Мария I. Королева печали
Шрифт:
Мать не смогла скрыть своего ужаса от внешнего вида дочери.
– Мы сделали все, что смогли, – заверила королеву леди Солсбери; хроническое недосыпание наложило отпечаток смертельной усталости на ее осунувшееся лицо.
– Я в этом не сомневаюсь. Но теперь я здесь.
Оставшись с Марией, мать поила ее с ложечки питательным бульоном и кормила рыбой, собственноручно сваренной ею в миндальном молоке. Она читала дочери сказки, рассказы и романы, которые так любили все девушки, но категорически не одобрял мэтр Вивес; мать оберегала сон дочери, умывала и причесывала ее. Постепенно Мария начала поправляться, и вот наконец наступил тот радостный день, когда ей удалось встать с постели и сделать несколько неверных шагов.
Утомленная этим усилием, она сразу легла
– На ее долю выпало слишком много переживаний, – говорила королева. – Она наверняка ужасно нервничает из-за проблем, возникших у нас с королем. Это видно невооруженным глазом.
– Согласна, мадам. Она одинаково любит его милость и вас, но ее симпатии явно на вашей стороне. Она постоянно твердит, что хочет утешить вас в ваших горестях. Я знаю, Марию тревожит туманное будущее и то, что происходит в Церкви Англии. Принцесса стала очень набожной. Полагаю, молитвы идут ей на пользу.
– Она всегда была благочестивым ребенком. Я рада, что в тяжелые времена она находит утешение в религии.
– И я тоже, мадам. Мне кажется, вера дает ей ощущение надежности, которая у нее была в детстве до того, как случилось Великое дело. Она постоянно вспоминает те дни. И постоянно тревожится за вас.
Голос матери дрожал от едва сдерживаемых эмоций.
– Моя дорогая подруга, когда речь снова зайдет о Великом деле короля, постарайтесь заверить Марию, что я нахожусь в отличном расположении духа и меня поддерживают добрые друзья. Пусть продолжает спокойно жить и верить, как верю я, что Господь все управит. Ну и конечно, позаботьтесь, чтобы она хорошо питалась, почаще была на свежем воздухе и не сидела сложа руки. Так ей будет некогда размышлять о своих несчастьях. Ну а я останусь здесь настолько, насколько смогу.
К началу апреля Марии стало гораздо лучше: она уже могла сидеть в кресле и принимать легкую пищу. Врач был очень доволен.
– Совсем скоро принцесса окончательно поправится, – сообщил он королеве.
– Слава Богу и всем Его святым! Я так волновалась! – воскликнула она и, повернувшись к Марии, добавила: – Мое дорогое дитя, я с удовольствием осталась бы с вами, но сейчас, когда вы пошли на поправку, я должна вернуться ко двору. Я не смею отсутствовать дольше чем следует. Да и вообще, кто знает, что там происходит в мое отсутствие! Я уезжаю завтра, хотя и с тяжелым сердцем, но передаю вас в любящие руки леди Солсбери. Поверьте, так будет лучше для всех.
– Ах, как мне хочется, чтобы вы остались! – прильнув к матери, всхлипнула Мария.
– Мне тоже, дочь моя. Но я спрошу у вашего отца, можно ли вам прибыть ко двору. Бог даст, мы скоро снова увидимся.
Когда мать уехала, Мария сразу пала духом, хотя и лелеяла надежду, что скоро вернется ко двору. К величайшему удовольствию своего врача, она уже почти поправилась, но у нее вдруг начались нерегулярные болезненные месячные и изнурительные головные боли.
– Причина в вашем возрасте, дитя мое. – Леди Солсбери прекрасно понимала, что словами горю не поможешь, особенно когда кого-то мучают спазмы внизу живота и мигрени. – У вас реакция на трения между родителями. Ваша преданность родителям жестоко разрывается пополам. Нельзя ставить ребенка в столь ужасное положение. – За все это время она еще никогда не позволяла себе быть такой откровенной.
Леди Солсбери попала в самую точку. Марию постоянно разрывали пополам: она любила своего отца, но прямо сейчас была на стороне матери. Мария отчаянно скучала по ним обоим: она тосковала по матери, которую обожала, и по тому отцу, каким он когда-то был. Одинокая и несчастная, Мария искала утешение в молитвах перед алтарем. Она просила Всевышнего положить конец ереси, а также ускорить решение папы римского.
Когда мать сообщила в письме, что Мария не получит приглашения ко двору, это стало ужасным ударом. Она, конечно, догадывалась о причине произошедшего и проклинала Анну Болейн за пагубное влияние на короля. Теперь Мария
молилась еще и о том, чтобы отец смягчился и перестал препятствовать их воссоединению с любимой матушкой. И на сей раз Господь, похоже, внял молитвам принцессы, так как в июле пришло приглашение ко двору в Виндзор, после чего все недуги Марии – мучительные мигрени и болезненные месячные – сняло как рукой. Она с радостью бросилась помогать служанкам укладывать вещи, а когда отправилась в путешествие, Англия показалась ей прекрасной, как никогда: все вокруг было в полном цвету, солнце заливало золотым светом зеленые поля и пестрые деревья, а легкий ветерок шевелил листву.Приветствие отца было достаточно ласковым, а его беспокойство по поводу самочувствия дочери – вполне искренним, однако король явно находился в состоянии холодной ярости. Что, вероятно, объяснялось затянувшимся молчанием Рима. Со времени начала процесса миновало почти два года. И о чем только думал папа? Затягиванием с ответом он определенно оказывал Церкви медвежью услугу. А теперь, по словам леди Солсбери, король прощупывал мнение университетов по поводу своего Великого дела. Впрочем, Мария плохо понимала смысл данной затеи.
Мария попробовала выяснить это у матери, когда они сидели в саду возле Круглой башни. Королева лишь скорбно покачала головой:
– Полагаю, он хочет подкрепить свое дело мнением ученых людей. Но на каждого ученого, который его поддержит, придется парочка несогласных. – Не в правилах королевы было критиковать супруга, однако в последнее время у нее появилась несвойственная ей нервозность; обеспокоенно посмотрев на дочь, она внезапно сказала: – Мария, вы, вероятно, удивлены, почему вас только сейчас вызвали ко двору. В настоящее время у меня с вашим отцом не самые хорошие отношения. Несколько недель назад он подослал ко мне в Гринвич депутацию Тайного совета. Они пытались заставить меня отозвать свою жалобу папе римскому. Я отказалась. И также отказалась признать верховенство короля над Церковью. Я заявила, что папа – единственный наместник Бога на земле и единственный человек, имеющий право быть судьей в духовных вопросах. Тем не менее я сказала им, что люблю короля так, как женщина способна любить мужчину, и никогда не согласилась бы оставаться его женой вопреки голосу совести. Я в очередной раз повторила, что являюсь законной женой короля, после чего посоветовала им отправиться в Рим и спорить с Отцами Церкви, а не с беззащитной женщиной.
Мария внутренне аплодировала матери:
– Это было очень смело с вашей стороны!
– Когда епископы попытались со мной дискутировать, я твердо сказала, что подчинюсь лишь решению Рима, – кивнула мать. – По мнению мессира Шапюи, мне с блеском удалось посрамить депутацию. Можно представить себе реакцию вашего отца, о чем даже страшно подумать. Впрочем, с тех пор я не видела его. Он постоянно где-то охотится с леди Анной.
Мария об этом слышала. Ее сердце пылало ненавистью к той женщине, а скорее Ведьме, которая наверняка околдовала короля.
Отец на несколько дней увез Ведьму в Хэмптон-корт, и все сразу вздохнули с облегчением. Мария с матерью совершали продолжительные прогулки по большому парку, королева пыталась развлечь дочь музыкой и танцами в своих покоях. Одна из фрейлин, симпатичная бледная молодая женщина по имени Джейн Сеймур, решила совершенствовать свои навыки игры на лютне, и Мария с большой охотой помогла ей освоить новый и сложный музыкальный отрывок.
– У вас отлично получилось, госпожа Джейн, – сказала Мария. – Давайте станцуем павану.
– Почту за честь, ваше высочество, – ответила Джейн, и королева дала знак музыкантам начинать.
Павана – достаточно сложный придворный танец с шагом на два такта, и Джейн, которая постоянно ускоряла шаг, было трудно сохранять медленную, величавую поступь.
– Нет! – кричала ей Мария, откидывая назад свои длинные рыжие волосы. – Вы должны держать ритм.
Джейн попробовала еще раз, и опять неудачно. В результате танец закончился тем, что все покатились от смеха. Было отрадно видеть улыбку на губах королевы.