Маньякой 2

***

Кажется, мы недооценили вашей решимости идти до конца, – проговорил мужчина, сидящий напротив меня за маленьким столиком в углу ресторана, тихо, но с оттенком удовлетворения в голосе. Его костюм был безупречно выглажен, будто он только что сошёл с подиума. Галстук с микроскопическим узором логотипа «Вектора Архивного Восстановления» – белый на белом, почти незаметный. Но заметный. Для тех, кто знает, куда смотреть.

Ресторан был дорогим, без вывесок. Забронировать здесь столик можно было разве что по рекомендации – или если твоё имя известно в нужных кругах. Мне не нужно было имя. Мне хватало эффекта. С нами никто не спорил, когда мы вошли. Никто даже не предложил меню – только проводили взглядом.

Вид из окна открывался роскошный: утренний Нью-Йорк – застеклённый, отполированный, чужой. Ниже – главная штаб-квартира ООН. Её остеклённая башня, как всегда, выглядела стерильной и равнодушной. Как будто она никогда не слышала, как в ней принимаются решения, за которыми следуют тысячи смертей. Очень дипломатично.

Не стал жаться, а откинулся на спинку кресла и ответил:

– Тоже, как понимает, не учёл оперативности и дерзости ваших методов свободной рыночной конкуренции.

Это прозвучало нейтрально, почти дружелюбно. Но несмотря на это точно знал, что он уловит второе дно. Ирония, обмотанная стальной проволокой.

Он рассмеялся. Сдержанно, как будто мы были давними друзьями, обсуждающими результаты футбольного матча, а не последствия ночного удара, унёсшего жизнь восьмого по силе сверхчеловека на континенте и другого, едва не сравнявшего мой офис с землёй.

– Свободный рынок, мистер Треш, – начал он, закладывая ногу на ногу, – штука капризная. Иногда он требует жертв. Иногда – демонстраций силы. А иногда – просто… профилактики. И вы, судя по всему, угадали с нужным моментом. Показали зубы. Это было… по-своему изящно.

Не ответил. Просто поднял чашку и сделал глоток чая. Простого, хоть и дорогого, но не мятно. Минус им в карму. Он оказался горьким, обжигающе терпким. Таким, каким и должен быть чай в местах, где обсуждают судьбы стран и корпораций.

– Вы пришли предупредить? – спросил наконец.

Он слегка наклонил голову.

– Скорее – договориться. Пока ещё есть такая возможность. Вы ведь не планируете войну, мистер Треш?

– Совершенно не планирую, – ответил спокойно. – Но и не боюсь.

На его лице на миг появилось нечто похожее на лёгкую ухмылку. Вежливую, почти сочувственную.

– Видите ли, всё ещё можно исправить. Можно отступить на шаг. Сделать паузу. Пересмотреть позиции. Мы же оба понимаем, что игра слишком сложна, чтобы делать в ней ставку на лобовую конфронтацию.

– А вы уже делали ставку на подковёрное устранение, – напомнил ему. – И, признаться, у вас неплохо получалось. До недавнего времени.

Мужчина не смутился. Просто сделал пригубил воду, поставил бокал обратно и протёр салфеткой пальцы, хотя в них не было ни крошки.

– Всё, что мы делаем, мы делаем не от злобы. Не от страха. А из необходимости. Мир слишком хрупок. А вы – слишком… нестабильны.

– А вы – слишком уверены, что можете удержать контроль, – бросил ему. – Слишком уверены, что система, построенная на старом мире, сможет выжить в новом.

Он задумался, потом кивнул.

– Справедливо. Возможно, вы правы. Возможно, всё действительно рушится. Но вы должны понимать: если разрушение – это то, что вы выбрали, – в одиночку вам не выстоять.

Поставил чашку на блюдце и посмотрел ему прямо в глаза. Там не было страха. Только деловая усталость. Как у тех, кто за день проводит слишком много встреч и забывает, в каком городе сейчас находится.

– Картели тоже так считали, и даже Колумбия, но… я не один, – сказал спокойно и уверенно. – У меня есть всё, что нужно. И если вы этого ещё не поняли – значит, вам пора сменить аналитиков.

Он усмехнулся.

– Ваша уверенность — вдохновляющая. Но и опасная. Всё ещё можно остановить, Костас. Если вы захотите.

– видите ли, не хочу, – сказал, вставая. – Зато хочу, чтобы наконец вспомнили, кто здесь кого начал закапывать. И кто первый вытащил лопату.

Он остался сидеть. Смотрел вслед, не сказав больше ни слова. Не оборачивался. У выхода меня уже ждал лифт, персональный. И пока двери закрывались, позволил себе один глоток гнева. Один. Не больше.

Конец второй книги