Марионетки

Он оказался абсолютно прав. Не успели мы проехать и километра в сторону Москвы, как навстречу, завывая сиренами, пронеслись три милицейские машины. Ворону колотил озноб. Кожа на лице приобрела синюшный оттенок.

— Тормози! — внезапно распорядился Голиков, когда мы проезжали мимо пруда. — Нужно переждать немного. При въезде в город сейчас наверняка проверяют машины. Попадемся, как кур в ощип!

Оставив «девятку» на обочине, мы разделись до трусов и принялись старательно изображать купальщиков, благо солнце уже припекало. Я вкратце объяснил Вороне, что произошло с несчастным Витей и какой дьявольский прибор находился внутри «хлебного фургона». Теперь он поверил в существование парапсихологического оружия. Ворона считался одним из самых крутых ребят Марата, но сейчас изрядно перепугался. Тем не менее отступать он не собирался. Куракин же впал в состояние полного оцепенения, никак не реагировал на окружающее, не отвечал на вопросы. Я начал серьезно опасаться за его рассудок. Прошло около двух часов, небольшой пляж постепенно заполнялся народом. Звонко смеясь, плескались возле берега дети. Взрослые загорали, играли в карты или хлестали пиво. Неподалеку на надувных матрасах разлеглись две фигуристые девицы в мини-купальниках. Они с интересом поглядывали в нашу сторону. В другое время я (да и Юрка тоже) немедленно начал бы рыть копытами землю, как молодой жеребец, но сейчас мне было глубоко плевать на всех в мире баб. Словно почуяв это, девушки скорчили обиженные гримаски.

— Почему нам так не везет?! — неожиданно воскликнул Голиков, треснув в сердцах кулаком по земле. — Придется проверять все центры и в каждом нарываться на неприятности!

Неожиданно меня осенило:

— Не волнуйся! Мы не станем их проверять!

— Че-его?! — опешил Юрка.

— Можно поступить гораздо проще, — разъяснил я. — Перекантоваться до вечера и потихоньку вернуться в дом Алябьева. Менты к тому времени смотают удочки. Там мы дождемся гуру. Уверен, рано или поздно он появится!

Юрка на минуту задумался.

— Ты прав, — наконец сказал он. — Алябьев не знает, что нам известен его адрес, а ребята Марата мертвы…

Время тянулось нестерпимо медленно. Устав валяться на пляже, мы подкрепились шашлыками в придорожном кафе, выпили пива и снова вернулись к пруду. Куракин по-прежнему пребывал в сомнамбулическом состоянии, а опомнившийся Ворона горел жаждой мщения.

— Жилы вытяну из пидораса, — с ненавистью бормотал он. — Яйца отрежу! Живым поджарю! Сука! Падла! Козел вонючий!

Голиков угрюмо молчал, о чем-то напряженно размышляя. Периодически в глазах его вспыхивали молнии, а губы кривились в жестокой усмешке. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем наступил вечер. Поток машин на шоссе загустел. Жара спала. Повеяло прохладным ветерком.

— Пора! — сказал я, поднимаясь на ноги.

Все без возражений полезли в машину. На сей раз мы не стали вплотную приближаться к берлоге гуру, а затормозили в ста метрах от поворота и двинулись пешком через лес.

Здесь было сумрачно, жутковато. Густая трава скрадывала шаги, только иногда хрустела под подошвой сухая ветка. Милиция, как я и предполагал, давно уехала. Вокруг не было видно ни одной живой души, а из дома не доносилось ни звука. Сделав нам знак оставаться на месте, Юрка отправился на разведку. Отсутствовал он не менее получаса. Я уже начал волноваться, когда Голиков словно из-под земли возник рядом со мной.

— Дом пуст! — сообщил он. — Нужно быстрее пробраться туда, пока не появились хозяева.

Я с неудовольствием поглядел на Куракина. Дернул же черт поддаться на его уговоры, притащить с собой! Возись теперь с ним!

— Живее! — поторопил Юрка.

Мы осторожно подошли к дому. Вблизи он здорово напоминал крепость: тяжелая, обитая железом дверь, узкие зарешеченные окна, толстые стены.

— Надежно окопался, сволочь! — прошептал Голиков, извлекая из кармана отмычку. Однако на сей раз замок оказался ему не по зубам. Пот градом катился у Юрки со лба, губы изрыгали отборную брань, но ничто не помогало. Дверь упорно не желала открываться.

— Твою мать! — воскликнул наконец он, пряча обратно отмычку. — Ничего не получается!

— Может, есть другой вход? — предположил молчавший до сих пор Ворона.

— Хорошая мысль! — оживился Голиков. — Давайте поищем!

Мы старательно обследовали дом со всех сторон, но не нашли больше ни одной двери. Сплошные ровные стены. Юрка громко выражал сожаление, что не захватил с собой динамит.

— Гараж, — внезапно пробормотал Куракин.

— Вы о чем? — насторожился я.

— У одного моего знакомого гараж соединен подземным ходом с домом…

Голиков скептически усмехнулся:

— Подземные ходы! Лабиринты! Начитался бульварных романов!

— Не торопись, — вступился за коммерсанта Ворона. — В любом случае проверить не помешает.

Гараж, выстроенный из белого кирпича, вплотную примыкал к дому и поражал своими габаритами. В нем вполне мог уместиться не только легковой, но и грузовой автомобиль наподобие злополучного «хлебного фургона». К дверям вела выложенная бетонными плитами дорожка. Замок тут оказался более покладистым, нежели в доме, и спустя двадцать минут железные двери со скрипом отворились. Зайдя первым внутрь, я нащупал на стене выключатель. Тусклый свет залил обширное пустое помещение с цементным полом. В дальнем конце виднелся люк с массивной металлической крышкой. Поверхность ее покрывал странный узор с пятиконечной звездой посередине.

— Любит гуру дьявольскую символику, — проворчал Голиков.

— Ты о чем? — удивился я.

— Пятиконечная звезда! Она, так же, как и свастика, один из древнейших символов чертопоклонников…

— Хорош базарить! — вмешался Ворона. — Давайте поднимем эту хреновину!

Я внимательно оглядел крышку люка. Она казалась вросшей в пол. Ни малейшего паза, за который можно зацепиться.

— Погоди, — отстранил меня Юрка и изо всех сил надавил ладонью на звезду. Заскрежетал скрытый механизм. Крышка отодвинулась.

— Так я и думал! — удовлетворенно сказал Голиков, включая карманный фонарик. Вниз вела узкая винтовая лестница, теряющаяся в темноте. Из зияющего отверстия доносился странный неприятный запах. Оставив Ворону наверху, мы спустились по лестнице. Внизу было темно, хоть глаз выколи, а запах сделался просто невыносимым. После недолгих поисков Юрка обнаружил выключатель. Под потолком вспыхнули яркие лампы дневного света. Мы увидели, что находимся в просторном зале, очень напоминающем лабораторию или морг: белый кафельный пол, застекленные шкафы вдоль стен, в центре — оцинкованный стол, а в углу причудливое кресло, похожее на электрический стул. Довершало сходство некое подобие шлема, увитое проводами и подсоединенное к черной коробке, закрепленной на стене. Сбоку от нее торчала рукоять рубильника.

— Приспособление для лоботомии, — хрипло сказал Голиков. — При помощи его загубили Лену!

— Боже! Какая отвратительная вонь! — простонал Куракин. — Откуда она?!

— Вероятно, из тех банок, — ответил я, указывая на ближайший шкаф. На полках за стеклом виднелось несколько сосудов, заполненных бесцветной жидкостью.

— Химик хренов! — выругался Юрка. — Эта дрянь для…

Тут он осекся. Наверху послышался сдавленный стон, и мертвое тело Вороны, задевая за ступеньки, свалилось вниз. Затем с лязгом захлопнулась крышка люка. Мы очутились в ловушке. Владимир Николаевич, держась за грудь, мягко осел. Лицо его посинело, глаза закатились под лоб, челюсть отвисла.

— Хватит паясничать! — раздраженно крикнул Голиков.

Куракин не отреагировал.

— Навязался на нашу шею, — продолжал бушевать Юрка. — Слизняк паршивый! Чмо болотное!

— Заткнись! — рявкнул я и, наклонившись над коммерсантом, взял его за руку. Пульс не прощупывался. Владимир Николаевич был мертв.

— Чего там? — нетерпеливо спросил Голиков.

— Разрыв сердца! Слишком много на бедолагу свалилось потрясений! А ты орешь, как мудак!

Юрка сконфуженно промолчал. Оставив Куракина, я подошел к Вороне и перевернул тело на спину. Под левым соском торчал загнанный по самую рукоятку финский нож. В глазах застыло удивленное выражение. Парень не успел понять, что с ним произошло. Очевидно, нож метнули издали. Вряд ли кто сумел бы неслышно подкрасться к Вороне, обладавшему при жизни прекрасным слухом и молниеносной реакцией.