Манускрипт

Короче говоря, меня отправили в Бутырку, где пришлось пройти через пытки и расстрел, отменённый в самый последний момент. Причём второй расстрел в подвале Лубянки грозил уже быть не показательным, а самым что ни на есть настоящим. И это после того, как я рассказал наркому Ежову правду о своём, скажем так, прошлом. Но тут я решил бороться за жизнь до конца, сумел нейтрализовать своих палачей, переодеться в форму сотрудника НКВД и сбежать из здания комиссариата. Затем мне удалось покинуть Москву, уехав на юг. В итоге я оказался в Одессе, прибился в порту к бригаде грузчиков, познакомился с тобой. Что было потом — ты знаешь. В общем, после побега из Ухтпечлага я сумел дойти до Архангельска, а там пробраться на американский сухогруз. Сначала прятался в трюме, затем — низкий поклон капитану, который не стал ссаживать меня на берег, а доставил в Нью-Йорк, да ещё дал рекомендательное письмо своему другу, ювелиру, выходцу из России. У него я и поселился на первое время. Мне помогли выправить поддельные документы, через ювелира я как Фил Бёрд познакомился с одним из боссов кинокомпании «Уорнер бразерс», по ходу дела согласившись сыграть эпизодическую роль в новом фильме. Заодно предложил идеи для других картин, которые впоследствии взяли несколько наград на вручении ежегодных кинопремий. Затем попробовал себя в роли режиссёра, снятый мною фильм тоже получил пару «Оскаров». Название фильма не говорю, вряд ли в СССР его показывали.

Я сделал паузу, давая Варе возможность осмыслить услышанное, после чего продолжил:

— Тем временем я занялся и не совсем законным бизнесом. А именно — организовал подпольное казино, — о борделе я решил благоразумно умолчать. — На этой почве у меня возникли кое-какие недоразумения с местной мафией. Это выходцы с итальянской Сицилии, организованная преступность, проще говоря. Доходило и до перестрелок, но меня берёг мой ангел-хранитель, чью фотокарточку я всегда держал возле сердца.

Варя при этих словах не смогла сдержать улыбки. Ну слава те Господи, вроде подтаяла. Майор тоже слушал мой рассказ с интересом, видно, и для него многие детали открывались впервые.

— В общем, не без моей помощи в структуре мафии произошли кое-какие изменения, и вскоре им стало не до меня. А мне удалось подкопить деньжат и приступить к постройке в Лас-Вегасе собственного отеля-казино. В штате Невада азартные игры разрешены, поэтому всё упиралось лишь в финансовый вопрос. Ну а между делом на меня вышли сотрудники советской разведки, знавшие мою настоящую историю. К тому времени и устроивший на меня охоту Ежов был расстрелян, а товарищам Сталину и Берии, судя по всему, я показался достаточно ценным кадром, чтобы выполнять некоторые задания на американской земле. Будучи патриотом своей страны, даже после того, что мне пришлось вытерпеть на Родине, я дал своё согласие. Честно сказать, у меня и самого были мысли как-то помочь Рос… Советскому Союзу, так что в этом плане наши желания, можно сказать, совпали. Тем более что от меня не требовалось чего-то экстраординарного, мой бизнес оставался моим, мне даже была оказана некоторая помощь. Помимо отеля у меня в Вегасе появилась своя телерадиокомпания…

— Прости, про радио я поняла, а какое слово ты назвал первым?

— Вот видишь, то, о чём на Западе давно знают, для большинства жителей СССР остаётся тайной за семью печатями. Понятно, не до телевизоров было, когда шла подготовка к самой страшной войне за всю историю человечества, когда наша страна была окружена врагами, когда нужно было убирать хлеб с полей, а не развлекаться. Одним словом, телевизор — это то же радио, но только вместе со звуком передаётся и картинка, которая выводится на небольшой экран. Потом как-нибудь более детально объясню. Работает у меня там и заводик по производству радио и телевизионной техники. В общем, жизнь у новоиспечённого капиталиста и буржуя в Штатах била ключом, разве что тоска по тебе покоя не давала… Не улыбайся, это правда, редкий день я не вспоминал о девушке с карими глазами, хотя и не было между нами практически ничего, кроме поцелуя в щёчку.

— Я тоже о тебе часто думала, — потупив глаза, сказала Варя. — Почему-то верила, что когда-нибудь увидимся, но, как ты верно заметил, и представить не могла, что это произойдёт при подобных обстоятельствах. Я была уверена, что ты на Алтае, у меня дома и фотокарточка хранится, где ты позируешь в алтайских горах.

— Нет, фотографировался я на фоне Катскильских гор, что недалеко от Нью-Йорка. А письмо тебе передали через сотрудников советского консульства. Но ты-то как оказалась здесь? В последнем письме писала, что вы эвакуировались в Пензу, работаешь на заводе, посещаешь курсы шифровальщиков и рвёшься на фронт.

— Всё так и было. Плюс ходила на парашютные курсы. А когда курсы закончила, меня вызвали в местный отдел НКВД. Сказали, что ознакомились с моей биографией, что моё происхождение не вызывает вопросов, что весьма кстати я знаю украинский язык, и спросили, как я отнесусь к предложению о заброске в тыл врага, чтобы помочь украинским подпольщикам. Прежний связист был вычислен фашистами и схвачен, умер под пытками, не выдав никого из товарищей, предупредили, что и меня может ожидать подобная судьба, но я сразу же дала своё согласие… Ой!

Она испуганно посмотрела на меня, потом на майора. Сначала я не понял, в чём дело, а когда сообразил — не смог сдержать смеха.

— Всё нормально, Варя, мы с Василием Карповичем точно не немцы и на них не работаем. Неужели ты думаешь, что, будь по-другому, мы стали бы тебя спасать от полицаев?

— Действительно, — поддержал меня Медынцев. — Но осторожность в таком деле лишней не бывает.

— Да я-то, в общем, верю… Ладно, слушайте дальше. Чуть больше месяца назад среди ночи меня с парашютом, рацией и документами на имя уроженки Луцка Валентины Васильевны Лященко выбросили под Рованцами, это южнее Луцка. Той же ночью я пришла на явочную квартиру, представилась руководителю ячейки Виктору Измайлову, и начала работу. На тот момент накопилось немало важной информации, которая требовала отправки в Москву. Но, похоже, в наши ряды затесался предатель, и я догадываюсь, кто это мог быть. Сволочь, — выдохнула она, и взгляд её потемнел, — я ему доверяла, а он оказался такой гадиной… Неделю назад подпольщиков взяли, по одному, на квартирах. Ко мне тоже приходили, но мне повезло не попасться лишь по чистой случайности. Я тем вечером засиделась у новой знакомой, бывшей учительницы русского языка. Возвращалась уже за полночь, когда видела возле дома машину и эсэсовцев. Поняла, что дело плохо, побежала проверять других товарищей, понятно, соблюдая разумную осторожность. Везде было то же самое. На следующий день, закутавшись в тряпье и платок, под видом старухи походила по центру Луцка, собирала слухи и сплетни, потому что больше неоткуда было взять информацию. Люди говорили о разгроме подполья, что взяли больше десятка человек.

— И что, всех… расстреляли?

— Когда я уходила, товарищи находились под арестом в ровенской Свято-Успенской церкви. Их переправили в Ровно, город сейчас является столицей рейхкомиссариата Украины. По слухам, палачи решили дождаться самого Эриха Коха, чтобы провести казнь на его глазах, сделать подонку приятное.

Фигура Коха была мне знакома по интернет-выкладкам. Что я о нём помнил… Он был известен своей жестокостью, даже немцы называли его «вторым Сталиным». За время своего правления гауляйтер свел в могилу около четырех миллионов человек. Именно Коху принадлежало высказывание, которое я помнил практически дословно: «Мне нужно, чтобы поляк при встрече с украинцем убивал украинца и, наоборот, чтобы украинец убивал поляка. Если до этого по дороге они пристрелят еврея, это будет как раз то, что мне нужно… Нам не нужны ни русские, ни украинцы, ни поляки. Нам нужны плодородные земли».

Помнил, что знаменитый разведчик Николай Кузнецов дважды пытался расправиться с Кохом. Но оба раза неудачно. После войны Кох жил в британской зоне оккупации под другим именем, пока его случайно не узнали во время выступления на собрании беженцев. Англичане передали его советским властям, а те, вместо того, чтобы повесить, почему-то отдали военного преступника полякам. Причём ещё при жизни Сталина. По сети гуляла версия, что Кох был чуть ли не агентом Сталина, потому и дожил до глубокой старости в польской тюрьме. Глупость, конечно, но чем можно было объяснить тот факт, что и поляки, на территории которых Кох тоже успел отметиться не в лучшую сторону, смертную казнь мерзавцу заменили на пожизненное заключение! Загадочная история, но то, что нацист уже заработал себе путёвку на тот свет, выглядело само собой разумеющимся.

— И когда же должен появится этот Кох?

— Если верить слухам, то в ближайшую среду, уже через несколько дней.

— А ведь где-то в этих краях должен действовать и спецотряд «Победители» под командованием полковника Медведева, — задумчиво сказал Медынцев.

— С ними поддерживал связь руководитель нашего подполья товарищ Измайлов. А также с руководителем ровенского подполья товарищем Новаком.

— Тем более! «Победители» наверняка узнали о судьбе подпольщиков, может, смогут им как-то помочь?.. Но я представляю, как охраняется эта церковь. Туда наверняка впору целую армию отправлять.

— Так и есть, — подтвердила Варя. — Я и в Ровно зашла по пути, посмотрела, что это за церковь. Так просто её не возьмёшь, там серьёзная охрана.

— Может, попробовать хитростью? — предложил я.

— Ефим Николаевич, что вы опять задумали? — насторожился Медынцев.

— Я-то? Да так, мечтаю. Кстати, Варя, рацию ведь наверняка немцы из твоей квартиры изъяли?

— Ну, это не моя квартира была, меня поселили к одной полуслепой бабуле на окраине Луцка, под видом её родственницы. А рация хранилась в подполе, там у меня был оборудован тайник.