Марго

Но, едва войдя в квартиру и глянув на лицо Томы, он понял, что секса не будет. Во всяком случае — не сразу.

– Что-то случилось? — спросил он, хотя она изо всех сил делала вид, что все в порядке — встретила, поцеловала его, спросила, греть ли ужин.

Тома отлично притворялась. И не ее вина, что жизнь с бывшей научила его всегда быть настороже. Артем давно усвоил, что внимательно читать женские лица так же важно, как и инструкции к взрывоопасным механизмам.

– С чего ты взял? — с натянутой улыбкой спросила она.

Молча дойдя до ванной, он снял рубашку, умылся и помыл руки до локтя и повернулся к ней, молча посмотрев в глаза, ни о чем особенном не думая. Он знал, что большинство женщин такой его взгляд здорово пробирает. У женщин прекрасная фантазия — если ничего не говорить, они все придумают сами. И такое надумают, что ни одному нормальному мужику и в голову не придет.

Сработало это и в отношении Томы.

– Ладно, — сказала она резко, сначала отводя взгляд, а потом возвращая — да таким сердитым, что Артем сам напрягся и на всякий случай отвел глаза. — Я хотела обсудить это после ужина, но ты сам виноват!

– В чем? — недоуменно спросил он, снова внимательно глядя на нее.

– Мне звонила Лиза, — отчеканила Тома, раздувая ноздри. — И завалила любопытными вопросами насчет наших отношений. И насчет того, как я буду себя чувствовать на вечеринке у Миши, если там будет присутствовать Ник.

– Упс, — выдавил Артем, сразу сообразив, где капитально дал маху. — Я не подумал об этом.

– Правда? — негромко спросила Тома, снова натянув улыбку, которая сделала ее лицо по-настоящему пугающим.

– Я виноват, ты имеешь полное право злиться, — быстро сказал он, вспомнив волшебную фразу из американских сериалов. Как именно она работает, он до конца не понимал, но это заклинание реально выручало. Главное — произнести его четко и уверенно, стараясь не отводить от Томы взгляда.

Разъяренной женщине также нельзя дать почувствовать слабину — этому его научил уже Макс в благодарность за пару приемов физической обороны. Тогда он не придал его словам большого значения, но с опытом понял, что это был один из лучших советов, которые он когда-либо получал.

После полуминутной игры в гляделки Тома сдалась. Вздохнув, она закрыла глаза и прислонилась к проему двери:

– Я не злюсь. Но я не знаю, что делать. Ник не будет рад мне. И я не готова с ним пока пересекаться. А еще я не готова рассказывать всем о наших отношениях.

Его сердце болезненно сжалось. Но он не подал виду и просто сказал:

– Я понимаю.

– Зачем ты рассказал Максу? И зачем тебе эта вечеринка?

Артем отвернулся, положил полотенце на раковину и глубоко вдохнул:

– Потому что у меня нет опыта, Тома.

Внутренне он сжался, ожидая, что она сейчас начнет убеждать, что ему это не нужно, и от этого он почувствует себя еще более беспомощным. Но в ванной воцарилась тишина, и он услышал ее глубокий вздох, после чего она тихонько подошла сзади и обняла его:

– Я пойду, если для тебя это важно. Но обещай, что будешь защищать меня от Ника.

– Господи, — прошептал он, изумленно глядя перед собой.

– Что? — испуганно спросила она из-за его спины.

– Тома, малыш, — пробормотал он, чувствуя, как что-то сжалось в груди до боли. — Это было самое приятное, что я когда-либо слышал от женщины. Ты вообще умеешь говорить неправильные вещи?

Развернувшись к ней, он крепко обнял ее, не позволяя шевельнуться.

– Если честно, — выдавила она, хихикнув. — Я думаю, что уже сказала все неправильные вещи другим мужчинам. Теперь у меня не осталось других вариантов, кроме правильных.

Артем засмеялся, погладив ее по хрупкой спине. И понял, что еще немного — и он признается ей в любви.

Лори.

Она собиралась сказать ему — действительно собиралась. У нее даже был план: задобрить его романтическим ужином и нежным сексом на день рождения, потом еще дня три-четыре делать все, что ему нравится. И потом рассказать про Тимофея, попросить прощения за долгое молчание, объяснить свои чувства.

Наконец, Лори собиралась признаться своему парню в любви и в том, что она хочет быть с ним до конца жизни. Во время чаепития с Максом она кое-что поняла: ее страх, что он исчезнет, гораздо больше, чем казалось. Как и ее желание оставаться с ним рядом, любить и быть любимой человеком, которого она так хорошо узнала.

Но Дима повел себя так неожиданно, что весь ее план рассыпался за одну ночь. Уверенность Лори в том, что она контролирует ситуацию, исчезла почти полностью. Каждую секунду этой ночи ее раздирали надвое чувство острого страха из-за потери опоры под ногами и чувство такого же острого, почти невыносимого сексуального наслаждения.

До того момента, как он упомянул про ее игру с Максом, Лори почти поверила в то, что Дима знает про Тимофея и наказывает ее. Но потом она поняла, в чем было дело: он ревновал. Это открытие здорово успокаивало — по крайней мере, он не разлюбил ее и не собирался бросать. Хотя с откровениями, конечно, придется подождать.

Всю следующую неделю она ждала, когда он успокоится. Безропотно восприняла перемену его настроения и с наслаждением включилась в игру, которую Дима так внезапно ужесточил. Она была послушной, не просила ни о чем для себя — чувство вины помогало ей оставаться отличной беспроблемной нижней, несмотря на то, что каждый вечер той недели он придумывал что-то неудобное для нее.

Например, накрывать ужин и есть абсолютно голой. Сделать ему минет и заснуть неудовлетворенной. Проснуться среди ночи от того, что он возбуждает ее, а потом трахает до изнеможения, пока она не кончила три раза подряд. Следующим вечером сидеть у его ног связанной целый футбольный матч, послушно принимая унизительные позы для осмотра и небрежные ласки в перерыве на рекламу.

К концу недели он снова стал мягче, и Лори ощутила громадное облегчение, когда в субботу утром Дима просто обнял ее, нежно лаская, стимулируя пальцами почти до оргазма. А потом обладал ею так ласково, что этот секс, наверное, могли бы номинировать на премию «ванильный утренник года в позе ложкой».

Но во время этого секса Дима был не единственным, кто стал нежнее обычного. Лори вдруг поняла, что сама стала такой шелковой кошечкой, какой не была очень давно. Сексуальной, ласковой, теплой, нежной, послушной каждому его движению — такой, какой она сама себе очень нравилась.