Марк Агриппа

— Они только орут хорошо. Там воинов, сотен пять-шесть, да то и дерьмовые. Остальные только орать и умеют.

Всё равно не по себе. Легионеров всего тысяча двести, а этих? Тысяч десять? Да, как минимум. И орут твари, аж уши закладывает. Скорее бы, ну давайте, бросайтесь, чего орёте.

— Как сына назвал?

Понтиец получил персональное разрешение на брак ещё до похода в Понтийское царство. Таких случаев в римской армии всего несколько было. Женатых центурионов было куда меньше, чем знаменитых полководцев. Сына он ждал долго, две дочери, старшая уже невеста.

— Понтиус.

Обычное дело, когномен отца становится именем старшего сына, мог бы и не спрашивать, но надо же как-то отвлечься. Бабы что-ли визжат? До чего мерзко. Пилат глумливо хмыкнул.

— Мне германки нравятся. Хорошо, что они из бурга вылезли, жечь не придётся, детей живых много захватим. Мне твой отец намекнул, за них отдельная премия будет, сверх уговора.

Да, ходили такие слухи, но Луций был к ним равнодушен. Деньги ничто, слава всё. О, кажись полезли. Децим Пилат рявкнул своё знаменитое.

— Бычата! Фас!

И дунул в свисток. У Антония аж ухо заложило. Металлический монстр шагнул вперёд, встречая толпу дикарей на противоходе. Удар! Шаткое равновесие, но после шестой смены шеренг у римлян, варвары дрогнули. Свисток. Шаг. Дикари побежали. Двенадцать минут боя.

— Добей.

Пилат указал Луцию на раненого дикаря. Добил. Порядок такой. Проблевался. Никто не смеётся, все через это прошли. Луций тихонько спросил.

— Почему, я же в бою тоже убивал?

Пилат пожал плечами.

— В бою по другому. У меня боевых за пять сотен, а того раненого до сих пор помню. Надо бы пару центурий к реке послать, лодки там. Крысобой справится.

Тактично напомнил кто здесь командир, Луций благодарно кивнул.

— Крысобой!

Децим Пилат стоял в Претории Четвёртого Македонского, растерянно держа в руках шлем с чёрным гребнем. Он легионный префект-латиклавий! Агриппа наградил старого соратника полной мерой, теперь Пилат по имущественному цензу стал принадлежать к всадническому сословию, тут же и вручил ему новый шлем.

— Кого примипилом планируешь?

— Крысобоя. Он с Луцием остался, пока сам пригляжу.

Тиберий младший со стороны любовался на знаменитого ветерана. В римской армии разрешали женится только тем, у кого все остальные награды уже есть, и то не всем, а в виде исключения. Этот хм, пожалуй что polkovnik, четырежды Герой Союза, если не круче. Тиберию эта армия нравилась всё больше и больше, посмотрев на всё изнутри, он пришёл к выводу, что лучшей армии в истории человечества не было. Вооружи эти легионы современным своему времени оружием, и они легко рвут любого врага, как дикарь газету. Такой организм непременно нужно сохранить живым и здоровым, и не сломать реформами и новиками самое главное — Дух. Агриппа уповал на то, что Гений Легиона такого не допустит, но Тиберий на это дело смотрел скептически, у каждого Гения своё время, однажды они уже допустили. Пулемётом тут можно только напортить. До какой степени нужно допускать прогресс в широкие массы? На этот вопрос Тиберий ответа не знал. Ему многое нравилось в Риме, всё очень толково и люди достойные. Осторожно надо, без резких движений. К счастью, с Гаем Меценатом удалось наладить ментальный контакт, всё таки с Агриппой трудно, исполинского калибра фигура, одним присутствием давит, а Меценат конченый циник, готов абсолютно ко всему. Надо метр ввести, так чтоб правильно и сразу? Не вопрос, в Храме Марса меч померяем и Агенобарб скажет, что такой надо, давай свою мерку, заранее меч поправим. С сословиями также не всё просто оказалось, своё тут до сих пор добывалось мечом, а не воровством и спекуляциями, поэтому местная элита на клятых помещиков и буржуев была очень не похожа. Все начинали префектами в первых шеренгах, вон Луций Антоний, три личных в первом же бою. Пятнадцать лет сыночку, а папа его в бой. Не родной? Так родной в четырнадцать пойдёт родину защищать, на то он и родной. Они же и в космос первыми полетят, когда до этого дойдёт. Если принять за аксиому, что коммунизм — это мир без подонков, то они сейчас к нему даже ближе. Никаких революций, наш метод точечная коррекция.

— О чём задумался?

Понтиец уже ушёл. Задремал что-ли? Ритм у них тут конечно не для маленького ребёнка. Тиберий протёр глаза.

— Хорошо, что мы с первого дня секретностью озаботились. Боюсь я расползания этой заразы. У вас всё оказалось совсем не так, как я себе представлял. А может я и сам уже изменился, не знаю. Но секретность всегда только на пользу.

Тиберий виновато улыбнулся. Агриппа очень страдал из-за отношений с Антонией, та как с цепи сорвалась и ничем её подкупить не удавалось, втемяшила себе что-то в башку и Друза травит, хоть бы забеременела что-ли. Но правду, ПРАВДУ ей рассказывать нельзя ни в коем случае, это Агриппа и сам теперь признавал. Будет ещё хуже. Настоящий выбор всегда проходит между плохо и очень плохо. Хорошо хоть Друз на дикарях пока может отыграться, но он ведь их всех скоро перебьёт. Даже победы уже в полной мере не радуют, и в них плохое ищешь. Чёртовы бабы. Агриппа вздохнул.

— Ну что там интересного прислали, по этой Волге-Ра? Ты же из-за этого не выспался?

— Не только по Волге, Амударья, Оксос по гречески, тоже порадовала. Можем здесь в катер сесть и до самой Средней Азии. Осетры, всю дорогу, сами в лодку запрыгивают. Карты нам править и править, ну да мы и так знали, что они приблизительные. Но в степь без конницы лучше не соваться, а у нас её считай и нет, едва на патрули, да разъезды хватает. Иначе будем сидеть в глухой обороне, и пушки не помогут.

Да, Вар говорит, с пушкой не побегаешь. В обороне конечно штука отличная, на корабль тоже годится, хотя и ограниченно, на волне уже не постреляешь, а вот по земле их таскать… Будут и такие пушки, но Агриппа до них дожить не расчитывал, пусть молодые голову ломают.

— Мы кавалерию обычно союзническую используем. Армяне в конном строю хороши, можем их нанять. Они дешевле легионеров.

Мда, содержание легионов вставало в копеечку. Денарий в день вынь да положь даже каждому тирону, ветерану два, иммуну три, а примипилу уже двенадцать. Военные премии отдельно, как надбавки за риск. Очень разумно, но это тонны серебра, не жалко, но его возить и охранять такие силы отвлекаются, что скоро воевать некому станет, все будут только грузить-возить и защищать сами деньги. Надо срочно вводить бумажные, их тоже придумали не дураки, и не от хорошей жизни.

— Много их?

— Тысяч десять-двенадцать соберут.

Два легиона. Не густо, те края Тиберий знал отлично, степь, да степь кругом, но хоть какой-то дальний периметр образуется. Относительно дальний. Всё относительно, могло быть и хуже.

— Хоть что-то.

Эта война складывалась для римлян просто великолепно, Друз дирижировал своими войсками виртуозно, германцы оказались разрезаны на мелкие кусочки молниеносными, по нынешним неторопливым временам, маневрами. Всё-таки весла не моторы, и это надо учитывать. Начали в конце мая, а в середине июля уже обложили последний бург, на штурм никто не лезет, людей терять не велено, если к сентябрю не сдадутся — жечь. Корпус Агриппы ударил из Паннонии в водораздел между Альбисом и Одером, захватывая волоки между притоками, а Друз по воде, блокируя бурги и броды. Война ещё толком не началась, несколько стычек не в счёт, а считай уже закончилась. Агриппа опять вспомнил о наболевшем, закончится война, сразу начнутся другие проблемы.

— Тиберий, в ваши времена существовали просто немыслимые для моего разума возможности, неужели вы так и не научились управлять женщинами?

Да, больной вопрос, не только не научились, разучились напрочь. Нельзя его расстраивать, всё так близко к сердцу принимает.

— Манипулировать можно любыми людьми, в том числе и женщинами. Но я не уверен, что ты захочешь это делать. Ты для этого слишком благороден.

Тиберий говорил от сердца, и Агриппа это чуствовал. Чтобы стать всемогущим придётся жертвовать… Чем? Да самым дорогим.

— Придётся тебе открыться Октавии. Она сможет, и тайну сохранить, и на дочь повлиять. Другого выхода я не вижу.

Марк Агриппа посмотрел на Тиберия, после некоторой паузы тот кивнул, соглашаясь. Выхода и правда нет.

— Пусть с ней Меценат предварительно поговорит, подготовит её заранее. Ему она поверит?

— Ему поверит. Они хоть и цапаются на показ как кошка с собакой, но друг друга искренне уважают. Я попрошу Гая, сегодня же напишу.

Гай Цильний Меценат покинул Паннонию ещё до начала войны, он правильно понял тонкий намёк Тиберия с кавалерийским маршем, и решил, что пора и честь знать. Тем более, что и в Риме скучать не придётся. Меценат потихоньку набирал форму, он уже мог совершать не только пешие прогулки, но и конные, хотя пока и не продолжительные, попойки и оргии вспоминал с омерзением, и собирался жить долго и интересно. Счастливо он уже пожил, ничего хорошего. Приёмные дети очень радовали, учителя оценивали их способности весьма высоко, такое далеко не у всех законнорожденных римских детей бывает, даже в самых лучших семьях, а у него целая центурия. На него поглядывали искоса, шушукались за спиной, но это было Гаю Меценату безразлично. Он и раньше это общество в большей части презирал, а теперь и подавно. Многие мудрости он познал. Собаки лают — ветер носит. Хм. Подходяще? Вроде да.