раз ты ей понравился. На свете ведь всякое бывает…

Ганс всё ещё недоумевал – нужно уйти и хлопнуть дверью, или, может быть, запустить в эту самоуверенную дылду чем-нибудь тяжелым?

– Клара, с ним так нельзя говорить. Он очень чувствительный, – предупредила Грета.

– А почему я должна думать о его чувствительности? – возмутилась Клара, – я волнуюсь… Что тут, в конце концов, происходит?

– Да ничего! Ганс вчера на концерте пошутил…

Чистая правда! Вчера Ганс всё напутал. А сегодня Грета пообещала ему виолончель, и ничего более…

– Так вы не женитесь? – уточнила Клара.

– Как ты могла подумать? Конечно, нет.

– Тысяча троллей! – Клара, с обычной своей непосредственностью, опять бросилась целовать Грету.

Ганс понял – пора обидеться и уйти. Но Грета вовремя спохватилась.

– Ганс, Клара принесла шипучую манку. У неё пробка очень опасная. Нам без мужской помощи не обойтись!

Он колебался. Но Клара неожиданно встрепенулась, бросилась к нему, и тоже расцеловала.

– Прости, Ганс, что я наговорила всякой чепухи. Я действительно поверила. Ну, а ты – так называемый молоток!

Извинения Клары были приняты. Ганс взялся за бутыль. Грета зажгла свечи. Фрукты и манная каша заиграли и заискрились в отблесках их крошечного пламени. Вскоре опьяненные девушки и разомлевший Ганс уже вели задушевные беседы. При свечах всё казалось уютно и весело. Клара смеялась.

– А знаете, почему так весело не жениться? Все еще предстоит. Впереди – обоз времени. И можно, так сказать, мечтать. Всякое бывает на свете. Хорошо мечтать! Вот и мы с Карлсоном тоже подумали…

– Надо же, – всплеснула руками Грета, – о чем?

– Карлсон – ничего мужичок, – одобрил Ганс, – не то что тот тип с виолончелью…

– Так застенчиво, так вежливо, так старомодно! Пожениться, переехать к нему на ферму. В общем, прощай парикмахерская!

Надо сказать, что нет в мире причёсок заковыристее наших лавландских. Многотысячелетняя традиция придаёт объем мысли в моде, и завихряется на наших головах особым образом. А самыми завёрнутыми ходят сами девушки-парикмахерши. Они презирают всех, у кого волос не густой, всех, кто недостаточно этот волос лачит, кто пренебрегает папильотками, муссами и пенками, всех мочалок, всех, у кого пробор, у кого лесенка или лохмы. Лысых они и за людей не считают. Крайние максималистки – эти чесальщицы. Клара, конечно, была среди них, как Карл среди фермеров – исключением.

– Я согласилась, – призналась Клара.

– Я так рада за тебя! – расчувствовалась Грета.

– Ну ты попала, – посочувствовал Ганс.

– Он чист и ясен, как утро в деревне, – улыбнулась Клара.

– Попса, – заметил Ганс.

– Это было трогательно, – возразила Клара.

– А по моему, отстой! – зло отрезал Ганс.

– Ну зачем так говорить? – чуть не заплакала Грета, – пусть лучше всё будет хорошо!

– Он просто трудный подросток, – засмеялась Клара, – теперь я его раскусила.

Ганс понял, что обидеться жизненно необходимо. Иначе он сам к себе потеряет всякое уважение.

– Я – подросток? – он вскочил на ноги, уронил стул, грозно поглядел на Клару, – в моем собственном доме так со мной разговаривать не позволю!

– Но это не совсем твой дом, – возразила Грета.

– Ты нарочно хочешь меня унизить, но я не позволю меня унижать, – угрожающе заявил он.

– Нет обижайся. Это ведь правда. Ты здесь два дня, а с Кларой мы рядом на горшках сидели. Здесь, – Грета указала в угол гостиной, – поэтому будь, пожалуйста, повежливее с ней.

– А мне она не нравится, так что выбирай, или она, или я.

Клара и Гретой переглянулись.

– Раз так, – ответила Грета, – я вынуждена выбрать Клару.

– Прощай, – сказал Ганс, – ты уж постарайся меня забыть, потому что я не вернусь.

Он вышел в прихожую, надел плащ, ботинки. Клара и Грета затихли, боясь помешать ему шорохом или вздохом. Он потоптался немного и ушел. Они услышали, как хлопнула дверь, и поглядели друг на дружку. Грета вздохнула так, словно у нее с плеч свалился огромный камень.

– Зря радуешься, – предупредила Клара, – он еще передумает.

– Нет, теперь с ним покончено, он очень обидчивый.

– Я бы и дня не выдержала с таким.

– Он мне чужой, почему я должна жертвовать ему всем? Из-за его трудного детства я еще ни разу не смогла пойти в Школу. А я так мечтала о рекламе и дизайне! Он пришел и все разрушил. Почему я обязана выходить за него замуж?

– Ты ему, наверное, пообещала, в какую-нибудь хорошую минуту? – Пожала плечами Клара.

– Ничего подобного! И у меня с ним не было ни единой хорошей минуты, – Грета потупилась, – но один раз я была недостаточно правдивой… Я не сумела прямо сказать, что он мне совсем не интересен… а даже наоборот, можно сказать, обманула его. Он подумал, что я в него влюблена.

– Ты лишила его невинности? – строго спросила Клара.

– Нет, не я, – испугалась Грета.

– Тогда забудь. А ведь всё эта сексуальная революция, так сказать, будь она неладна. Эх, жить бы в другой, отсталой стране…

– Вся моя жизнь из-за этого случая превратилась в кошмар, в сплошной стыд, – продолжала свои жалобы Грета, – вчера, когда он нахамил Марку, я чуть сквозь землю не провалилась… До чего мне было стыдно, Клара!

У Греты сделалось солоно в носу и в глазах.

– Ничего, Марк все поймет. Я объясню ему.

– Думаешь, он не обиделся?

Конец ознакомительного фрагмента.