Манзовская война. Дальний восток. 1868 г.

По пути к намеченной цели, согласно замыслу Корсакова, предстояло энергично заселить край, ликвидировать в нём все «бесполезные» учреждения, предоставить генерал-губернатору право разрешать важнейшие вопросы своей властью, в столице же создать особый Комитет по Амурскому краю. Однако, будучи армейским генералом, Корсаков счёл излишним как устройство на берегах Японского моря полноценного военного порта, так и содержание там самостоятельного флота. Более того, ему показалось вполне разумным упразднить Сибирскую флотилию, с продажей её судов частным предпринимателям. Взамен предлагалось учредить морскую станцию в Новгородской гавани и небольшие мастерские при владивостокском деревянном доке, выстроенном капитан-лейтенантом А.А. Этолиным. Но если ликвидация флотилии допускалась Морским министерством, в связи со значительным сокращением его бюджета в 1867 году, то намерение Корсакова полностью подчинить себе начальника станции, тем самым устранив неудобства, вызываемые двойным подчинением командующего Сибирской флотилией, совершенно не устраивало Главное Адмиралтейство. Понимая, что расхождение во взглядах может похоронить его планы, генерал-губернатор изложил свои соображения во всеподданнейшей записке от 17 декабря, отправив её копию великому князю Константину Николаевичу. Император Александр II, добросовестно прочитывавший все поступавшие к нему бумаги, без долгих размышлений одобрил многие предложения Корсакова и повелел передать записку в Комитет Министров. Последний же, на заседании 7 января 1869 года, постановил отправить её на отзыв в министерства: морское, военное, внутренних дел и финансов.

В соответствии со сложившейся к тому времени практикой, для всесторонней и основательной оценки предлагаемых мер Д.А. Милютиным 24 февраля 1869 года была назначена комиссия под председательством генерал-лейтенанта И.С. Лутковского, с участием представителей других ведомств. На протяжении марта-апреля, собравшись несколько раз, она обосновала большинство одобрительных резолюций императора, тем самым положив начало череде ведомственных преобразований в Приморской области. Административный центр последней был перемещён в Хабаровку, поэтому военным губернатором впредь назначался исключительно сухопутный генерал. В Южно-Уссурийском крае учреждалась должность пограничного комиссара. Однако упразднения Сибирской флотилии не произошло. Напротив, при реформировании, морская часть, согласно высочайших повелений от 16 и 22 февраля 1871 года, была изъята из ведения генерал-губернатора с присвоением её начальнику статуса главного командира портов Восточного океана. Базу флотилии перенесли во Владивосток. Речные суда при этом пришлось передать вновь учреждённому Товариществу амурского пароходства.

Не получилось и «энергичного заселения» края. Если в беспокойном 1868 году Амурская и Приморская области приняли 641 русского и 1415 корейских переселенцев, в 1869-м соответственно 70 и 5000, то в 1870-м всего 80 русских, да и тех одна Амурская. Затем переселение на Дальний Восток приостановилось. Крестьяне предпочитали оседать в Западной Сибири, Средней Азии, на Северном Кавказе. К 1879 году русское земледельческое население Приморской области насчитывало всего 3018 душ обоего пола, тогда как общая численность жителей, включая войска, достигала 73.217 человек⁹³. Если учесть, что казаки, часть которых именно тогда перебралась с берегов Уссури на земли между Турьим Рогом и Суйфуном, вели преимущественно натуральное хозяйство, а крестьяне по ряду причин не могли похвастать высокой производительностью, то становится понятным, почему им, вместе с 5895 корейцами, едва удавалось кормить полтора десятка тысяч солдат, матросов, офицеров и чиновников с членами их семей.

Возможно, такое положение сохранялось бы на протяжении многих лет, однако Кульджинский кризис заставил правительство вспомнить о нуждах Дальнего Востока. Ещё в 1871 году, когда восстание мусульманских народов на западе Китая стало угрожать спокойствию среднеазиатских владений России, император Александр II санкционировал оккупацию Кульджинского (Илийского) края. Но вместе с тем, по рекомендации Министерства иностранных дел, дано было обещание вернуть эти земли прежним хозяевам по усмирении восстания. К 1878 году китайские войска подавили сопротивление мусульман, и Пекин поставил вопрос о возвращении Кульджи. Собственно, судьба её обсуждалась в Петербурге, начиная с 1876 года, однако принять какое-либо конкретное решение мешали расхождения во взглядах представителей военного ведомства и дипломатов.

Командующий войсками Туркестанского военного округа, генерал К.П. фон-Кауфман и военный губернатор Семиреченской области, генерал-лейтенант Г.А. Колпаковский вполне справедливо указывали на большое стратегическое значение горных перевалов, открывавших неприятелю дорогу в Семиреченскую область, и настаивали на сохранении контроля над долиной реки Текес и западной частью Илийского края, а также на 60-миллионной контрибуции. Дипломаты же беспокоились о поддержании мирных отношений с восточным соседом. После длительной борьбы стороны сошлись на компромиссном варианте, сочетавшем территориальные претензии военных с умеренным возмещением оккупационных расходов в размере 5 миллионов рублей. Прибывший для переговоров посол Китая Чун Хоу согласился с такими условиями и 20 сентября (2 октября) 1879 года подписал в Ливадии соответствующий договор⁹⁴.

Однако цинское правительство, испытывавшее сильное влияние «антииностранных» группировок, отказалось его ратифицировать и стало готовиться к войне с Россией. Петербургу пришлось принять ответные меры. Правда, спустя несколько месяцев стало очевидным, что быстрое усиление войск в Уссурийском крае возможно лишь при значительных расходах. Так, перевозка 8000 человек, необходимых для обеспечения надёжной обороны Владивостока, требовала фрахтования 16 океанских пароходов и вызывала ассигнование 250.000 рублей единовременно, а затем по 890.000 рублей каждый месяц⁹⁵. С учётом того, что длительность подобной экспедиции не могла быть менее двух месяцев, общий расход возрастал до 2.03 миллионов, тогда как заграничное плавание всех боевых кораблей российского флота в 1880 году стоило казне 2.6 миллиона рублей. К тому же морские перевозки, вполне допустимые при конфликте с Китаем, в случае разрыва с Англией становились невозможными. Переброска значительных подкреплений по грунтовым дорогам через Сибирь была делом весьма долгим и трудным. Наконец, как бы войска ни попали на театр военных действий, их следовало там кормить.

Когда Кульджинский кризис, изрядно поволновавший правительственные круги, миновал, в Петербурге приступили к обсуждению вопроса о спешном заселении Приморского края. Решение задачи подсказал опыт недавней перевозки судами Добровольного флота ссыльно-каторжных из Одессы на Сахалин и солдат из Кронштадта во Владивосток. По воцарении Александра III замысел получил окончательное оформление, и 5 декабря 1881 года император повелел в следующем же году приступить к доставке переселенцев морем за счёт казны. На берегу бухты Золотой Рог были выстроены 13 жилых бараков и два склада для имущества. Однако пример неудачного поселения уссурийских казаков побудил власти отказаться из излишнего администрирования и предоставить выбор мест для поселения самим крестьянам. Поэтому весной 1882 года во Владивосток привезли только ходоков, а первая партия переселенцев отправилась из Одессы на пароходах-«добровольцах» «Россия» и «Петербург» в марте 1883 года⁹⁶.

Согласно высочайше утверждённому 1 июня 1882 года мнению Государственного Совета во Владивостоке было организовано переселенческое управление, во главе которого встал Ф.Ф. Буссе. Ежегодно за казённый счёт из Одессы отправляли по 250 семей, но с самого начала появились и своекоштные переселенцы. Спустя два года выяснилось, что, затрачивая по 1200 рублей на перевозку одной семьи, государство не достигает цели: пользовавшиеся казённым пособием крестьяне в большинстве случаев оказывались недостаточно хозяйственными, да и слишком малообеспеченными. Поэтому, начиная с 1886 года, Добровольный флот стал принимать только тех, кто мог оплатить дорогу из своего кармана. С 1883 до 1897 года в Южно-Уссурийский край с казённой помощью въехало 754 семьи (4688 душ), а самостоятельно — 3552 (24.405 душ). Обратно вернулось только 72 семьи⁹⁷.

Вместе с тем, переселенцы — в подавляющем большинстве выходцы из Черниговской и Полтавской губерний — предпочитали селиться на чернозёмной приханкайской равнине. Для освоения же лесных пространств больше подходили уроженцы средней полосы России, но они не являлись собственниками земли, которая находилась в общинном владении, а продажа одних усадеб не давала средств, достаточных для переезда и первичного обзаведения. Поэтому местные власти в первые годы поощряли приток корейцев, так что Посьетский участок в итоге оказался заселённым в основном ими. Позднее областным начальством не раз предпринимались попытки ограничить корейскую иммиграцию или направить её в глубинные районы края, однако при каждой смене лиц на посту Приморского губернатора всё возвращалось на круги своя.

Отсутствие среди малороссов и корейцев ремесленников, особенно строительных специальностей, потребовавшихся в значительном количестве для замещения солдат-линейцев, подвигло военное ведомство на попытку выписать русских мастеровых в Иркутск из Нижнего-Новгорода и на Амур из Кяхты. Но попытка эта показала чрезмерную дороговизну такого найма, ежедневно обходившегося в 3—5 рублей на человека. Крайне ограниченный бюджет заставил военных инженеров в 1875 году прибегнуть к труду китайских рабочих, первая партия которых, набранная в провинциях Шаньдун и Чжили, отправилась на строительство казарм в Хабаровке. По свидетельству начальника инженеров Приамурского военного округа, полковника П.Ф. Унтербергера: «Не будь этой силы, не могло быть и речи о том, чтобы в промежуток времени в 1877 по 1883 год за те же средства было возведено то число инженерных построек, преимущественно в Приморской области, которое было произведено в действительности»⁹⁸.

Вскоре после разгрома, устроенного в 1868 году российскими войсками, вернулись в Уссурийский край и китайские земледельцы. Правда, начиная с 1883 года, их вновь стали вытеснять. Так, наделы для первой же партии переселенцев, прибывшей во Владивосток 13—20 апреля, включали и бывшие манзовские поля в долине реки Майхэ. Но спустя некоторое время начался, по сути дела, обратный процесс. На его причины неоднократно указывали разные авторы, писавшие о непривычном русским крестьянам климате, частых наводнениях, плохих семенах, недостатке тяглового скота. Однако раздавались и другие голоса.