Маньяк по вызову

Мы все — на даче поэта-песенника осталась только голая Лиза, — точно огнепоклонники, завороженно уставились на жадные языки пламени, лизавшие вагончик. Суетилась одна Нинон, встревоженно восклицавшая:

— Да ведь так весь поселок выгорит! Нужно в пожарку звонить.

А меня беспокоило другое: где сейчас сами строители, неужто в вагончике?

Только я так подумала, как из брызжущего искрами пожарища вырвалась горящая фигура. Полыхающий человек упал на землю и стал кататься. Мы стояли, не в силах сдвинуться с места, только Ксюша не растерялась — схватила кусок валявшегося возле дома брезента и, подбежав, накрыла им заживо горевшего человека. Потом повернула к нам искаженное гримасой отчаяния лицо и зло выкрикнула:

— Ну что стоите как истуканы, «Скорая» нужна, разве не видите?

Поэт-песенник начал хлопать себя по карманам в поисках телефона, который ему не понадобился, потому что совсем рядом раздался вой пожарной сирены. Мы не успели ничего сообразить, а пожарные уже разматывали свои шланги, бесцеремонно отпихивая нас в сторону. Потом подъехала «неотложка». Молоденькая докторша приподняла кусок брезента, глянула на лежащего под ним человека, поморщилась и скомандовала:

— Живо носилки!

На этот раз Широкорядов и Ленчик не растерялись — помогли погрузить пострадавшего в машину, только глаза у них при этом были совершенно ошалелые.

— В вагончике еще был кто-нибудь? — спросил один из пожарных, видимо, главный.

Ответила Нинон, в очках которой отражались языки пламени:

— Там… Там жили рабочие, они отделывали дачу, трое… то есть двое со вчерашнего дня. Один обгорел, а где второй…

— Вы хозяйка? — сурово уточнил пожарный.

— Н-нет, н-нет, — замотала головой Нинон, — хозяин здесь не живет, дача ведь не достроена. Приезжает иногда.

— Фамилия? — Пожарный достал блокнот.

— Я не знаю…

— А кто знает? — не унимался любознательный пожарный.

— Понятия не имею, — буркнула Нинон и потихоньку отошла в сторону. Пожар погасили довольно быстро, но от вагончика практически ничего не осталось, если не считать хлам, в котором тлели угольки, готовые в любой момент разгореться. Время от времени пожарные поливали их из шлангов, и тогда они шипели, как змеи в террариуме.

— Ну что, есть там кто-нибудь? — крикнул главный пожарный.

Тот, что поливал из шланга угли, глухо ответил:

— Сейчас ничего не разглядишь. Остынет — может, кого и откопают.

— Кошмар, — прошептала в двух шагах от меня Нинон. Галдящие, как галки, «чернобурки» окружили Ксюшу, которая повела их со двора, точно утка свой выводок. Широкорядов и Ленчик все еще тупо смотрели на мерцающую кучу углей.

Я покосилась на Нинон. Помнится, кое-кто обещал мне спокойный отдых на лоне природы.

Глава 14

Меня тормошила Нинон и делала это достаточно бесцеремонно.

Я перевернулась на правый бок и недовольно промычала:

— Ну что еще?

— От второго шабашника остались одни головешки! — выпалила Нинон. — Их кочергой выковыривали, как золу из печки.

— Умеешь же ты поднять настроение с утра пораньше, — вздохнула я и подняла голову с подушки.

— По пожарищу бродят милиционеры, — как ни в чем не бывало продолжала Нинон, — а среди них особо важный следователь…

Интонации, с которыми Нинон сообщила последнюю новость, показались мне подозрительными, и я невольно напряглась:

— Ну и что?

— Как что? — удивилась Нинон. — Это значит, что когда они вдоволь вымажутся в саже, то пожалуют к нам — снимать очередные показания.

— Какие еще показания? — С утра я не очень хорошо соображаю.

— Обыкновенные, свидетельские, — резонно рассудила Нинон, — мы же там были во время пожара. А поскольку погибли люди, будет расследование. Это в любом случае. Кроме того, нельзя забывать, что один из этих шабашников подозревается в убийстве Остроглазовой, а значит, интерес к пожару будет двойной…

— Ну ты даешь, — покачала я головой, — тебе бы самой в сыщики податься.

Нинон не обратила внимания на мой комплимент:

— Ты лучше вставай. Нужно позавтракать, пока они не явились, а то потом начнется… ассамблея.

Нинон отправилась на кухню греметь кастрюльками, а я уныло подумала, что мне ужасно не хочется встречаться с мужчиной моих несбывшихся снов и, как нарочно, этой встречи мне не избежать. Это значит, что мне придется снова лицедействовать, изображая полнейшее равнодушие, когда хочется рвать и метать. Может, мне все-таки вернуться в Москву? Впрочем, это вряд ли поможет, поскольку и там я останусь свидетельницей.

В очередной раз осознав горечь собственной участи, я позволила себе немного всплакнуть, потом припудрила покрасневший нос перед зеркалом и спустилась вниз.

Хоть близорукая Нинон и была без очков, это не помешало ей заметить произошедшую во мне перемену.

— Что это с твоими глазами? — бдительно осведомилась она. Я усиленно заморгала:

— С глазами?.. А, это мне в глаз мошка какая-то залетела…

Сказала и только потом вспомнила, что на «мошку» я уже, кажется, однажды ссылалась.

— Понятно, — изрекла Нинон, но, судя по ее голосу, она мне ни капельки не поверила. Ах, как обидно, что мне приходится врать подруге юности из-за какого-то кобеля.

Позавтракать, как и предполагала Нинон, мы все-таки не успели. Только мы принялись за трапезу, как я увидела в окно направляющуюся к дому процессию, которую и на этот раз возглавлял следователь Генпрокуратуры.

— Идут, — бросила я коротко.

— Ну и хрен с ними, — зло сказала Нинон, нервно запихивая в рот бутерброд с ветчиной.

Я отодвинула от себя тарелку: даже если бы я и чувствовала до этого аппетит, он бы у меня все равно пропал.

— Можно? — послышалось с террасы.

— Сначала приперлись, а потом спрашивают, — раздраженно пробурчала Нинон с набитым ртом. Эта недовольная тирада предназначалась исключительно мне. Громко же она сказала:

— Входите, входите!

— Опять мы не вовремя, — сокрушенно молвил мужчина моих несбывшихся снов, входя на кухню.

— А вы по-другому не умеете, — желчно заметила я, поймала на себе настороженный взгляд Нинон и поправилась: