Маримба!
Шрифт:
– Ничего. Просто… Просто он сначала отказался. Сказал, что занят. До среды включительно.
– А какое выражение лица у него при этом было?
– Не знаю! – засмеялась Катька. – Мы же переписывались.
– Ты не обиделась?
– Да нет… Он очень стеснительный… Я поняла, что он испугался…
Я тут же вспомнила фотографию с банкой пива, которую он выставил в «Фейсбуке». Семеро развеселых литовцев, среди них – Катькин принц, изрядно навеселе, похожий на поросеночка. Но поддатый человек всегда ведь больше похож на близкое по духу животное, чем на самого себя трезвого. На свой собственный тотем, пусть даже неосознанный. Я с трудом узнала
– Стеснительный и… – продолжала задумчиво Катька, – немножко рассеянный. Мне кажется, мам, даже не кажется, а я как-то вижу, не знаю, как это сказать, внутренним взглядом, что ли… Вижу, как он в одном носке ночью ходит по дому… У него, мне кажется, такой большой новый дом…
– Ну да, – машинально кивнула я, – Аушра говорила, они недавно дом построили…
– Вот, значит, мне правильно кажется… Ходит, взъерошенный, ищет второй носок, а одет так, знаешь… в свободных таких шортах или скорее трусах, то ли спортивных, то ли семейных, светло-серых…
– В мелкую клеточку, мелкую-мелкую… – договорила я. – Мягкий тонкий материал.
Мы ахнули и посмотрели друг на друга.
– Кать, ну ты же не ведьма!
– Мамуль, и ты не ведьма… Ну какая ты ведьма! Добрая, смешливая… Просто… Вот так вдруг иногда всякую ерунду понимаешь… Или не ерунду. А я у тебя учусь!
– Лучше бы кулинарить училась!
– Да, буду, – радостно согласилась Катька. – Мне кажется, он покушать любит, мам…
– Так. Ладно. И что – отказался? А дальше что было?
– А потом узнал, что мы уезжаем скоро… Уезжаем, да, мам?
– Да, Кать. Уезжаем. Домой, в столицу нашей родины. Дышать диоксидом азота. Учиться в школе. Заканчивать музыкалку.
– Хорошо, я поняла, – кивнула Катька. – Узнал и написал как ни в чем не бывало: «Давай завтра покатаемся».
– Ладно. В конце концов, велосипедная прогулка – это не вечер в баре.
– А если он меня в бар пригласит?
– Если пригласит, тогда и будем думать.
– Нет, мам, а что мне сказать тогда?
Я посмотрела на Катьку.
– Дочка… Ну… Соглашайся. Наверное…
Я проводила Катьку на велосипеды и постаралась чем-то заняться, чтобы отвлечься. Очень неверно, на самом деле, – бежать от мыслей. Но иногда бесполезно продумывать дальнейшее, особенно когда от тебя лично зависит не очень много.
Вот, оказывается, зачем я маялась и никак не могла решить – когда уезжать! Вот почему получала странные сигналы, которые никак не могла разгадать. Ничего таинственного в этих сигналах нет, это просто свойство нашего квантового мира. Так говорят не безграмотные бабушки, гадающие на сушеных тараканах, а ученые-физики, лауреаты и академики. Там еще не случилось, а здесь уже кванты знают, что будет, им уже информация пришла, от их товарищей из будущего, которые они же и есть, только они в другом месте, но это они же… Понять невозможно, мой лично разум сопротивляется. Но что-то же меня удерживало здесь, что-то не давало даже думать об отъезде! Вот, оказывается, что это было… Вспыхнувшая Катькина влюбленность и все события, которые начали случаться уже после пресловутых дат нашего неотъезда – 12 и 14… Ни на поезде, ни на самолете мы не поехали, а на велосипедах поехали, по крайней мере, самые юные из нас… Юные, обворожительные, доверчивые, светящиеся…
То,
что происходило на прогулке, я представляю в крайне юмористическом виде. Уверена, что для Катьки это все серьезно. Хотя первое, что она сказала, ввалившись в номер, румяная, возбужденная:– Было – очень – весело!
Поскольку это обычная ее формулировка, характеристика удачно прошедшего школьного дня, когда докучные уроки не помешали веселиться на переменах, я тут же успокоилась.
– Никто не упал с велосипеда? – для проформы спросила я, зная, как хорошо Катька катается, так же хорошо, как и плавает, бегает, прыгает, танцует…
– Как же не упал, мам! – захохотала Катька. – Упал! Еще как упал!
Я с легким испугом посмотрела на нее.
– И… Но ведь это была не ты?
– Нет, конечно!
– Он очень рассердился, что упал?
– Да уж… – Катька махнула рукой. – Пришлось рассказать ему, какой он талантливый, одухотворенный…
– Ты знаешь это слово?
– Специально вчера смотрела, мам! – продолжала смеяться Катька. – «Inspired».
– Садись, пять, – пробормотала я. – И… дальше?
– Он слегка успокоился, но все равно настроение у него было подпорчено… Вообще он не очень… как сказать… спортивный, что ли… Зад слегка перевешивает…
– Кать!
– Мам, ну а что такого? Ну широкий у человека зад, бывает же! Папа тоже не принц эльфов, заметь, невесомый!
– Папа в юности гимнастикой занимался, чтоб ты знала, так, на всякий случай! И когда в меня влюбился, колесо делал.
– От радости, что ли, когда тебя видел?
– Нет. В спектакле. Гурда играл. В Королевстве Кривых Зеркал, мальчика, которого Оля и Яло спасали…
– И было лет ему?.. – стараясь не хохотать, уточнила Катька.
– Тридцать пять. Или шесть. Что-то вроде того, – вздохнула я. – Ну и что тут такого? Папа был актером. Ты же в курсе.
– Хорошо, что потом взялся за ум, – серьезно проговорила Катька. – А то бы мы сейчас глину месили драными сапогами на даче, а не по три концерта в день слушали в Европе.
– На задворках Европы, – добавила я. – Ты иногда бываешь жутко практична, Катя Данилевская, аж оторопь берет. Ну и что наш неспортивный Цепеллин?
– Как ты сказала? – фыркнула Катька.
– А кто он, если падает с велосипеда? Цепеллин и есть, котлета картофельная…
– Подожди, мам, ты еще самого главного не слышала…
После того, как юный принц Цепеллин упал, расшиб колено, не больно, но обидно, Катька решила сделать передых и предложила ему искупаться, благо погода выдалась на славу. Густо-синее небо, ветерок слабый, так, слегка, чтобы не расслабляться – не южный курорт, в самом деле. На море были приличные волны – они могут быть и в совершенно тихий день. Но это же так упоительно – прыгать в высокой ледяной волне, в белой искрящейся пене. Нырять с головой или не нырять, а ждать, пока об тебя разобьется волна, и ты окажешься внутри острых, щекочущих пузырьков, бодрящих, веселящих твое тело и дух…
– А у тебя был с собой купальник? – спросила я.
– Был. Мам… Что ты так грозно раздуваешься? Сидишь, как кобра с капюшоном…
– Кобра! – усмехнулась я. – Ты же не спрашивала – можно купаться одной, нельзя!
– Мам, я же не одна была, с мужчиной…
– А-ах… – Я не успела даже осознать то, что сказала Катька, как кто-то сжал мое сердце тяжелой холодной рукой, слегка его подергал, потряс, положил на место, но не на то. Сердцу было неудобно, неприятно, оно никак не могло успокоиться и отвлекало мое внимание.