Мари

— Хорошо! — закричал один. — Если вам удастся установить мир с зулусами, то мы скоро возвратимся домой, Аллан Квотермейн! И в конце путешествия ты будешь со своей Мари Марэ!..

Потом, провожаемый их грубым, насмешливым хохотом, я вырвался от них и нашел убежище в своем фургоне, ни мало ни догадываясь, что в будущем вся эта невинная на первый взгляд болтовня, будет использована против меня…

В определенной части малообразованного интеллекта предвидение часто интерпретируется, как потенциальное преступление…

ГЛАВА XVII Свадьба

В свадебное утро меня разбудил гром и бушевание страшной грозовой бури. Молнии призрачно освещали все вокруг, убив совсем рядом с моим фургоном двух быков, а гром так рокотал и отдавался кругом эхом, что, казалось, трясется сама земля. Затем повеял холодный ветер и полил проливной дождь. Хоть я и привык к сюрпризам африканской погоды, особенно в это время года, я признаюсь, что это зрелище и подобные звуки не способствовали подъему моего духа, который уже был ниже, чем ему следовало бы быть в такой знаменательный день. Верный Ханс, прибывший, чтобы помочь мне надеть мою лучшую одежду для церемонии, был на сей раз в роли утешителя.

— Не смотрите так тоскливо, баас, — сказал он, — ибо, если буря бывает утром, то к вечеру обязательно будет сиять солнце.

— Да, — ответил я, говоря скорее для себя, чем для него, — но что только может произойти между утренней бурей и ночным штилем?..

Предполагалось, что делегация выедет в Зулуленд за час до полудня. Но никто не мог заниматься необходимыми приготовлениями, пока не прекратился проливной дождь, что произошло вскоре после восьми часов утра. Поэтому, когда я вышел из фургона, чтобы перекусить, я нашел весь лагерь в состоянии суматохи.

Буры кричали на своих слуг, проверяли лошадей, женщины упаковывали седельные сумки своих мужей и отцов запасной одеждой, вьючных животных загружали билтонгом и другой провизией и так далее…

Глядя на это действо, я начал сомневаться, не забудут ли о моем личном деле, да и найдется ли время для свадьбы. Однако, около десяти часов, когда я, сделав все дела, сидел печальный на своем фургонном ящике, стесняясь пойти к стоянке Принслоо, чтобы разведать ситуацию, вдруг явилась сама фру.

— Ну, пойдем, Аллан, — сказала она, — комендант уже ждет и ругается, что тебя нет. Невеста тоже ждет. О, она очень мило выглядит. Когда все увидели ее, каждый мужчина в лагере захотел ее себе в жены, независимо от того, есть у него жена, или нет, ибо в этом деле они, мужчины, то же самое, что и кафры… О, я-то уж знаю их: белая или черная кожа не делает никакой разницы!

Болтая таким образом в своей обычной прямолинейной манере, фру тянула вперед меня за руку, словно я был маленьким мальчиком. Я не мог ни освободиться от ее мощной хватки, ни остановить ее — противостоять своим весом против такой солидной туши… Конечно, кое-кто из молодых буров, зная, что она выполняет обязанности посаженной матери, следовали за нами, подняв радостный крик и хохот, что привлекло внимание всех окружающих к этой процессии.

— Сейчас уже слишком поздно отступать, англичанин! — кричали они. — Если ты надумал изменить свое намерение, надо было сделать это раньше! — ревели и кричали мужчины и женщины, делая такие двусмысленные намеки, что я, в конце концов, залился румянцем и стал похож на красную лилию.

Наконец мы подошли туда, где стояла Мари. Она была одета в белое платье из какой-то простой, но приличной материи, а на темных волосах лежал венок, сделанный другими девушками, стайка которых стояла позади Мари.

Теперь мы оказались лицом к лицу. О! Ее глаза были полны любви и веры. Они поразили и околдовали меня. Чувствуя, что я обязан заговорить и не зная, что сказать, я промямлил, запинаясь: «Доброе утро», после чего все разразились хохотом, за исключением фру Принслоо, воскликнувшей:

— Видел ли кто-нибудь такого дурня? — и даже Мари улыбнулась.

Тут появился Питер Ретиф, одетый в высокие сапоги и грубую одежду наездника. Передав роер одному из своих сыновей, после долгого ощупывания одежды, он достал из кармана книгу, в которой на нужном месте была сделана закладка из пучка травы.

— Ну теперь, — сказал он, — все помолчите и проявите уважение, ибо помните, что сейчас я не просто человек, а священник, что совершенно другая вещь, чем комендант, и корнет и другие офицеры, хоть скатай их вместе в одну кучу… На основании закона я сейчас займусь тем, что обвенчаю этих молодых людей, и да поможет мне в этом Бог! И тому будут свидетели, чтобы не сказали потом, что они были неправильно или незаконно связаны узами брака, ибо я еще раз говорю, что все это делается правильно и будет совершено законно.

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и кто-то произнес в это время: «Слушайте! Слушайте!». Ретиф свирепо посмотрел на нарушителя тишины и продолжал:

— Юноша и молодая женщина, как ваши имена?

— Не задавайте глупых вопросов, комендант, — вмешалась неугомонная фру Принслоо, — ведь вы достаточно хорошо знаете их имена?

— Конечно, я знаю, тетушка, — ответил он, — но для этой цели я должен делать вид, что не знаю их. Может быть вы лучше знакомы с законом, чем я?.. Однако, стойте, где же отец Анри Марэ?

Кто-то вытолкнул Марэ вперед и он стоял там совсем тихо, уставившись в нас со странным выражением на лице, с ружьем в руке, так как он также был готов к выезду.

— Уберите это ружье, — сказал Ретиф, — оно может случайно выстрелить и произойдет несчастный случай.

Марэ подчинился этому требованию.

— Теперь, Анри Марэ, отдаете ли вы свою дочь замуж за этого мужчину?

— Нет, — мягко сказал Марэ.

— Очень хорошо, это как раз на вас похоже, но не имеет значения, ибо она совершеннолетняя и может самостоятельно выйти замуж. Может быть. Мари еще несовершеннолетняя, Анри Марэ? Да не стойте там, как лошадь, которую трясет, а скажите мне четко: совершеннолетняя ли она?

— Я полагаю, что да, — ответил Марэ тем же мягким голосом.

— Тогда заметьте все, люди, что эта женщина совершеннолетняя и выходит по собственной воле замуж за этого мужчину, не правда, моя дорогая?

— Да! — ответила Мари.

— Хорошо! А теперь — за дело, — и, открыв книгу, он поднял ее к свету и начал читать, вернее запинаться, путаясь в подробностях свадебной службы. Вскоре он завяз в ней, будучи подобно большинству буров того времени не ахти каким грамотеем, и воскликнул:

— Ну, кто-нибудь из вас, помогите мне с этими твердыми словами.

Поскольку никто не вызвался добровольно, Ретиф вручил эту книгу мне, потому что знал, что от Марэ помощи не дождется.

— Ты сын священника, Аллан, и ученый. Читай, пока мы не дойдем до важных мест, а я буду повторять эти слова за тобой, что как раз и будет соответствовать закону.

И я читал так, как одно небо знает, ибо ситуация была довольно трудная, читал, пока не дошел до решающих вопросов, тогда я вернул книгу обратно.

— О, — сказал Ретиф, — вот это уже совсем легко. Ну, что ж, Аллан, берешь ли ты эту женщину в жены? Отвечай и впиши свое имя, которое должно остаться на свободном месте в книге.