Мансарда для влюбленных

– Марио Берлусконни?! – переспросил Земляникин.

Оля внутренне сжалась, испугавшись, что он сейчас случайно выдаст укрытие итальянца. Незнакомцы радостно покачали головами.

– Такой глазастый, невысокий, коренастый? – продолжал философ.

Оля закрыла глаза, вспоминая, где она оставила свой мобильный телефон, по которому могла бы предупредить подругу, а та бы предупредила своего итальянца. Но телефон она с собой не взяла, не предполагала, что он пригодится. Ведь она рассчитывала заниматься исключительно фотографиями, а не приезжими мафиози.

– Нет! – продолжал Земляникин. – Не знаем такого! В этой деревне его нет!

Незнакомцы сникли, пожали плечами и уселись обратно в автомобиль. Развернувшись на повороте, их машина скрылась в той же стороне, откуда приехала.

– Уф, – Ольга опустила фотоаппарат, который все это время держала наизготовку. – Кажется, я их случайно сфотографировала! Сейчас они поймут это, вернутся и перережут нам горло! Земляникин! Что будем делать?!

– Ничего, – напустив на себя сосредоточенный вид, философ взял у нее фотоаппарат и положил в свой холщовый рюкзак. – Зато, когда они убьют Марио, у нас будут улики, – оптимистично добавил он.

– Думаешь, они приехали для того, чтобы его убивать?! – обомлела Оля и сама ответила на вопрос: – Конечно, для этого. Бедная Анжелка.

– За нее можешь не переживать, – успокоил ее Антон, – говорят, что мафия не воюет с бабами своих мафиози.

– А откуда ты знаешь, что она баба мафиози, то есть девушка Марио?!

– В деревне все это знают, – усмехнулся философ, – но если неверно говорят, то ей придется скрываться вместе с ним. Если что, не бойтесь, я помогу. – Он откинул с высокого лба свой светлый чуб и принял позу воинствующего Дон Кихота.

«Настоящий мужчина, – подумала Оля, глядя на него, – пусть немного нескладный, но такой благородный! Как герой любовного романа. Да, он герой, а Анжелка героиня. Вот влипла-то в историю!» Помимо всего прочего, Антон был решительным. Он решительно, не терпя никаких возражений, сунул в руку Ольги длинный березовый прут, который отломал от бедняги дерева тут же. После чего подвел ее к коровам и приказал хлопать прутом им по спинам. Оля воспротивилась, она не хотела издеваться над животными, но Антон указал ей на дорогу. Оля поняла, он намекал, что мафиози могут не поверить им и вернуться.

Или разузнать в соседнем поселении, живет ли поблизости невысокий коренастый загорелый мужчина. В соседней-то деревне мало кто знает, что Марио скрывается. Возможно, его кто-то и видел.

Оля не стала сопротивляться, восхищаясь блестящей мужской логикой философа. Она взяла хворостину и подошла к коровам. Хлестнуть не решилась, но на всякий пожарный случай приготовилась.

– Марфушенька, душенька, ты уж извини, пожалуйста, если будет больно…

– Никаких извинений! – заявил Антон. – Все должно выглядеть совершенно правдоподобно.

Взял прут из ее рук и стеганул бедную корову.

– Куда пошла, скотина рогатая?! – изобразил он для Ольги. Та покрутила головой, она так не сможет. – Придется тренироваться, – серьезно сказал Антон и вложил прут ей обратно в руку. – С мафией не шутят.

И Оля, тяжело вздохнув, согласилась на этот коровобой, или как он должен был называться у нормальных людей. Антон протянул ей большой носовой платок…

Дмитрий Аркадьевич Баланчин возвращался из города, куда он отлучался по самым, что ни на есть, земным потребностям, покупал себе еду. Деревенская пища была здорова и вкусна, но требовала небольших вредных добавок в виде горячо любимых им чипсов, вредоносной колы и прочей мелочи, скрашивающей одинокое существование человека цивилизации.

Нет, признанный гений не тяготился одиночеством, наоборот, оно ему даже нравилось. Живя деревенским отшельником, он мог творить в любую минуту, для чего использовал все свое время. В его столичной квартире работать было невозможно: постоянные телефонные звонки друзей, приятелей, агентов, обиженные возгласы его Музы, не покидающей художника ни на мгновение. Какая странная, между прочим, эта женская логика. Муза его ревновала в столице к каждой юбке, а в деревню отпускала со спокойной душой. И он с удовольствием ее оставлял наслаждаться своим триумфом, принимать поздравления и торжествовать, что ее жизнь прожита не зря, а брошена к ногам великого человека.

Так считала Муза. Сам же художник думал, что жертвовал ради Музы он. Она, не заботясь о том, насколько ему это нравится, таскала его по магазинам и вечеринкам, требовала отдых на заграничных курортах и некоторые материальные ценности. С последними было легче – художник откупался от навязчивой Музы и на крыльях свободы летел в деревню.

Сегодня, случайно посмотрев на понравившуюся ему опушку леса у дороги, он поубавил свой пыл возвращения в родные пенаты. Как и в прошлый раз, на опушке он заметил одну привлекательную особу с несносным характером и загадочным складом ума. Возможно, и с загадочной русской душой, но в этом он не разобрался. Особа сбежала от него, как с тонущего корабля, постояв с озадаченным видом перед его картинами. Баланчин ждал признания, похвалы, высоких слов о своем творчестве, к чему он уже привык, но девушка ничего не сказала. Возможно, ей, как и деревенской девушке Пелагее, не понравились его картины. Лес и лес, не богатая разнообразием русская природа. Эх, как же она не смогла разглядеть во всем этом настоящую, истинную красоту и простоту русского характера. Да, уж она не та некрасовская баба, которая может и коня на скаку остановить, и… Баланчин не поверил собственным глазам.

Оля Муравьева, эта особа с несносным характером, останавливала не коня, но тоже домашнее животное.

– Куда пошла, скотина рогатая?! – кричала Ольга, которую Баланчин еле узнал по короткой джинсовой юбке. Нет, он смотрел не только на стройные ноги. Просто ее лицо было скрыто каким-то большим платком, похожим на носовой. Видимо, девица боялась перегореть на солнце. – Куда пошла, рогатая скотина?! – воодушевленно кричала Ольга и била прутом несчастное животное.

Баланчин поморщился. Вот она, двойственная женская сущность. Вымещает свою озлобленность на мир на этой бедной изможденной корове! Нужно немедленно ее остановить.

– Ольга! – закричал Баланчин, выйдя из машины. – Это вы?!

– Нет, – крикнула она, отворачиваясь от него, – это не я!

– Странно, – усмехнулся Баланчин, – вы, прекрасная пастушка, очень похожи на одну мою хорошую знакомую. Так сказать, и в фас и в профиль вылитая Ольга Муравьева. Кстати, замечательная девушка.

– Ну и что? – спросила Оля, повернувшись к нему, как избушка, передом. Чего уж тут скрываться? – Я это, я. Спросите, что я здесь делаю?

– Не спрошу, – покачал головой Баланчин, – я и так вижу.

– Ничего вы не видите! – возмутилась внезапно та. – И то, что вы видите, совсем не то, что вы подумали! Совсем не то, а как раз наоборот.

– А что я вижу наоборот? – не понял художник.

– Все! – решительно заявила Ольга и округлила и без того огромные глазищи.

– А! – из высокой травы поднялся прикорнувший, пока Оля тренировалась на коровах, Антон. – Вернулись, сволочи?!

– Ну, – поджал губы Баланчин, – если сволочь и вернулась, так только одна. – И он обратился к Оле: – Так вы, значит, здесь не одна…