Мара
Шрифт:
Рука милиционера потянулась к телефону. Он коротко и веско изложил кому-то суть дела, потом положил трубку и почти ласково посмотрел на Десяткина.
– Сейчас за тобой приедут, геронтофил, а пока посиди на лавочке. – И он кивнул на обшарпанную казенную скамью.
Валера присел и задумался. Переплет, в который он попал, ничего хорошего не сулил, но, с другой стороны, может, оно и к лучшему? Ясное дело, что с ним что-то не так… Все эти галлюцинации… С чего они? Ведь должно же быть какое-то объяснение. Он болен, конечно, болен… Может, в психушке разберутся в причинах? А если это всего
Через полчаса прибыл микроавтобус. Десяткину надели наручники и в сопровождении двух милиционеров повезли неведомо куда.
Впрочем, ведомо. Очень даже ведомо. Антиквара везли в городскую психиатрическую больницу.
Машина остановилась перед одноэтажным бараком. Десяткина аккуратно взяли за локти и помогли ему выбраться из автобуса. И вот он уже в маленькой беленькой комнатке, сидит на привинченном к полу табурете, тупо уставившись в угол. По обе стороны стоят «архангелы» и во все глаза смотрят на своего подопечного. А «дятлы» в голове у Валеры как бы размножились, потому что теперь долбили во многих местах, правда, трудились «дятлы» как-то нехотя, что называется, не в лад. Головная боль ушла куда-то вглубь и уже почти не беспокоила, а казалась неотъемлемой частью всего происходящего.
В тот момент, когда Валера прислушивался к своим ощущениям, в белую комнату вошел грузный пожилой мужчина, тоже облаченный в белое, а следом за ним – молодец в грязноватом халате.
Белый мужчина молча взял из рук милиционера бумагу и стал ее читать, отстранив далеко от глаз. Время от времени он поглядывал на Валеру.
– Освободите ему руки, – сказал наконец пожилой мужчина.
Милиционер снял с Десяткина наручники, и тот потер онемевшие запястья.
– Итак, – сказал «белый», кивком головы отпуская милиционеров, – что с вами случилось?
– Да ничего, – ответил Десяткин, – попал сюда явно по ошибке.
– Так-так, – успокоительно произнес «белый». – А как понимать – «по ошибке»? Что, собственно, произошло?
– А вы, извините, кто такой? – в свою очередь, поинтересовался Валера, вглядываясь в одутловатое лицо сидящего напротив него человека.
– Я врач, зовут меня Иван Софронович, буду вас лечить.
– Меня лечить не нужно, я совершенно здоров.
– Так что с вами случилось?
– Ехал я в троллейбусе, ну и… Обознался.
– То есть?
– Одну старушку принял за свою знакомую.
– А потом?
– Да обыкновенно, взял ее за плечи…
Молодец в засаленном халате глумливо хмыкнул.
– Серафим! – одернул его Иван Софронович. – Вы продолжайте, не обращайте внимания, – сказал он Десяткину.
– Говорю, обознался. А они схватили меня… Притащили в милицию. Назвали извращенцем, еще как-то… Гера… гаро…
– Геронтофилом?
– Вот-вот. Как вы сами понимаете, доктор, я не извращенец. Да и будь я, к примеру, извращенцем, стал бы я приставать к старой карге в людном месте? Ведь так?
Доктор молча кивнул.
– Вот именно. Беда в другом. Сегодня, с раннего утра мне мерещится всякая чепуха.
– Покажите
руки, – неожиданно попросил Иван Софронович.– Что? Пожалуйста. – Десяткин протянул доктору обе руки.
Засаленный молодец приблизился к Валере.
Доктор осмотрел кисти, заглянул зачем-то между пальцев.
– Наркотики не употребляете? – поинтересовался врач.
– Что вы!
– Пьете?
– Не больше обычного, – уклончиво ответил Валера.
– Так вы говорите, мерещится вам? Что, например?
– Дело в том, – Десяткин понизил голос, – что вчера я познакомился с одной женщиной… Ну и… Провел с ней ночь. Когда проснулся, ее уже в квартире не было, и вот… – Он задумался. – И вот мне стало казаться, что я ее вижу. Сначала дома, потом на улице…
– Что значит дома?
– Ну, на картине, потом на фотографии. Глупости, конечно… На улице она впереди меня шла, потом залезла в троллейбус. Короче, я за нее ту старуху и принял.
– Ну-ну. А чем вы, собственно, занимаетесь?
Валера внимательно посмотрел на врача, почувствовав в вопросе некий подвох, но тот смотрел прямо и открыто, вроде бы даже доброжелательно.
– Антиквариатом торгую. – Антиквариатом?
– Древностями разными…
– Это не ваша ли лавочка на улице Перова?
– Моя.
– Интересно. Я иногда туда захаживаю. Дело в том, что я коллекционирую монеты. Антику.
– Редкое хобби для нашего города, не часто я встречал здесь античные монеты.
– Вы правы! – оживился доктор. – Пополнять коллекцию чрезвычайно трудно, но я состою в переписке с многочисленными собирателями, меняю, покупаю…
– В нашем городе лишь один человек интересуется подобными вещами с коммерческой точки зрения, – сообщил Десяткин. – Некий Боря… Не знакомы, случайно?
Иван Софронович неопределенно пожал плечами, не то подтверждая, не то отрицая факт знакомства.
– Так расскажите, с чего, собственно, у вас все началось? – положив конец «доверительной беседе», официальным тоном проговорил доктор.
– Что началось?
– Галлюцинации.
Десяткин, почувствовав перемену в поведении врача, насторожился.
– Да никаких галлюцинаций, в общем-то, и не было.
– Ну как же?! Ведь сами рассказывали…
Валера потупился, соображая, как бы выкрутиться. Ему очень не хотелось выступать в роли психа.
– Никаких необычных… явлений, – намеренно не употребляя слово «галлюцинации», начал он, – у меня не наблюдалось. Действительно, проезжая в троллейбусе, я обознался и принял незнакомую мне пожилую гражданку за свою знакомую. То есть… Не то, чтобы знакомую, а, так сказать, известную мне… Хотя на самом-то деле она мне не знакома…
Врач с санитаром переглянулись. Десяткин заметил это и еще больше смутился. Он чувствовал, что говорит не то.
– Серафим! – Иван Софронович обратился к санитару. – Пригласите, пожалуйста, сестру.
Молодец указал глазами на Десяткина.
– Ничего-ничего, – успокоил врач. – Мы тут пока побеседуем.
– Послушайте, доктор, вы что, за дурака меня считаете?! – воскликнул Валера, не на шутку встревожившись.
– Батюшки, – всплеснул руками Иван Софронович, – да с чего вы взяли?