Марьград

Солнце грело спины, ветерок охлаждал. Слышалась жизнь — гудели насекомые, кто-то шебуршал среди стеблей, не показывая себя. Высоко-высоко мелькали ласточки. Стоял густой запах, пшеницы ли, ржи, овса — в злаках Игорь не разбирался, но это не мешало наслаждаться воздухом.

Шли уже час. Марьград отдалялся; он виделся отсюда высокой стеной «кремлевского» цвета. А холм с постройками никак не приближался.

— Очередная деформация пространства, — объяснил Игорь.

Чудная деформация, односторонняя. Исходный пункт исправно отдаляется, конечный застыл на месте. Марина, казалось, не замечала этой странности, а Игорь начал тревожиться. Даже когда один, как было в Tempo Muerto, легкомыслие остается дуростью, ибо от тебя зависит еще чье-то будущее; правда, победителей не судят… Но уж когда не один, как в этом поле, превышать допустимый уровень риска просто нельзя. Правда, какой уровень допустим, знать невозможно. Решил волюнтаристски: шагаем еще ровно час, потом поворачиваем, как говорил Саша, оглобли.

Тут же возникло подозрение — получится ли? Ну-ка, проверим…

— Марин, — сказал он. — Ты постой, я отбегу на минутку. Вот, рюкзак посторожи.

Стараясь не повредить стеблей, обошел девушку, припустил в сторону Марьграда. От рюкзака Маринка не отойдет; думает, что по надобности отлучился, — и хорошо.

Подозрение подтвердилось: ни за минутку, ни за три стена «а-ля Московский Кремль» не приблизилась ни на йоту. Оглянулся. А Марина-то отдалилась вполне адекватно…

Так-так. Деформация пространства еще и избирательная — зависит от того, куда движется наблюдатель. Ну и ну. Что ж, придется опять как в том кино: выбрали направление и идем.

Возвращаясь к Марине, сообразил: возможна также деформация времени. При том, что дата, очевидно, близка к внемарьградской — хлеба не убраны, а жатва, как известно, начинается только в июле. Но топать вот так, на месте, можно и до июля, и до Нового года, и до, прости Господи, Страшного суда. Зерном питаться, ага.

Остановился на мгновение, взглянул на небо. Так и есть, деформация времени тоже: где солнце висело, когда чуть отошли от оранжереи, там и висит. Невысоко; спасибо, что не опустилось: стартовали-то, если по нормальному времени считать, утром — стало быть, висит на востоке, туда опускаться было бы с его, солнца, стороны совсем нехорошо. Однако и не поднялось.

Ладно. Еще час по этой тропинке, а потом вбок, в эти кущи зерновые… вправо или влево — первым делом по интуиции, вторым — против нее же…

Марине, конечно, ничего не сказал, кроме «Двинули».

***

На исходе отведенного часа что-то (или кто-то) смилостивилось: холм вдруг словно прыгнул навстречу. Поле закончилось, тропинка сменилась полого поднимавшейся грунтовой дорогой, очень сухой, сильно разбитой. Холм оказался, собственно, не холмом, а скромным возвышением, постройки на нем — деревней. Давно заброшенной, ясно было с первого же взгляда.

Тени путников, до сих пор лежавшие наподобие указателей — на запад, — резко укоротились, повернулись по часовой стрелке, остановились в направлении норд-вест. Взгляд на небо подтвердил: солнце совершило скачок по азимуту и по высоте.

Игорь с Мариной шли по единственной улице деревни. Девушка погрустнела, и было от чего: дырявые или обвалившиеся заборы, висящие на одной петле калитки, покосившиеся грязно-серые домики с выбитыми окнами и распахнутыми дверьми, остовы легковушек, без шин, без стекол, колодец — заглянули в него, убедились, что высохший… Куда делись обитатели, где живность, кто засевал роскошное поле, кто будет убирать обильный урожай — спрашивать было некого, а гадать не имело смысла.

— Смотри, Марин, скамейка, — сказал Игорь. — Сейчас проверим, цела ли… Цела. Давай присядем. Есть-пить хочешь?

— Только пить.

Протянул ей бутылочку, сам глотнул из другой. Закурил.

— Слушай, Марин. Ты, наверное, удивляешься мне. Я ведь, как узнал, что Марина… мама твоя… что ее больше нет… так и не отреагировал по-человечески. Ты, наверное, черствым меня считаешь, бессердечным? А про любовь все врал, да?

— Господи, о чем вы! — воскликнула она. — Да вы что, Игорь! Я же не маленькая, понимаю все, правда-правда! Да я сама… знаете, когда мама заболела, я очень плакала, только тайком. Чтобы никто не видел, а главное — чтобы мама не видела. А когда она… когда ушла… меня тогда как будто сковало. Ни слез, ни криков. Разговаривать ни с кем не могла. Хотя и приходилось, по делу, но именно что через не могу. Не помню сколько дней так. Спать в Бывшую Башню убегала. Там смотрела на звезды, спала совсем мало. Просто смотрела и все. Потом случайно услышала, как кто-то из наших говорит: Мариша вся почернела. А бабушка Таня в ответ, строго так: слава Богу, не от того же почернела, от чего Марина-старшая. Тут меня и прорвало. А вы ни о чем таком не думайте, вы мне теперь родной, и я все-превсе понимаю. Ну вот, снова слеза выкатилась…

— Спасибо, девочка, — с трудом проговорил Игорь. — Спасибо тебе.

В горле ком — а на душе сделалось чуточку легче.

— Мы теперь куда? — спросила Марина. — Дальше?

— Только дальше, — ответил он.

Объяснять, что путь назад проблематичен, счел ненужным. Ни к чему будоражить Маленькую, ей и без того хватает.

***

Улица пошла под уклон, потом деревня закончилась, опять началось поле. Через час с небольшим тени повернулись ближе к норду. Впереди показалась стена — точь-в-точь такая же, какая утром была за спинами.

Приблизились к стене настолько, что стал заметен узкий проем в ней. После этого повторился уже знакомый Игорю сценарий, только в обратном порядке: холм с деревней продолжал отдаляться, стена же стояла, как заколдованная. Да что там «как» — действительно заколдованная, подумал Игорь. Все здесь заколдованное, удивляться нечему.

Он уже догадывался, что произойдет. Марина, после деревни не впадавшая в эйфорию, встревожилась было, но Игорь постарался успокоить: дескать, все нормально, я уверен. Прорвемся!

Да, прорвались. Стена вдруг выросла прямо перед ними. Солнце еще раз прыгнуло, тени стали совсем короткими.

— Иди на ручки, девочка! — позвал Игорь. — И добро пожаловать домой.

— Как так? — потрясенно спросила Марина.

— А вот так, — ухмыльнулся он. — Изломы времени и пространства. Не бери в голову.

Преграду преодолели на удивление легко — можно было подумать, что Марьград с трудом отпускает, но зато охотно принимает. Это только здесь, поправил себя Игорь. С внешней оболочкой пока более чем неясно.

Часы Отшиба показывали столько, сколько и должны были показывать — час ночи. По нормальному времени, понадеялся Игорь, это полчаса пополудни тех же суток. Он чувствовал, что на этот раз время попрыгало-попрыгало, но пришло в себя и не стало устраивать дополнительных фокусов.

Так и оказалось.

Оказалось также, что выполнение этого пункта программы тоже дало отрицательный результат.

Оставалось последнее — Слободка.

***

Из блокнота И. Ю. Лушникова

«…Получается, что прошли мы по замкнутой прямой.

Теперь о Маринке-маленькой.

1. Предполагаю, что преодолеть преграду при возвращении она могла бы и самостоятельно. Но для этого требуется полная концентрация, а Маленькая была в состоянии крайнего изумления. Но если мое предположение верно, то она уже превзошла всех обитателей Резиденции. Им-то выход из дальней оранжереи закрыт. Достигла ли она моего уровня «проникновенности», не знаю. Возможно, будет случай проверить.