Марина Влади, обаятельная «колдунья»

Но едва встал вопрос об ампутации, женщина-хирург сказала: «Я не смогу отрезать ногу такому красавцу!» — и штопала его семь часов подряд. Марина не допускала для сына ничего иного, кроме выздоровления. Врачи рекомендуют: постарайтесь пообщаться с больным. Она приходит к Игорю каждый день, рассказывает о его детстве, поет, читает стихи, делится какими-то самыми сокровенными мыслями. Время останавливается для них. «Я доверяю тебе мои тайны, — шепчет она ему и самой себе, — в уверенности, что они достигнут глубин твоего сознания».

Постепенно состояние Игоря меняется. Он начинает дышать, спустя пять недель впервые открывает глаза. Но она еще не знает, какой удар ждет ее после возвращения к жизни сына. Ребенок не узнает ее, свою мать. Он отталкивает ее, смотрит на нее безумным взглядом, в его глазах Марина читает только ненависть и гнев. «Говорите, говорите с ним как можно больше», — опять советуют ей врачи. Своими рассказами о раннем детстве Игоря Марина пытается оживить его притуплённую память. Но эти воспоминания пугают его еще больше.

Потом он все-таки возвращается к жизни, бросая вызов мрачным медицинским прогнозам. Начинает кое-как говорить, требует жареной картошки, сигареты. Но глаза его по-прежнему пусты. Марина в ужасе, что к ее сыну больше никогда не вернется разум: «Я уже почти сожалею, что смерть пощадила его».

Понемногу, ценой многочисленных операций и изнурительных упражнений, искалеченное тело сына получает некоторую самостоятельность. Марина вновь начинает чувствовать себя матерью. Она держит за руку своего ребенка, что-то напевает, читает стихи, шепчет слова любви у колыбели своего страдания.

В местной библиотеке случайно обнаруживается томик Александра Куприна. Вечером она читала Игорю свою заветную «Олесю». Читала и плакала:

«… Олеся задумалась. Вдруг слабая улыбка пробежала по ее губам.

— Я тебе на это скажу маленькую сказочку. Однажды волк бежал по лесу, увидел зайчика и говорит ему: „Заяц, а заяц, ведь я тебя съем!“ Заяц стал проситься: „Помилуй меня, волк, мне еще жить хочется, у меня дома дети маленькие“. Волк не соглашается. Тогда заяц говорит: „Ну, дай мне хоть три дня еще на свете пожить, а потом и съешь. Все же мне легче умирать будет“. Дал ему волк эти три дня, не ест его, а только все стережет. Прошел один день, прошел другой, наконец, и третий кончается. „Ну, теперь готовься, — говорит волк, — сейчас я начну тебя есть“. Тут мой заяц и заплакал горючими слезами: „Ах, зачем мы мне, волк, эти три дня подарил! Лучше бы ты сразу меня съел, как только увидел. А то я все три дня не жил, а только терзался!..“

Потом были новые операции, когда удачные, когда не очень. Во всяком случае, в 2010 году Игорь смог даже приехать вместе с мамой в Москву, смотрел ее спектакль о Владимире Высоцком. Ходил, правда, с большим трудом, по Москве, в которой в детстве проводил каждое лето…

Она написала жесткую книгу „Безумный ребенок“. Предупреждая все вопросы, говорила: „Я стремилась не рассказывать о своих страданиях, а попытаться разобраться в тайне: почему человек выходит из комы другим… В конечном итоге смерть побеждает все и всех. Но любовь все равно в каком-то смысле помогает, спасает и придает невероятную силу… Жертвенность есть в моих генах“.

Два других сына — Пьер и Владимир — время от времени навещали маму в Париже. Младший все-таки оставил свой жемчужный бизнес и уехал из Полинезии. „Сначала я переживала за него, — рассказывала Марина. — Но Володя мастер на все руки. Если что случится, он не пропадет… Но не авантюрист, нет! Но настоящий непоседа, человек свободной профессии… Женился на девушке из Южной Америки, купил ранчо в пустыне Чако (где-то на границе Бразилии и Парагвая), завел коров и стал ковбоем — у него были тысячные стада. Через десять лет развелся и открыл ресторан уже в Южной Африке, в Кейптауне. Потом увлекся фотоделом и тайским массажем. Опять разводился, женился. Все у него получается, но все он бросает на полпути… Позже вернулся на Таити к прежней любви. Охотится на громадных рыб…“

Пьер? Пьер, как и прежде, играет на своей гитаре и внимательно смотрит на мир…

* * *

Разбирая вечернюю почту, среди писем, газет, журналов, счетов, рекламных проспектов, приглашений на какие-то премьеры и презентации, а также прочей дребедени, Марина заинтересовалась плотным конвертом с совершенно неизвестными ей обратным адресом и именем корреспондента: „Ницца, Вероник Ольми…“

Запоздалая поклонница?.. А вот и нет, в пакете оказалась пьеса с нейтральным названием „Переход“. И коротенькое письмецо от автора — Вероник Ольми, автор нескольких пьес, которые ставились в любительских театрах, а также еще не опубликованного романа „Первая любовь“. И что? Ага, вот мини-аннотация „Перехода“ — пьеса о последнем периоде жизни великой русской поэтессы Марины Цветаевой. Уже интересно. И последняя фраза письма: „Эта пьеса для Вас, madame Vlady“. Даже так?

Марина отложила пьесу в сторону: прочту, обязательно прочту. Только боже сохрани, чтобы эта Вероник — молодая… да, действительно, для писательницы даже юная дамочка — не оказалась из того несметного легиона авторов „женских романов“. В свое время Марина была яростной феминисткой, боролась за легализацию абортов, когда они были запрещены во Франции, за права женщин во всех сферах, политике, бизнесе. Но наотрез отказывала в праве на жизнь такому жанру литературы, как „женский роман“, и гордо заявляла: „Каждая моя книга — это как хороший удар кулаком“.

Но не удержалась и все-таки открыла рукопись пьесы о Цветаевой. И тут же вновь отвлеклась от текста. Усмехнулась, вспомнив, как когда-то оконфузилась на поэтическом вечере Ахмадулиной. Тогда Белла вышла на сцену и объявила: „А теперь я прочту о Марине“. Влади, сидя в зале, вся сжалась от неожиданности и зарделась от столь щедрого подарка: обо мне?!! Оказалось, нет. Конечно, Ахмадулина читала свои стихи, посвященные Марине Цветаевой. Как же они потом хохотали на пару с Беллой!..

Перевернув последнюю страницу „Перехода“, Марина потянулась к телефону, но случайно глянула на часы: ах черт, уже четвертый час ночи, а так хотелось позвонить этой Вероник и сказать: „Я потрясена! Конечно, я согласна. Спасибо. Роль моя“.

„Я плакала все время, пока читала пьесу…“ — позже рассказывала Марина друзьям. Подумать только, 30-летняя девчонка, француженка, не знаюшая ни слова по-русски, написала такую вещь о гениальной российской поэтессе! Пьеса для двух актеров о последних годах жизни Цветаевой во Франции, о ее возвращении с сыном Муром в Россию и об их гибели. При этом так точно прописано то время…»

Вопрос с постановкой был решен незамедлительно. Продюсирование частично взял на себя шахматный король Гарри Каспаров, который с юных лет обожествлял Высоцкого, а после смерти Володи перенес частицу своих чувств и на возлюбленную поэта.

Образ Марины Ивановны Цветаевой, ее стихи и горькая судьба еще долго-долго не отпускали Влади. Когда ее подкосила, едва окончательно не сбив с ног, смерть Леона, хозяйка Maisons-Laff"itte, казавшаяся всем такой сильной и мужественной, неизменно утверждавшая, что даже «если уже ничего не хочется из-за того, что жизнь тебя „затюкала“, необходимо искать какую-то лазейку — и всегда можно ее найти», сомнамбулой бродила вечером по своему заброшенному саду и искала место, где могла бы свести счеты с осточертевшей жизнью. Цветаева же сумела…